Хозяин Сакарин. Цикл «Обмен мирами». Книга вторая

Гуннар, хмурясь, почесал бороду:

– Но при чем тут наемник?

– Да неужели это не очевидно?! – взвилась Тияна. – Филипп и господин Андре остановили прошлого шамана и искали оружие древних, потому что ведут войну с домом Омбран. Если мы не поможем им, то всем конец! И нашему поселению, и всем остальным. Детям показали нашу гибель, чтобы заставить нас, наконец, помочь им, поверить в то, что это действительно важно!

В полдень Николас и Ивари, сидя на волчице по имени Хейя, в сопровождении шести отражений шаманки двинулись навстречу Тонгамар.

Дверь с кованой шестеренкой, от которой, словно от солнца, расходились во все стороны схематично нарисованные лучи, подалась в сторону. Из узкого проема черного хода в старую ксарскую станцию появилась Валерия верхом на огромном золотом муравье. А следом – Андре с выражением на лице «ничем хорошим это не закончится!».

– Вот это ничего себе!!! – аж подпрыгнул на месте Марко.

– Что это за ксарская дрянь?!! – отшатнулась Рина и вся шерсть на ее теле встала дыбом.

Спокойнее всех отреагировал Кит. Он вытянул вперед лапы, чтобы убедиться в сходстве металла робота с тем, из которого были сделаны шипы и пластины, вживленные ему под кожу, и снова сложил на груди.

– Стой, – скомандовала явно довольная происходящим чужачка, и пас замер как вкопанный. – Его зовут Феникс. Он побудет моими ногами, пока не найдется лекарство. Даже если хадау и подойдут к огненной горе, в саму башню их не затащить.

Чернобокий зверь выпустил из пасти невзрачный цветочек, посмотрел на Валерию и откровенно нахмурился.

– Это единственная причина, по которой я согласился на такую авантюру, – отозвался Андре. – Все остальное, что может сделать для нас эта груда железа, – устроить неприятности.

– Похоже, Диана закрыла нам доступ к большинству возможностей, которые давало кодовое слово, – начала объяснять огнеголовая. – Теперь мы не можем связаться с другими мастерами, но они способны отследить наше местоположение. Вилдьер даже говорил, что может управлять самим пасом, если пожелает.

– То есть ты намекаешь, что однажды мы можем проснуться из-за того, что Диана пытается отрезать нам голову, а это металлическое чудовище ей любезно помогает? – негодовала кайра.

– У Кита тоже иногда возникает подобное желание! Но мы же взяли его с собой! – возразила Валерия.

Кит в ответ на эту реплику только молча ухмыльнулся.

– Если Диана сунется к нам сама, не придется искать ее, – ответил маг, роясь в дорожной сумке, висящей на боку хадау.

Чужачка повернулась к Марко в надежде найти поддержку, но обнаружила, что друг полностью поглощен чтением письма, пришедшего через магическое кольцо[27 - Магическое кольцо имеет близнеца. Бумага, просунутая в него, исчезает, чтобы появиться из другого кольца. Андре сделал несколько таких пар перед нападением на омбранские башни, и одно кольцо осталось у Митры.]. Все затихли, ибо любовные послания с таким выражением лица не читают.

– Митра прикончила Лаззара… – тихо произнес асфир, будто сам не веря в то, что говорит. – В одиночку… Перед смертью он сказал, что битва произошла на плато около родника Атрихо.

– Что? Что еще?!! – взмолилась огнеголовая, подавшись вперед, но быстро осознав, что пас без команды не шелохнется.

– Лаззар сказал, что никого не осталось в живых. Но эту версию мы и так слышали. – Он немного помолчал и добавил: – Митра хочет поехать на север, чтобы увидеть это место своими глазами. Думает, что могла бы услышать их зов о помощи… И просит, чтобы я сопровождал ее…

– И что ты думаешь на этот счет? – поинтересовался учитель.

– Думаю, что это она справилась с Ласфератом и Лаззаром, а не я. Так что мое общество ей нужно лишь для того, чтобы разогнать скуку, – нахмурился Марко, глядя себе под ноги.

– Насколько Митра отважна и могущественна, настолько же беспомощна и труслива. За ней не помешало бы присмотреть кому-то, у кого голова на плечах, а не что-то другое.

