Сфера Маальфаса ~ Маги и мошенники ~ Волчий остров. Боевое фэнтези

– Что слышно? – вопрос подошедшего прозвучал невозмутимо и приостановил начинавшуюся было ссору.

– Плохо, парень. – Дайгалу ответил мрачного вида десятник, на поясе у которого висел шестопер. – Похоже, всех этих, – он махнул рукой в сторону беженцев, – придется стравить имперцам на ужин. А может, и на завтрак. Кто-то знает, что там сейчас «наверху»? Ночь, день?

– Должен быть день… – бросил кто-то. – Если солнце не пустили на растопку, чтобы подсушить наши подмоченные шкуры. – Охрипшие голоса подхватили смех.

– Почему придется?

– Так надо, – ответил сотник. – У нас тут все трое Пришедших разом. Те, кто способен драться, пойдут с ними. Пришедшие должны спастись, иначе твари мы будем последние, хуже отступников. Остальным дадим оружие, какое осталось, откроем главный ход с другой стороны, как раз напротив канала, они умрут, сражаясь, а не на кострах. Детишек только жалко, там много ничьих скопилось, лучше бы их сразу… Но никто из парней не берется за это дело. В общем, готовься. Откроем ворота, на той стороне – выход, верхними не замеченный, сам проверял. Шестьдесят человек расчищают путь, потом уходят Пришедшие, их прикрывают остальные ребята. Если толпа наверх потянется, так хоть имперцев отвлечет, нет – и так, и так умирать…

Дайгал молча отвернулся. Это был конец. Несколько часов, спасая раненых, вытаскивая измученных людей из затопленных ярусов, он гнал от себя отчаяние. Сейчас оно подступило вплотную – рухнуло все, ради чего он несколько лет шел на любой риск.

В углу зала, там, за спинами гвардейцев внутренней охраны, мелькнули рыжие волосы и роскошный лиловый плащ женщины. Десятник с шестопером безнадежно махнул рукой:

– Говорил я, нужно было уходить в дальние края… Пока можно было. А сейчас поздно – все тут ляжем. А кто в живых останется – все едино сдохнет.

…Тот, кто посмотрел бы в этот час с высоты птичьего полета на окрестности озера Эвельси, увидел бы удивительную картину. Озеро представляло собою чашу почти правильной округлой формы. С севера его окружали невысокие холмы плавных очертаний, переходящие в широкую долину. С юга высился крутой каменистый обрыв, поднявшись на который можно было оказаться на плоской равнине, усеянной небольшими рощицами невысоких деревьев и тянувшейся до самого горизонта. Обрыв можно было преодолеть по двум-трем тропинкам, цепляясь за кустарник и используя вместо ступеней выступы известняка.

Зимний день выдался холодным. Желтую траву, деревья северной долины, на которых еще осталась пожухлая листва, припорошил снег. Чернела вода озера, лишь чуть прихваченная ледком около берега. Весь северный берег занимал широко раскинувшийся военный лагерь. Горели солдатские костры, поодаль редко стояли офицерские палатки, над самой роскошной из них вился императорский штандарт: красно-золотое полотнище с соколом, заканчивающееся пятью косицами. Пространство вокруг этой палатки занимала молчаливая внимательная стража в кольчатой броне и налатных накидках – личная гвардия императора Гизельгера. Трепетали на ветру вымпелы, замерли в ожидании люди. На берегу, давя ногами тонкие осколки льда, поспешно собирали инструменты крепко сбитые мужчины – землекопы, присланные ремесленным цехом Фробурга. Вал свежевырытой земли окружал канал, по которому вода, смешиваясь с глиной и грязью, медленно стекала к широкому отверстию в земле. Вокруг в беспорядке лежал вырубленный и переломанный кустарник.

Еще у нескольких проходов в земле, свободных от воды, строились под командой офицеров солдаты. Лазы расчистили как могли, но они все равно оставались узкими – двое воинов в полном вооружении разминулись бы там с трудом. На истоптанную лужайку перед палаткой выбрался бородатый седеющий мужчина – император Церена Гизельгер. Следом за ним – худощавый, высокий, чем-то напоминающий хищную кошку граф Дитмар Рогендорф.

Ожидание стало физически ощутимым, но нарушивший тишину нестройный крик все равно оказался внезапным. Из подземных проходов, не залитых водой, высыпали люди, и порыв их был таким сильным и неожиданным, что первые ряды солдат дрогнули и отшатнулись. Оборванные, обожженные, раненые и кое-как перевязанные, навстречу им шли не воины – бежали уродливые изможденные женщины, худые, грязные подростки. Чужие, странные лица, перекошенные рты, горящие ненавистью бессмысленные глаза. Люди вопили, слова казались полузнакомыми, скрюченные пальцы тянулись к лицам врагов. Солдаты открыто отмахивались святым знаком треугольника.

