Марсельская сказка

У меня не нашлось слов, чтобы ответить ей. Как она смеет винить отца в чём-либо, о какой ответственности говорит? Папа был замечательным человеком. Он управлял целой фабрикой, и даже во время безжалостного кризиса находил средства, чтобы платить зарплату рабочим. Он всегда ставил чужие нужды превыше своих, и сердце его слишком много болело за других. В конце концов, это его и сгубило – в конце января прошлого года отец скончался от сердечного приступа. А Розалинда… ей управляет гнев за то, что он её оставил. Она не верит, во что говорит.

Так почему же должна верить я?

***

Дверь за мной захлопнулась с неистовой силой. Влетев в свою спальню, я подбежала к кровати и рывком опрокинула стоящий возле неё чемодан. Всё содержимое тотчас оказалось на полу. Рухнув на колени, я принялась разбирать завалы своих вещей, когда заметила капли, падающие на жёлтые страницы – то были мои слёзы. Как глупо, Эйла! Утерев их тыльной стороной ладони, я схватила маленькую записную книжку, открыла её и совершенно бессердечно вырвала оттуда несколько последних страниц. Под порыв моего гнева попали самые живые, самые красивые сцены: главный герой догоняет уезжающую героиню на мосту, признаваясь в своих чувствах, ссора и поцелуй влюблённых под проливным дождём, ночные откровения во время шторма… Я сжала губы, замечая среди вороха вырванных страниц ту, где каждая строчка была безобразно зачёркнута. Кажется, это было бесполезное описание рыжеволосого бармена, который не сыграл бы в моей истории совершенно никакой роли.

Внезапно дверь за моей спиной скрипнула.

– Эйла, что ты делаешь? – шикнула Лотти, разглядывая учинённый мною беспорядок.

Я горько всхлипнула, отвернувшись. Послышался стук – это Шарлотт закрыла за собой дверь. А затем тихие, осторожные шаги. Лотти приземлилась рядом со мной, положив ладонь на моё содрогающееся от тихих рыданий плечо, и, недолго думая, я уткнулась носом ей в грудь в надежде хотя бы на мгновение ощутить себя в безопасности, ощутить себя дома.

– Что же она тебе наговорила? – сестра погладила меня по волнистым волосам, прижав моё тело к себе. – Так я и знала: нельзя вас оставлять наедине!

– Лотти, – прохрипела я, отстраняясь и заглядывая в её тёплые карие глаза. – У неё совершенно нет совести.

– У кого? – изумилась она. – У матери?

– Ну, конечно! – высвободившись из объятий Шарлотт, я поднялась на ноги и вырвала ещё несколько страниц из своей записной книжки. Сестра тоже встала, поднимая с пола исписанные листы. – Год! Я просила их не трогать меня с этим треклятым браком всего год! Разве я просила о невозможном?! Разве нам есть, куда спешить? Я возвращалась домой, зная, что напишу прекрасный роман, и у меня будут сотни возможностей для этого, но что теперь?..

От отчаяния мне хотелось лезть на стены. Больше всего на свете я любила писать. Тяга к сочинительству росла во мне с самого раннего детства, и я знала, всегда знала, что однажды напишу прекрасную книгу – о любви, о горе, о счастье… да о чём угодно! В Кембридже у нас был маленький писательский клуб, где мы делились своими зарисовками, критиковали и восхваляли других. Там же во мне и взрастили эту уверенность – по приезде в Роузфилд я должна написать книгу. Мой преподаватель по зарубежной литературе, мистер Мэнфилд, вызвался первым её прочесть и взял с меня обещание – через год я вернусь в Кембридж с увесистой стопкой собственной рукописи. Но теперь… теперь, кажется, я вернусь туда лишь с увесистым камнем на безымянном пальце и крикливым младенцем на руках.

Как же это всё ужасно!

– Я не понимаю… почему ты решила, что таких возможностей у тебя не будет? – Шарлотт подняла взгляд со строчек на измятых страницах. – Или это из-за бала? Перестань, Эйла, мама не станет заниматься глупостями, которые ты себе там надумала. И хватит вырывать страницы! Ты пишешь очень интересно! Что это?

Подойдя к сестре и грубо вырвав листы из её рук, я смяла те в маленькие комки и бросила к шкафу.

– Не будь столь наивной, Шарлотт! – выпалила я. – Как, по-твоему, ты познакомилась с Луи?!

