Кукла Коломбины

– Ага, – кивнул Румянцев и обернулся к надзирателю: – Ну вы и молодец, Афанасий Силыч! Такого хряка завалили! Начальство-то как обрадуется! Да за него не то что медаль, слиток золотой надо дать!

– Держи карман шире, – проворчал Чебнев. – Лучше глянь, не знаешь ли второго. Чай, фото видел.

Румянцев с готовностью склонился над пребывающем в бессознательном состоянии бандитом.

– Этого не знаю.

– Это Бобыль, – авторитетно заявила Нюрка. – Недавно из Одессы. Говорят, дружок самому Биндюжнику. Из тех же мест.

– А ты откуда знаешь? – удивился Румянцев.

– Да было дело, – туманно ответила Нюрка и покосилась на отца.

Афанасий свирепо глянул, однако ничего не сказал, только скомандовал, чтобы помощник вызывал кого надо, – увозить задержанных.

– Сейчас подъедут, Афанасий Силыч. Там тоже с добычей. Пятерых взяли. Четверо убегли, правда.

– А Биндюжник? – вскинулась Нюрка.

– Когда своего задержанного сдавал, наши сказали: ушел, сволота. Ну да ничего. Добегается.

– Узнали кого-нибудь из тех, что ушли?

– Говорят, кроме Биндюжника, все неизвестные. Новенькие, наверное, – пожал плечами Румянцев.

– Прям! Новенькие так ловко от полиции не бегают! – возразила Нюрка. – Нет, тут другое. Сдается мне…

И вдруг осеклась.

– Чего, Нюр? Знаешь, что ли, чего? – стал допытываться Румянцев, но тут уж вступил начальник:

– Хватит болтать! Вон тарантас едет. Беги, встречай!

До полицейского участка добрались через час. Пока тятенька разбирался с делами, Нюрка быстренько сварганила чайку и нехитрую закуску из того, что нашла в его кабинете: сухари да два печатных пряника. Какая-никакая, а все ж еда. Поест тятенька и оттает. Не так сильно браниться будет, а то и вовсе простит. С удачей вернулись все же!

Заодно осмотрела свою и тятенькину одежду. Почистила. Оказалось, у полицейского мундира порван рукав. Надобно упредить тятеньку, чтобы форму в передней не вешал, сразу отнес бы к ней в комнату. Не дай бог, заметит Фефа, крику не оберешься. Весь вечер будет причитать, что все хотят ее погибели, поэтому не берегут истерзанные нервы. Это выражение – истерзанные нервы – Фефа услышала от соседки Варвары Модестовны и немедля переняла. Теперь чуть что – пугает им домашних.

Напоследок Нюрка оглядела свою физиономию и поспешила оттереть два черных пятна на щеке и шее.

«Теперь уж точно все улики уничтожены», – подумала она и поставила на горелку чайник.

Однако почаевничать с полицейскими ей не дали. Вернулся тятенька и погнал в шею. Даром что она, можно сказать, жизнь ему спасла. Нюрка обиделась до слез, потому спорить с родителем не стала. Гордо выпрямилась и направилась к выходу.

Румянцев вышел проводить и сразу принялся дознаваться, как она в порт попала.

Нюрка отвечала невразумительно, но он был упрям:

– Неужто Афанасий Силыч тебе про операцию сказал?

– Еще чего! Он секреты не выбалтывает!

– А как же тогда ты там очутилась? Гуляла, что ли, неподалеку?

– Отстань от меня! – обозлилась Нюрка. – Чего допытываешься? Лучше подумай, как остальных вылавливать будешь!

– Да зачем думать? Я, что ли, один вылавливать буду? Начальство пусть думает, ему видней!

И тут Нюрка припечатала:

– Эх, не быть тебе, Румянцев, настоящим сыщиком. Думать не хочешь.

Повернулась и пошла к двери, помахав рукой на прощание.

«Ишь ты какая», – подумал Румянцев и усмехнулся.

«Бестолочь», – подумала Нюрка и фыркнула себе под нос.

Она вышла на крыльцо и глубоко вдохнула свежий утренний воздух.

Весна ведь! Весна!

До рассвета несколько часов остается. Успеет добраться домой и немного поспать.

У нее было отличное настроение. От того, что добытые ею сведения привели к поимке шайки, что отличился тятенька, что впереди новый яркий день.

Она потянулась и рассмеялась.

Как хорошо!

И тут из полумрака двора, что начинался за зданием сыскной части, глянули на Нюрку чьи-то жгучие глаза. Она не увидела их, скорее почувствовала, и аж судорога по спине прошла – таким страшным был тот взгляд.

Это еще кто?

Она вгляделась в мрак, но ничего не увидела.

Показалось. Наверное, от пережитого волнения.

Нюрка перекрестилась, три раза сплюнула через плечо и потопала в сторону Кирочной.

Важный Лохвицкий

Тятенька в тот день ни на завтрак, ни на обед не пришел, и Нюрка уговорила няньку послать ее с харчами в часть.

Фефа в последние дни сама не своя была. Видела, что Афанасий мается животом все сильней, поэтому, несмотря на суровый запрет посылать девочку в сыскную, согласилась и собрала для Нюры узелок.

– И то правда. Пущай хоть раз на дню поест домашнего. А если ругаться станет, скажи, что я во всем виноватая.

– Не скажу. Мы вдвоем придумали.