– Вот проклятая нечисть!

Строй сомкнулся, через мгновение толпу встретил град стрел, а следом – сталь имперских мечей…

Охранная сотня воинов покинула то, что у властей Империи называлось Hortus Alvis, когда мечи еще не кончили свою работу у северных холмов и канала. Дайгал слышал, как выла толпа, крик долетал даже сюда, на противоположную сторону озера. Брус был убран, засов отодвинули. Люди, по трое в ряд, спешно покидали зал. За воротами была обыкновенная пещера, в конце ее – вечерний свет, проникавший через расщелину, сквозь неплотный заслон кустов с облетевшей листвой. Дверь, ведущую из подземелья в пещеры, закрыли – теперь она была не видна – камень сливался с камнем, в щели не прошло бы и лезвие ножа. Пятьдесят воинов первыми вышли наружу и заняли узкий перешеек, отделявший воды озера от круто поднимающегося обрыва. Потом появились три фигуры, закутанные в лиловые плащи – Пришедшие, две женщины, один мужчина. Их окружила полусотня. Люди над гладью озера, ничем не заслоненные, были неплохо видны со стороны лагеря имперцев, однако ждать ночи не стали. До границы Церена не дойти пешком, лошадей можно взять в любой деревне южной равнины, но сигнальные огни выдадут отряд в темноте, на широком пустом пространстве. Оставалось использовать те несколько часов, когда всадник сливается с сумерками, собирающимися у земли, а вечерний свет дает возможность ориентироваться. Впрочем, выбирать не приходилось – ждать больше нельзя. Дайгал сомневался в успехе предприятия, задуманного Пришедшими. Будь он сам на их месте, он бы не взял с собою отряд в сто человек, оставил бы его прикрывать отход беженцев. Одному человеку проще затеряться среди рощ равнины, а потом можно достать коня и положиться на удачу, в крайнем случае – на острый клинок и умение фехтовальщика. Однако у него за плечами были годы войны с верхними. У Пришедших – ни одного дня. Пришедшие никогда не выходили из подземелий, чтобы убивать, их стихией считались власть и мудрость. Правда, было исключение… Прежняя вера в Пришедших давно умерла в подвалах Эберталя, но Дайгал почему-то еще надеялся, что кто-то из трех, а может быть, все они сделают это – пустят в ход волшебство, которое отбросит солдат Империи. Снова? Пусть лучше Сфера, чем смерть? Впрочем, Пришедшие, кажется, ничего не собирались предпринимать.

Здесь, на поверхности, был явственно слышен крик избиваемой толпы. На противоположном берегу озера возникло движение – беглецов заметили. Конники, не занятые истреблением окруженных альвисов, в сумятице бросились к лошадям. Через несколько минут вдоль полоски восточного берега цепочкой растянулись всадники, намеревавшиеся настичь беглецов до того, как те преодолеют обрыв. Если Пришедшие успеют подняться наверх, то они спасены, подумал Дайгал. По крайней мере спасены сейчас, от рыцарских копий и мечей. В противном случае их сомнут. Сомнут вообще всех, кто не успеет подняться. Всадники приближались, воинственный клич заглушил на какое-то время крики умирающих на северном берегу. Лиловые плащи мелькали почти у верхнего края обрыва. Начала подъем последняя полусотня солдат эскорта. Дайгал не мог видеть, как в этот момент дрогнули ворота, отделявшие подземный зал от пещеры с выходом, предусмотрительно подпертые камнями. Однако он видел, как из расщелины, прикрывая рукой от неяркого вечернего света глаза, появился человек, за ним второй, и узкий берег стал наполняться беженцами.

– Куда? Назад!!!

Люди не слушали, они, пробыв более суток в почти полной темноте, без воды, пищи, в тревоге и отчаянии, выбегали на свет, толпились на прибрежном песке. У обрыва осталось два десятка солдат. Он еще мог уйти, тропа наверх свободна… Он может идти собственным путем. Так было до сих пор. Было.

Вой умирающих на северном берегу озера почти утих.

Дайгал больше не смотрел в сторону обрыва. Повернулся к озеру и оглядел не ушедших, как и он, людей. Три десятка солдат, скопище безоружных, голый берег, здесь его место, здесь он и останется.

– Арбалеты к бою!