– У нас с Луи искренние чувства! – принялась защищаться сестра. – Как ты смеешь такое говорить?

– Никто не сомневается в ваших чувствах! Но разве не странно то, что за месяц до вашего знакомства Розалинда стала частой гостьей в имении твоего обожаемого будущего мужа?

Мой голос звонким эхом отбился от стен. Шарлотт замерла, уставившись на меня, как на предательницу, но я знала, что её обида не продлится долго. Все понимали, что их встреча с Луи не была подарком судьбы. Скорее… одолжением нашей матери.

– Даже если и так, – черты её лица смягчились, и она подошла ко мне, уже мечтательно улыбаясь. Ах, мне бы взять от Лотти хотя бы жалкую толику её мягкого и покладистого характера! – Мы полюбили друг друга. Разве это не прекрасно?

– Это везение, дорогая моя, но никак не закономерность. Вероятнее всего, на этом чёртовом балу меня заприметит какой-нибудь старый толстосум, и Розалинда продаст меня ему, как молодую кобылку, – с обидой выплюнула я. – В таком случае та любовь, о которой я мечтаю написать, никогда со мной не случится.

– И о какой же любви ты мечтаешь написать?

Я усмехнулась, устремив взгляд к небольшой картине, что висела возле окна, сколько я себя помню. Это был старый рыбацкий домик на берегу взбунтовавшегося моря. Лодка, прислоненная к замшелой стене, покосившаяся крыша, разбросанная у двери галька… мне нравилось смотреть на эту картину, она каким-то чудом приводила мои мысли в порядок. О какой любви я мечтаю написать, что хочу испытать? Какой банальный вопрос! Такой же банальный, как и ответ на него!

– О яркой, как вспышка, яркой и запоминающейся, – тихо сказала я, переведя взгляд на Шарлотт.

– Но ты же знаешь: вспышка длится всего мгновения.

– А воспоминания о ней могут остаться навечно. Видишь ли, Лотти, стабильной и тихой любви до гроба я предпочту яркий роман, пусть даже он разобьёт мне сердце. Любовь должна быть полна приключений. Испытаний. Двое постоянно должны проверять свои чувства на прочность. Понимаешь, о чём я говорю?

– Тогда, боюсь, Розалинда и впрямь зря задумала бал. Кажется, она совсем тебя не знает.

В глазах моих тотчас вспыхнул неистовый блеск – результат пламени, разверзшегося в душе. Я улыбнулась Лотти, опустив взгляд на записную книжку в своих руках, а затем вновь посмотрела на картину за её спиной. Шарлотт права. Розалинда совсем меня не знает.

А потому она и представить не может, на что я способна.

Глава 3. Танец для незнакомца

Вечером в субботу наше поместье стало напоминать цирковую арену с соответствующей ей разношёрстной программой. Она включала и жонглирование судьбами, и выступление подопечных талантливого и безжалостного дрессировщика, и лживые, но превосходные в своей невозможности иллюзии. Еда, напитки и музыка были приятным дополнением к этому весьма неприятному зрелищу, у которого не было зрителей – каждый, кто пересекал порог нашего дома, так или иначе нарекал себя клоуном, хотел он этого или нет. Мне было до тошноты омерзительно участвовать в подобном мракобесии, особенно, когда мне было известно, как известно каждому, что именно я являлась гвоздём программы. Эдакий затравленный медведь в цепях, которого выведут в конце шоу, когда гости совсем заскучают. Я уже видела их заинтересованные, сальные, сочувствующие взгляды на себе, представляла, как они тычут в меня пальцами и ждут, когда я раскрою перевязанную пасть, чтобы на них нарычать, но не смогу вымолвить и слова. Став поводом для насмешек и жалости, я непременно привлеку внимание тех, на кого больше всего рассчитывала Розалинда – на покупателей. О, они отвалят немаленькую сумму за дикого зверя в обличии хорошенькой молодой особы с дипломом и скверным характером, чтобы затем снова запереть её в клетке и лишить голоса. Безвольное существо, измученное и разбитое, но несомненно дорогое и необходимое каждому неуважающему себя пижону.

Ах, как я ненавидела эти чёртовы цирки.