– И что вы мне предлагаете, господин Андре?!! – вспылил молодой маг. – Бросить вас с Риной у подножья Тонгамар в компании калеки и убийцы с биполярным расстройством психики?

– Ну раз так, будешь нам скуку разгонять. Хотя не думаю, что в этом путешествии удастся заскучать. Кстати, родник Атрихо не особенно далеко. Небольшой крюк выйдет.

Поскольку тело робота было гладким и имело обтекаемую форму, удержаться на нем, лишь цепляясь руками, оказалось невыносимо сложно. Платье скользило, руки немели. Поэтому Андре сделал что-то вроде люльки из плотного кушака и кожаного ремня, который крепился на грудь паса.

Отправившись в путь, металлическое паукообразное существо удивило всех своей скоростью и ловкостью. Острые конечности выдвигались и складывались так быстро, что за ними сложно было уследить. За счет постоянной смены угла расположения и длины конечностей нивелировались любые неровности ландшафта и ехать оказалось даже комфортнее, чем на хадау. Винторогие звери поначалу даже устроили бег наперегонки с ксарским творением, но наездники быстро пресекли это развлечение.

Валерия поняла, что родник близко, когда вдалеке над скоплением каменистых пригорков, вытянувшихся из середины плато, появились непривычно пышные зеленые шапки деревьев. Почва была изрыта следами от лап лодо, однако свежих было немного. И скоро стало понятно, почему. У самого родника в землю было воткнуто древком вниз длинное копье с массивным наконечником, увенчанным символом дома Рамбулат. На остроконечные полумесяцы, стоящие спина к спине, был надет истрепанный ветром флаг башни Коррадо, перепачканный в запекшейся крови. И больше не нашлось ничего, что могло бы рассказать о битве, не так давно произошедшей на этой поляне. Они ждали каких-нибудь новостей от Бернара – отца Филиппа. Но, вероятно, его молчание означало, что наемники до сих пор не нашли убийцу его сына. Похоже, таким образом дом Рамбулат решил оставить хозяину башни, которому служил Дамейра, послание. Рано или поздно слух о том, что наемники объявили омбранцам войну, поползет по континенту и, достигнув цели, лишит адресата сна. Если молодой нахальный тальмер еще жив, то маги сами начнут травить его и, возможно, выдадут Бернару, чтобы снять опалу. Но мысль о мести не доставляла Валерии удовольствия. Она не знала, существует ли лекарство, способное унять ее боль, и надеялась, что хотя бы время станет этим лекарством. Дело было даже не столько в грусти или привязанности – она привыкла жить далеко от тех, кого любила, привыкла к расставаниям навсегда, иначе не смогла бы покинуть свой мир. Здесь дело было в другом. Словно бы вместе с близкими в ней самой погибла какая-то очень важная часть. Может, не погибла, но Валерия никак не могла найти ее, пробиться к ней. Она пыталась вспомнить, каково это – быть смелой, игривой и открытой к происходящему. Словно это умел кто-то другой. Кто-то очень далекий был способен шагнуть в неизвестность, язвить работорговцам, обойти весь Адаламен, чтобы спасти любимого, оседлать чудовище и ударить подушкой самого опасного мага на континенте. Нынешней же Валерии впору было заскулить и охотно променять приключения, в которые ее против воли тащила судьба, на маленький чулан в палатах магического альянса, потрепанное старое одеяло и сладкую иллюзию, что ее ждет что-то удивительное. Даже если бы за это пришлось отдать все то, что произошло между ними с Андре. Он ведь предполагал, что так будет, но поверил ей…

На ночной стоянке она никак не могла заснуть, несмотря на усталость. Сердце и нога ныли в унисон. Чужачка украдкой наблюдала за тем, как ее муж сидит возле огня и смотрит вдаль. На черных волосах, лежащих на сильных плечах, играли блики костра. Он нес караул и наверняка размышлял о том, как помочь ей. От этой мысли Валерии стало противно. Она встала и подошла к огню.

Маг поднял на нее свои неестественно светлые глаза.

– Поговори со мной, малыш… – тихо произнес он. И огнеголовая вздрогнула всем телом от столь нехарактерного для него обращения.

– Ты никогда раньше не называл меня так.

– Раньше не было такой необходимости, – он подвинулся, чтобы жена могла устроиться рядом, и подбросил дров в огонь.