Он выкрикивал слова команды, понимая, что десяток стрел не остановит атаку. Лучше всего было вернуться в пещеру и оборонять узкий вход. Но как заставить беженцев это сделать всего за несколько минут, оставшихся до удара конницы?

– Камни! Сбрасывайте камни с обрыва! Десятник с шестопером, имя которого Дайгал так и не смог вспомнить, и пятеро солдат, почти мгновенно преодолев пятнадцать локтей высоты, попытались столкнуть с обрыва несколько крупных валунов. Будь время, камни подперли бы кольями – так их легко отправить в нужный момент на головы атакующих. Но времени не было – стремительно приближалась сотня.

Первый из конников, в броне, в округлом закрытом шлеме с носовой стрелкой, скакал, держа наготове тяжелое копье. Он был совсем близко, Дайгалу казалось, что под нависшим шлемом видны яростные, светлые глаза. Всаднику оставалось преодолеть два десятка локтей до безоружной толпы, когда на берег тяжело выкатились камни, перегородив путь. Резко остановившая бег лошадь взвилась на дыбы, щелкнула тетива арбалета, болт нашел неприкрытое конским доспехом место на лошадиной шее, и животное рухнуло на землю. Упавший в доспехах неловко пытался подняться. Дайгал, не дожидаясь, пока противник достанет меч, откинул бармицу и ударил его кинжалом Норы в шею.

…От арбалетных стрел упало еще несколько всадников. Удар оставшихся был страшен…

Хайни Ладер, наемный солдат, побывавший на имперской службе во времена великого Гизельгера, спустя месяцы и годы после битвы у озера Эвельси все еще любил рассказывать в кабаке столпившимся вокруг него слушателям.

– А когда главные у этих, у нижних-то, в бега ударились, так мы их поймать пытались. Хороша добыча – отвалили бы денег из казны за каждого – на всю жизнь хватит. Но не судьба, видно… Там дырка под землей была, издали не увидишь. Из пещеры-то набежали тетки, ребятишки сопливые повыскакивали, дорогу загородили – разве сразу обойдешь… Рубили их, конечно. Первыми господа на хороших конях доскакали, ну да ничего – им первым-то и досталось. Подземные черти свалили с обрыва им на головы каменюги, троих стрелами сбили, одного, слышь, толпа, сам видел, задавила, он в доспехах своих тяжелых встать не мог. А парни-то, стражники из нижних, их два десятка всего-то и было, они насмерть стояли. Нам, мечникам, с ними и пришлось разбираться.

Посетители кабачка, обступив стол, за которым сидел ветеран войны с альвисами, жадно слушали, не желая пропустить какую-нибудь интересную подробность, хотя иным и раньше приходилось слушать рассказ бравого наемника.

– А главные?! Главные пещерные куда делись, Хайни?

Ладер отхлебнул из кружки и погладил изуродованное бугристым розовым шрамом ухо. От уха осталось совсем немного – так, пустяк – кусочек плоти величиной с дикий орех.

– Их к тому времени и след простыл, уж всяко награда-то не нашему брату рядовому досталась… Тьфу. Пещерные – они пустое место, не бойцы, сказано – или бегут, или числом берут. Но эти стояли крепко. Последний, у него еще ножны от кинжала были дорогие на поясе, странные такие ножны, как будто наши, столичной работы, так он вообще в озеро ушел.

– Так прямо и ушел?!! Ногами?!!!

– Ого-го!!!

– Видели мы таких!

– Не гогочите, вы, дураки, он просто в воду скакнул, когда ему, раненому, отступать некуда стало. Хотел я потом ножны эти с трупа снять на память, стало быть, но там чуть подальше от берега глубина страшенная, парень был в кольчуге. Так камнем на дно и пошел, только кровь в воде кругами разошлась. Ну да что о том говорить… – И авторитетно добавил, наливая себе новую кружку: – Собаке собачья и смерть!

Глава 15. Бегство

Империя, Пещеры, вечер 24 – утро 25 января 7000 года от Сотворения Мира

Нора еще раз попробовала подергать решетку, отсекшую отверстие, из которого шел свет, но та даже не шелохнулась – толстые железные прутья глубоко уходили в камень. Путь вперед закрыт, путь назад отрезан дверью, за которой – смерть. Девушка свернула направо в ответвление коридора, ведущее в темноту. Здесь она еще не была, отблески света становились все слабее, не горели факелы и лампы, осветительные ходы были, видимо, засыпаны землей. Тьма сгущалась, окутывала ее со всех сторон, в темноте раздавались странные звуки – шорох осыпающейся земли, осторожные шаги маленьких лапок. Пол был не очень ровный, но без стесанных сталагмитов, сухой, и уровень его постепенно повышался. Нора шла в темноте, держась правой рукой за стену, если стена кончалась, она старалась определить на ощупь, что это – новый коридор или вход в комнату.