Тем не менее, у меня не оставалось никакого другого выбора, кроме как принять правила бессовестной игры своей отчаявшейся матери. Хотя, признаюсь, ещё позавчера, проснувшись утром и осознав, что вся эта нелепица с балом мне не приснилась, я первым делом отыскала Гилана и потребовала как можно скорее вывезти меня из Дирлтона. Попытки успехом не увенчались – он оказался предан матери, как гвардеец монархии. Это было ожидаемо. Как и её выпад с маскарадом. Сценарий был написан давно, и я должна была честно играть свою роль: быть кокетливой и милой, вести светские беседы и производить на неженатых мужчин впечатление идеальной будущей супруги. Что ж, это именно то, чем я собиралась заниматься на протяжении всего сегодняшнего вечера. Однако разве в цирке не случалось ничего из ряда вон выходящего? Например, медведь мог сорвать с себя цепи и, может быть, не разорвать в клочья всех, кто попадёт под его свирепый взгляд, но точно цапнуть на память и оставить пару шрамов после встречи с собой.

Я критично оглядела свое отражение в зеркале и улыбнулась: этот вечер вне всяких сомнений пройдёт так, как захочу этого я.

– Мне совсем не нравится то, что ты затеваешь.

Голос Шарлотт, стоящей за моей спиной, заставил меня обернуться. Она испуганно и смущённо уставилась на мой наряд. Неловкую тишину нарушала лишь льющаяся из граммофона внизу музыка. Гости ещё не начали прибывать, но мы обе знали, что Розалинда уже выхаживает по холлу, растягивая губы в улыбке, пытаясь изобразить вежливость и гостеприимность и без конца репетируя приветствия. Казалось, даже сквозь опьяняющее звучание саксофона Коулмена Хокинса пробивался нервный стук её каблуков. Однако думать о своей матери сейчас мне вовсе не хотелось – я вернула все внимание к старшей сестре. Сегодня Лотти выглядела просто превосходно в своём алом платье из парчи, с низким французским пучком и роскошной венецианской маской, закрывающей половину её лица. Она была олицетворением истинной красоты и непорочности, незамужней, но с занятым сердцем, в то время как я могла отпугнуть любого, кто осмелился бы заговорить со мной. Во всяком случае, мне оставалось на это надеяться – едва ли средь приглашённых матерью неженок найдётся смельчак, готовый отыскать на меня управу. Их смелость начнётся и закончится на единственном танце, который я им позволю.

Улыбнувшись своим мыслям, я метнула взгляд в сторону двери и настенных часов над ней. Уже почти восемь, нам пора спускаться и встречать гостей – где же мисс Синклер? Я неодобрительно покачала головой и вновь посмотрела на Шарлотт.

– Ты знаешь, что я затеваю?

– Я догадываюсь! – сестра всплеснула руками. – Только посмотри на свой наряд! Признайся, что ты сделала с платьем, которое тебе подарила мама?

– О, ради Бога, забудь о её платье. Мой наряд мне нравится куда больше. К тому же, образ ещё не завершён… осталась последняя деталь.

Шарлотт широко распахнула глаза, что выглядело весьма комично в содружестве с её маской.

– Последняя деталь? Какая… какая тут ещё может быть деталь? Послушай, Эйла, мне кажется, ты перебарщиваешь.

И пусть в голосе сестры не прозвучало и намёка на упрёк, я всё же оскорбилась.

– Просто маленькое дополнение, или ты видишь на мне маску? – мы одновременно отвели друг от друга взгляды. – Более того, этот наряд едва ли поможет мне добиться должного успеха – так, маленькая шалость, чтобы позлить Розалинду.

– Значит, я всё же права, и ты решила отвадить от себя женихов, пустив в ход тяжёлую артиллерию в виде своего непростого характера?

– Ну, разумеется! – я едва сдержалась, чтобы не щёлкнуть сестру по носу. Иногда мне приходилось напоминать себе, кто из нас старше. – Разве мой дражайший будущий супруг не имеет право знать, с кем ему жить до конца своих дней?

Лотти потупила взгляд.

– Я не понимаю… так ты всё-таки согласна принять чьи-нибудь ухаживания на этом маскараде?

Спрятав лицо в ладонях, я мысленно застонала. Боже! С ней порой так непросто!

– Нет, Лотти, я не собираюсь принимать ничьи ухаживания! Я лучше без оглядки сбегу с этого маскарада, чем выдержу общество какого-нибудь препротивного моржа. Никто не смеет покушаться на мою свободу.