С минуту они сидели молча. Насколько ей казалось невыносимым хранить все это в себе, настолько же невыносимо было произнести свои мысли вслух. Но Андре прекратил ее метания:

– Я часто прошу тебя что-то сделать, иногда даже заставляю. Порой хитрю. Но в действительности это все не столь важно и я бы принял твои решения, будь они другими. Мне не раз уже приходилось, как ты помнишь. Я прошу тебя лишь об одном. Лишь одно для меня принципиально необходимое условие близости – будь со мной честна. Не осторожна, не удобна, не послушна, не терпелива, а честна!

От услышанного сердце Валерии словно забилось втрое быстрее – и на горном плато, под бесконечными ветрами, ей стало не хватать воздуха. Как она могла забыть, что маг с первого дня читал ее, как открытую книгу. Как же глупо думать, что недели напролет он способен ничего не замечать… Он просто давал ей время…

– Мне кажется, я предаю тебя… – выдохнула девушка, глядя в потрескивающий огонь. Слезы прочертили линии на ее щеках, в прозрачных каплях на мгновение отразились оранжевые языки пламени. – Мне кажется, та я, которая клялась на Утесе жизни и смерти, что отказывается от всех своих границ, сомнений и страхов и будет следовать за тобой всюду, куда бы ты ни пошел, взяла себе ношу не по силам. Она не знала, о чем говорила. Думала, что знает, но тот ужасный день открыл истинное положение вещей. Все понимают, что беды и смерть – это не что-то вымышленное, это реальность. Даже бессмертный Альхан боится смерти, иначе не создавал бы армии и не морил тех, кто способен подобраться к нему слишком близко. Но если очень честно заглянуть в свое сердце, окажется, что мы не верим в смерть. Точнее, в то, что она может произойти не когда-нибудь, когда мы будем к ней готовы, а прямо сегодня, сейчас, не спрашивая никого. Как бы глупо это ни звучало, но смерть как будто всегда казалась мне игрушечной, бутафорской. И вдруг в один день не стало Хамару, Айлин, Грида, Филиппа… – ее голос упал до еле слышного шепота, – Вилдьера… Скоро и мой черед… Смерть – это реальность! Боль – это реальность! Жестокость – это реальность! Несправедливость – это реальность! Безысходность, неизбежность и бессилие – это моя реальность! Моя решительность и бесстрашие были всего лишь глупостью! Подобно тому, как ребенок с азартом лезет на дерево не потому, что уверен в своих силах, – просто еще не знает, как на самом деле больно падать…

Она затихла. Маг прикоснулся губами к ее виску. И когда Валерия повернулась, то с изумлением поняла, что Андре тепло улыбается.

– У тебя достаточно большие уши, чтобы я сомневалась, что ты расслышал все сказанное, но реакция заставляет…

– Ты права, до тех пор, пока не осознаешь опасности, смелость – скорее глупость. Так что ты на верном пути.

– Но почему вам всем не страшно?

– Страх смерти, как ни странно, чаще всего не связан со смертью. Помнишь, у подножия Тонгамар я спрашивал тебя, чего именно ты боишься? Мы не столько боимся смерти, сколько цепляемся за жизнь. А не боится тот, кто за нее не цепляется. Кит не боится, Рина, потерявшая все, Филипп, которому никогда его жизнь не нравилась. Но как жить, наслаждаться жизнью и не цепляться за нее при этом – это отдельный долгий разговор и большой внутренний труд. Только вот боль твоя не в страхе. Или, точнее, не только в нем. Ты же не сказала, что предаешь меня потому, что боишься. Ты сказала, что предаешь меня, потому что стала другой. И чувствует мое сердце, побег, который ты рисуешь себе в голове, уже случался с тобой раньше. Может быть, пришло время рассказать свою историю?

– Да, конечно, ты, как всегда, прав! – с ноткой досады выпалила она. – Я чувствую, что снова иду по тому же кругу, переживаю те же чувства, только сильнее.

Маг снова подбросил дров в костер и чуть развернулся, чтобы лучше видеть лицо собеседницы. Холодный свет адаламенских лун спорил с теплым светом пламени, придавая красивый оттенок ее ярким волосам.