Входы в комнаты она пропускала, в коридоры сворачивала. Два раза ошиблась, но, покружив в темном помещении и наткнувшись на брошенную утварь, быстро поняла свою ошибку. Через некоторое время коридор стал, кажется, расширяться, Нора интуитивно чувствовала вокруг себя и над собою обширное пустое пространство, несколько раз она больно ударилась о какие-то твердые предметы, может быть, доски. Потом наткнулась на что-то мягкое. Мягкое было чуть теплым, но неподвижным, Нору охватил невыносимый ужас, она закричала и рванулась прочь, снова споткнулась, упала, встала, опять побежала в темноте и бежала до тех пор, пока впереди не забрезжил свет. Она вырвалась наружу, продираясь сквозь кусты шиповника. Стало понятно, почему так долго был незаметен выход – на поверхности почти стемнело.

Слегка поблескивала и казалась жирной вода в озере. Белел разбитый и растоптанный лошадиными копытами лед. Высился крутой обрыв берега. Только сейчас Нора заметила, что потеряла сандалии и идет, ступая по замерзшей земле босыми ногами. У кромки воды застыло в неподвижности несколько тел, некоторые в доспехах имперских солдат, некоторые в латах подземной стражи, многие – в простой одежде альвисов. Одно из скорчившихся тел прижимало к груди другое – маленькое и такое же неподвижное. Нора отпрянула, ей показалось, что это старый Такхай с Даурой на руках. Она не стала больше смотреть, осторожно обошла тела и поднялась по тропинке на крутой обрыв.

Под светом ущербной луны расстилалась плоская равнина, покрытая кое-где кустарником и низкорослыми деревьями, сбросившими на зиму лист. Было тихо, холодно и пусто. Очень далеко мелькали синеватые огни, но определить, что это – пожар, мирный свет селения или факелы в руках солдат, не сумел бы никто. Ноги девушки совсем застыли, и она попробовала оторвать полосу от подола платья и обмотать их. Нет смысла идти куда-то по равнине. Нора подумала, что лучше всего вернуться на берег. Где-то там, дальше, вдоль озера, должны быть церенские войска. Там бароны, там сам император, там наверняка найдется кто-нибудь, кто поможет благородной наследнице Виттенштайнов вернуться в дом отца.

Почему-то Нора не успокоилась, она поняла, что боится снова увидеть оружие, доспехи, воинов. Почему? Ее отец носил доспехи, на стенах замка, где она провела детство, висело оружие. Может быть, дело в окоченевших телах, которые лежат там, внизу, и между которыми придется пройти? Холодно, так холодно. Нора подумала о сестре. Как такое возможно? Она твердо знала, что Хильда навсегда ушла в Обитель и стала одной из Молящихся. Лишь год прошел после ритуала пострижения, Нора видела, как за сестрой захлопнулись бронзовые ворота. Как сестра могла очутиться здесь?

Девушка попробовала вспомнить ритуал Прихода в пещерах. Что там было… Толпа, шествие, пение, жертвоприношения, саркофаг… Что-то знакомое было в нем, на крышке – треугольник, вписанный в круг… Символ, выбитый на воротах Обители! Так что – все Молящиеся – это… Но как? Почему? Как они могут из одного места перенестись в другое? Да еще и забыть все – и род, и честь, и святую веру, и самое свое имя? Святой Регинвальд, покровитель, спаси! Если она расскажет о такой Мерзости, никто не поверит, ее запрут в дом безумия, отец отречется от дочери. Лучше молчать. Она просто не помнит всех ужасов, увиденных в отвратительном Hortus Alvis. Никто не упрекнет в этом чудом спасшуюся Алиенору.

Нора, приняв решение, сразу успокоилась и принялась осторожно спускаться вниз, обратно к берегу. Сейчас она окажется внизу, осторожно обойдет тела, ни к чему глядеть на мертвых. Мертвые идут своими тропами за Грань, а живые должны жить. Потом нужно пройти по берегу, но ничего, она столько прошла, пройдет и еще немного…

– Стой!

– А!..

Кто-то рукой в кожаной перчатке схватил Нору сзади за шею, второй ладонью зажав ей рот.

– Кто это, Лакомка?

– Девка из нижних. Развлечемся?

– Сам развлекайся. Они там, внизу, все больны. Этим самым.