Гребень Матильды

– Адрес ваш?

– Так в этом же доме. В соседнем парадном.

– Найденова знали?

– А как же. Фому Фомича и матушку его Веру Кузьминичну.

– Расскажите, что вы видели, Парфен Андреевич.

Анна кивнула Бездельному: записывай, мол.

Сичкин двумя руками скомкал кепку.

– Немного, ваша честь. У меня бессонница. Старческая, должно быть. Иной раз, если погода позволяет, на улицу выхожу. В квартире нашей полы скрипят, сестрица гневаться изволит. Так я босиком на цыпочках из дому выйду, а там уж и сапоги надеваю.

– В котором часу это было?

– Часы в комнате сестрицы пробили два раза, но пока одевался, выходил…

– То есть в начале третьего вышли и куда направились?

– Недалеко. За углом встал, папироску скрутил.

– Где именно стояли?

– За третье парадное завернул.

Бездельный выглянул в окно.

– Оттуда хорошо видно.

Сичкин кивнул.

– Неплохо. Даже ночью. На улице фонарь, так от него свет аккурат в наш двор падает.

– Вы все время парадное Найденовых видели?

– Нет, конечно. Курил. О жизни своей пропащей думал…

– Тех, кто зашел в парадное, рассмотрели? – спросил нетерпеливый Макар.

– Не тех, а того. Он один был. Но я не видел, как он зашел. Выглянул из-за угла, когда негромкий вскрик услышал.

Макар подошел к нему.

– И что сделали?

– Ничего, ваша честь, – глянул на него Сичкин. – Никак сообразить не мог, откуда звук. А через минуту вышел человек в шинели. Я за угол и к стене прижался.

– Чего испугались?

– Сам не знаю. Сердце замерло, и все.

– Он вас не заметил?

– Нет. Прошел не оглядываясь.

– Шел или бежал?

– Не бежал, точно. Но шел быстро. Словно…

– Что?

– Сердит был очень.

– Так вы его разглядели?

– Со спины.

– А почему решили, что он сердится?

– Не ведаю. По походке, наверное.

– Опишите этого человека.

– Среднего роста. А может, высокий. Не понял со страху. Шинель расстегнута.

Высокий в расстегнутой шинели? Так, так.

– Что еще запомнили?

– Ничего. Или… Папироску он выкинул, когда шел.

– А волосы? Или он в шапке был?

– Нет, без нее. Волосы вроде темные. Хотя не поручусь. В темноте все кошки серы. Больше ничего не знаю, ваша честь. Честное слово!

– А что потом делать стали? Милицию ведь не вы вызвали?

– Не я, – покаянно вздохнул Сичкин. – За углом долго стоял, а потом к себе прошмыгнул. Кто милицию вызвал, не знаю.

Анна глянула на Макара.

– Соседка сверху дверь открытую увидела, – пояснил тот, продолжая записывать показания. – Уже в восемь утра. Я ее допросил. Ничего путного. Причитания одни. На завтра в отдел вызвал.

Анна посмотрела на понурого Сичкина.

– Как вы думаете, за что могли убить Найденова?