– Хорошо, я больше и не спрошу. Только…
– Что?
– Ты парень из хорошей семьи, умный и очень смелый. Мог бы пройти эту сучью реабилитацию и стать когда-нибудь начальником в Калинус-Холле. Тогда тебя бы точно послушали, говори им правду, сколько захочешь.
Ожесточение на короткий миг коснулось семнадцатилетнего Короля – его профиль отвердел, глаза совсем потемнели, и в тот же момент безнадежная печаль и страх предчувствия опутали разум Авиты.
Король между тем продолжал:
– Ты же знаешь – мы псионики. Тебе нравится Сторожевой Змей – та скала, которую я показал на перевале?
– Очень. Я никогда ее не забуду.
– Чтобы видеть Змея, нужно хорошее зрение и воображение. Ты бы согласилась стать слепой? Тебе хочется потерять слух? Отрубить себе руку или ногу?
Упрямая ярость появилась во взгляде Короля, Авителла отодвинулась, прижавшись спиной к мягким подушкам дивана.
– Так вот, – продолжал Далькроз, – реабилитация – это очень больно для того, кто хоть раз до конца понял дар псионика. Никто не может лишиться дара, не сломавшись, а для меня так и вовсе лучше смерть.
Авита упрямо отвернулась и посмотрела в окно – там сплошной стеной шел летний дождь.
– То, что ты видишь и можешь как псионик, красиво?
– Да, это очень здорово.
Брукс вспомнила пыльную комнату в пригороде Порт-Калинуса, стук собственных сандалий по старому тротуару, ночную дорогу на север, темные холмики на асфальте – обморочных патрульных, но эти воспоминания никогда не казались ей красивыми, и Король понял ее без слов.
– Бывают неизбежные потери, но есть и совсем другое. Радость. Понимание без слов. Свобода.
– Ну точно, мне этого не понять. Рожденный для Электротехнической Компании летать не может.
И тогда промолчал и отвернулся Король.
Часть вторая. Хроника вмешательства
Глава 7. Король рискует
7010 год, лето, Центральная Клиника Порт-Калинуса
Утро в Центральной Конфедеральной Клинике начиналось с обычной рутины – ровную как стол площадку перед широким крыльцом вымыли пенистым раствором, вода бурно стекала в решетчатые люки, оставляя после себя только чистоту. Глянцевитые санитарные машины замерли у входа.
Сестра Мэй прошла сквозь пси-турникет для персонала, на минуту задержалась в дамской комнате, потом в чистейшем отсеке переоделась в униформу и поправила крахмальную шапочку на гладкой прическе.
В самом конце коридора маячила фигура охранника – парень принял ту слегка расслабленную позу, которая позволяет долго выдерживать ожидание. Поверх серой форменной рубашки страж кое-как натянул незастегнутый белый халатик медика, казавшийся нелепым на плотной фигуре.
– Сестра!
Мэй приветливо обернулась к парню. Рядом с его крепкой ладонью бойца лежал шлем пси-защиты – по-видимому, охранник только что снял его, чтобы получше расслышать ответ.
– Я могу быть вам полезна?
– У вас не найдется халата побольше?
Мэй неожиданно для себя смутилась, гладкий лоб нежно порозовел.
– Простите, нет. Есть большие бирюзовые халаты, но они положены только лекарям полного статуса, а белые, для младшего персонала, остались только женских размеров. Извините мою невежливость, свободный гражданин.
– Ладно! – охранник добродушно фыркнул. – Я не обиделся, девушка. Просто ваша униформа стесняет мои движения, я ее сниму, и дело с концом.
Он стащил с широких плеч белую тряпку и, скомкав, метнул ее прямо в медицинскую тележку.
– Вот так-то лучше. Кстати, акустика моего шлема только что сгорела. Не слышно ни черта, пришлите электрика с запчастями.
– Конечно, я распоряжусь. Может быть, выпьете кофе?
– Жаль, запрещено инструкцией. Лучше откройте дверь в палату сенса, ее нужно проверять каждый час.
– Простите, офицер, она и так открыта.
– Да ну! Попробуйте сами.
Мэй подергала дверную ручку – замок, который обязан был реагировать на ментальность охранников и самой сестры, не подавался. Пришлось отцепить от пояса механический ключ – дверь отъехала в сторону, открывая стерильно-белую внутренность бокса.
На высокой кровати вытянулся опутанный трубками и проводами белый холмик. Холмик не шевелился, лицо пациента скрывал колпак аппарата.
– Он жив? – с деловито поинтересовался охранник.
– Да, офицер. Видите вон тот экран? Индикатор показывает сон. Кроме того, если бы пациент умирает, включается система экстренного вызова.
– Сегодня все работает как-то ненадежно.
– Да, пожалуй. Я читала, что такое бывает, когда возрастает активность Солнца.
Мэй вышла из палаты, заперла дверь ключом, кивнула наблюдателю и покатила тележку дальше, делая вид, что измятый халат, заброшенный поверх коробок с лекарствами, это не так уж ненормально. Охранник ей решительно разонравился. За поворотом коридора из белой стены выступало жерло утилизатора. Мэй двумя пальчиками презрительно подняла испорченный чужим прикосновением халат и кулачком забила его в жерло автомата. Утроба утилизатора не среагировала, как обычно, на ментальный приказ – попытка переварить халат оказалась вялой и тут же прекратилась. Мэй несколько секунд с досадой смотрела на тусклый индикатор пси-активации: «И в самом деле, машины сегодня точно взбесились».
Она отцепила от пояса уником и поняла, что связи нет. Мимо, игнорируя ментальный приказ, прошмыгнул маленький кибер.
– Ну, так дело не пойдет!
Раздраженная Мэй оставила тележку и быстро-быстро, словно большая белая мышь, двинулась обратно.
Плотный охранник со сломанным шлемом все еще угрюмо ждал возле палаты псионика.
– Вы скоро приведете электрика?
Мэй сухо кивнула и, не задерживаясь, заспешила мимо, к лифту – двумя этажами ниже находился отсек технической службы. «Надо что-то делать. Если на первом этаже вышел из строя пси-турникет, к нам могут зайти всякие грязные бродяги».
Мэй еще не успела дойти до подъемника, как за ее спиной грянули выстрелы.