– Можно предположить, что я сбежала, потому что жизнь моя была наполнена страданиями. Но это не так. Родители любили меня, заботились, но не досаждали излишне строгим воспитанием, уважая мои желания и позволив выбрать такую жизнь, какая мне нравилась. И я наслаждалась ею, чувствуя себя свободной и целостной. До тех пор, пока семью не покинул отец. Когда жизнь его начала делать первые шаги к закату, он задумался о том, что, давая возможность другим поступать так, как они хотят, сам, в сущности, не знает, кто он и чего хочет. Но для того, чтобы понять это, он счел необходимым разрушить прошлое – чтобы, оставшись в пустоте, увидеть истинное. Я очень болезненно переживала этот разрыв, ибо всегда была очень близка с отцом. И, принимая свободу его выбора, никак не могла принять то, что семья, которая казалась мне надежным тылом, вдруг распалась. Тогда я решила, что просто именно эта семья была с червоточиной. Я же построю такую семью, где мы будем всегда держаться друг за друга. Она будет той нерушимой опорой, что позволит чувствовать себя спокойной, какие бы ни настигли шторма. Здесь я вынуждена признаться, что ты не первый, кого я назвала мужем. Мы любили друг друга и всегда старались быть предельно честными друг с другом, с собой и миром. Но то ли от этой честности, то ли от нашей незрелости все снова рассыпалось: мы довольно быстро признали, что хотим разного. Так я перестала верить в совершенную любовь и начала искать прибежище в дружбе. Благо меня всегда окружало столько поистине прекрасных людей… Но жизнь распорядилась так, что мы разлетелись по свету кто куда и каждый завяз в своем. И редкие встречи не утоляли ту жажду, что мучила меня. Я изучала все книги по философии, до которых могла дотянуться, и уже приняла тот факт, что строить свою жизнь, опираясь на других, таких хрупких, переменчивых и непредсказуемых, невозможно. Что для того, чтобы чувствовать себя счастливой, нужно найти того самого, пресловутого «себя». Однако довольно скоро меня постигло разочарование. Мои собственные решения, желания и настроения были очень разными в зависимости от ситуации, времени и людей, ставших ее участниками. Я никак не могла найти что-то постоянное и исключительно мое, мое само по себе. Сначала сама того не осознавая, а позже и умышленно я начала все больше отдаляться от людей, пытаясь понять, кто же смотрит через мои глаза и слушает моими ушами. Да только этот кто-то был подобен миражу, который исчезает, стоит обратить на него внимание. И вот, стараясь абстрагироваться от других, я поняла, что из происходящего со мной начал пропадать какой-то важный смысл. Будто еще один участник делал события более ценными и живыми. Все пережитое одним сердцем и увиденное одними глазами казалось незначительным и пустым. Я осознала себя своим же отцом, который разрушил все, чтобы понять, что в самом начале пути был ближе к истине, чем пройдя его. История замкнулась. Змея вцепилась в собственный хвост. Я ничего не могла понять и жаждала начать все сначала. В этот момент и появилась Анна. Она словно бы предложила мне идеальные условия эксперимента, в котором у меня никого, кроме меня самой, не было бы. Если и можно было услышать себя, то именно так. С другой стороны, больше не на кого было сваливать ответственность: обиды, привязанности, привычки, любовь и дружба прошлого оставались в прошлом. Новая жизнь! И что в итоге? То, о чем я говорила Вилдьеру, равно подходит мне самой. До тех пор, пока я не поменяю что-то внутри, я буду бесконечно создавать и смотреть, как созданное разрушается. Страдать. Стараться избежать нового круга. И снова, и снова. В чем моя ошибка, Андре?!! – взмолилась девушка.

– В том, что ты позволяешь меняться всему, кроме себя самой. – Валерия замерла. – Что было бы, если б я запретил себе меняться? Мы бы с Вилдьером превратили этот континент в дыру пострашнее Чистилища. А Филипп? Что было бы, если он не вздумал предать то, во что его учили верить с детства… Ты не точка, милая, ты вектор! И проделала огромный путь к мудрости, осознав переменчивую природу всего, что тебя окружает. И еще ценнее, что ты не перестала задаваться вопросом о том, что же постоянно в мире непостоянства.

– И что же?

– Ну, для начала, изменения. Все, что возникло, исчезнет, а на месте пустоты прорастет нечто новое. Неизбежно. Вот скажи, когда по морю бежит волна, это все время одна и та же волна?

Чужачка задумалась.

– Наверное, одна и та же…