– Ничего. Я ничего не увидел. Конечно, я и прежде не видел снов, но это было другое. Это была пустота. Я тогда чуть с ума не сошел. Несколько лет был на грани. Только наша мама и сумела вернуть меня к жизни. – Он тяжело перевел дыхание и продолжил: – Когда ты рассказал мне о своих снах, я испугался. Долго думал, что тебе сказать. «Сынок, продолжай смотреть эти сны, иначе однажды тебе станет еще хуже, чем сейчас»? Невозможно. Я просто дал тебе те же таблетки, которые принимал сам, и понадеялся, что все обойдется. А когда начались эти странности с тобой, я подумал, что это как-то связано со снами. Связано ведь?
– Нет, – сказал я. – Конечно нет.
Под взглядом в упор я виновато опустил глаза.
– Врешь ведь. Не можешь сказать?
Я пожал плечами.
– А теперь вот Кира. Здесь ключевое слово – спит, как те девочки в наших снах. И что мне теперь делать?
Я чуть не разревелся, как младенец. Даже подумал, может, рассказать отцу все, что я знаю. А потом осознал: это не принесет ему никакого облегчения. Он только поймет, что меня он уже почти потерял, а происходящее с Кирой вообще не поддается никакому объяснению.
– Слушай, сынок, мы скоро переедем отсюда, – снова заговорил отец. – Думаю, после всего, что случилось, нет смысла здесь оставаться. Я уже снял квартиру в Питере. Обещай мне, что вернешься домой, как только будет возможность.
– А как насчет полиции?
– Утрясется. Я уже говорил с адвокатами. Так ты вернешься?
– Не знаю, – сказал я. – Возможно.
– Но тебе хоть нормально живется в этом приюте? Тебя не обижают?
Я усмехнулся. Знал бы папа, насколько трудно меня теперь обидеть. Кажется, он понял мою усмешку, потому что больше ничего не стал выспрашивать. Мы еще немного поговорили о домашних делах, потом отец вытащил из машины огромную сумку с моей одеждой и всякой вкуснятиной от мамы. Мы попрощались.
Это было самое грустное прощание в моей жизни.
«Немедленно пойдем к Эрику Ильичу и все обсудим! – скомандовала Иола, едва отец уехал. – Может, ничего страшного, может, так бывает».
Но я не мог даже двинуться с места – такое отчаяние навалилось. Я понял, что должен увидеть Тасю, если хочу хоть немного оклематься. И набрал ее номер – под громкое фырканье Иолы.
Тася была на занятии вокалом, но сказала, что подойдет. Музыкальная школа находилась совсем рядом, и скоро я увидел, как девочка бежит ко мне через улицу. Пальто распахнуто, шарф торчит из рукава и волочится по земле. Я бросился ей навстречу, вытащил шарф и обмотал вокруг ее головы – на улице была холодина.
– Как хорошо, что ты позвонил! – задыхаясь, выпалила Тася. – Уже знаешь, что Кира нашлась?
– Знаю.
Тася запрокинула голову и всмотрелась в мое лицо:
– Вид у тебя не слишком радостный. Не бойся, с ней все будет хорошо.
– Надеюсь. Мы скоро переезжаем, – сказал я и отвел глаза.
Но Тася даже обрадовалась:
– Вот это здорово! Тебе нельзя больше появляться в нашем дворе. В ту ночь сторож из магазина видел, как ты прыгнул из окна. Теперь все считают, что ты самый настоящий монстр. Еще начнут по тебе стрелять серебряными пулями.
– А что ты считаешь? – спросил я.
Тася легко рассмеялась.
– Ну, я же видела, как это начиналось! Нельзя стать монстром и даже не заметить.
Только тут я осознал, что мы бредем куда-то по снежной улице. Вдруг ужасно захотелось схватить Тасю на руки и отнести в лесной лагерь, показать, где я теперь живу, рассказать все без утайки. Может, я бы так и сделал, если бы не шипение Иолы, которая читала мои мысли, как открытую книгу. Я ограничился тем, что протянул Тасе руку – было очень скользко.
– Не оторвешь, как в прошлый раз? – лукаво спросила она.
– Не оторву! – заверил я. – С тех пор кое-чему научился.
Она с готовностью вручила мне ладошку, а потом спросила:
– Все-таки интересно, а вот эта твоя способность… ну, становиться жутко сильным – она все еще при тебе?
– Да, – сказал я. – Теперь я все время такой. Ты ведь, может, и сама догадалась: это случается, когда Иола рядом… то есть не слишком далеко.
Не знаю, может, мне показалось, но Тася после этих слов как-то утратила интерес к прогулке. Возможно, замерзла: мы гуляли на ледяном ветру. Она начала все чаще спотыкаться и дрожать. Мне ужасно не хотелось говорить, но пришлось:
– Наверное, возвращайся в школу, пока совсем не заморозилась.
Она тут же согласилась и отстранилась от меня.
– Хочешь, встретимся завтра на этом же месте, и я расскажу новости о твоей сестре? – спросила Тася. – Я хочу зайти к ней после школы. Конечно, мы не подружки, но при таких обстоятельствах… Придешь?
– Приду… – начал говорить я. И умолк. Вспомнились все предупреждения Димы и Иолы насчет того, что мне нужно поменьше встречаться с друзьями. – Вообще-то не знаю, – выдавил я из себя. – Вряд ли получится. У нас ведь в лагере каждый день занятия, и еще работа по хозяйству…
– Да? – ровным голосом спросила Тася. – Ну, конечно, тогда не надо.
Что-то в ее тоне мне ужасно не понравилось. Была в нем какая-то… отстраненность, что ли. Как будто я сказал ей, что через час уезжаю навсегда, а она тут же мысленно со мной простилась и решила не переживать больше по этому поводу.
Мы еще немного погуляли, но все уже было испорчено. Я лихорадочно соображал, как исправить положение. Я бы даже решился поцеловать ее – если бы такое в принципе было возможно. И просто проводил Тасю обратно к музыкальной школе. Через двадцать минут я уже спускался в родное подземелье.
Соболь работал у себя в кабинете, и я с ходу ворвался к нему. Вид у нашего директора был подавленный и усталый. Наверно, что-то у него не ладилось в последнее время, но мне сейчас было не до его проблем. И я заорал с порога:
– Эрик Ильич! А во взрослом возрасте могут проявиться такие странности, как у нас?!
Соболь оторвался от каких-то документов, глянул на меня пристально и уточнил:
– Странности?
– Ну, особенности, – поправился я. – Могут?
– Что случилось, Алеша? Боюсь, не очень понимаю, что ты имеешь в виду.
– Моя сестра нашлась, – сказал я. – Но, кажется, она превратилась в спящую.
Молчание. Я посмотрел на профессора – и его вид подсказал мне, что дело даже хуже, чем казалось.
– А это не может быть совпадением? – пробормотал он. – Сильное нервное потрясение может спровоцировать…