– Он на тебя еще с того разу сердится.
– Я еду оставлю и сразу домой.
– Ладно. Только смотри – без обману!
– Да когда я тебя обманывала? – выпучила глазюки Нюрка.
Фефа обомлела от такого нахальства, рот открыла, чтобы ответить как следует, но не успела: колобродницы уж и след простыл.
До сыскной она добралась в два счета. Сунулась сразу в кабинет и отпрянула.
У тятеньки были гости. Хотя какие гости! Должно быть, по делу.
– Лохвицкий Иннокентий Рудольфович? – послышался густой голос. – Знаю его. Доводилось пересекаться. Пренеприятный тип. Высокомерный. На всех, кто ниже, свысока глядел. С прислугой не здоровался, словно и не замечал. Сноб, одним словом.
Нюрка заглянула в щелочку. Напротив полицейского надзирателя сидел пожилой господин – по виду из служащих или профессоров – и разглядывал фотографический снимок.
– Сейчас человека ножом пырнуть что чихнуть, вы правы. А где нашли труп, господин Чебнев?
– На Шпалерной. Почти на перекрестке с Таврической.
– Так там вроде бы место открытое.
– Тело в посадки оттащили.
– Оттащили? То есть грабителей несколько было?
– Может, несколько, может, один, только силы недюжинной. В господине Лохвицком весу пудов восемь, не меньше.
– А что взяли, позвольте полюбопытствовать?
– Да что обычно берут. Кошелек, часы. Есть, правда, странность одна.
Тятенька замялся и взглянул на собеседника с сомнением.
– Если это тайна следствия, то простите, ради бога, не хотел быть навязчивым. По старой памяти, так сказать.
Афанасий Силыч сразу стушевался и извиняющимся тоном сказал:
– Не особо и тайна, Аркадий Нестерович. Просто подумал, что теперь вам наша докука без надобности. Скуку навевает.
– Отнюдь. Иногда, знаете ли, полезно бывает мозги размять. Так что, если вы не против, я бы послушал.
– Бумажник и часы взяли, а перстень дорогой и сигаретница серебряная в целости остались.
– Перстень снять с руки не так-то просто, а портсигар убийца мог не найти.
– Колечко Лохвицкий на мизинце носил, снималось легко, а сигаретница в кармане лежала, топырилась. Считай, что на виду.
– Допустим, преступника спугнули.
– Я тоже этой версии придерживаюсь, только кошелек убитый в потайном кармане держал. Пуговку преступник не с мясом выдрал, а расстегнул. То есть время было.
– Я так понимаю, что на пуговке отпечатки нашли, и в картотеке их, конечно, нет.
– Совершенно верно, Аркадий Нестерович. Пуговица гладкая, на ней указательный палец хорошо отпечатался.
– То есть преступник или неопытный совсем, или ему, пардон, плевать на отпечатки…
Господин, которого тятенька называл Аркадием Нестеровичем, поскрипел стулом и, несколько подавшись вперед, закончил:
– Или кража для отвода глаз, а причина убийства в другом. Так?
Тятенька кивнул. Аркадий Нестерович постучал по столу длинными пальцами.
– Интересно. Даже весьма.
Афанасий Силыч посмотрел на посетителя с надеждой. Нюрке, подсматривающей в щелочку, даже обидно стало. На нее тятенька так ни разу и не взглянул, хотя она в сыскном деле тоже человек не последний.
– Другими словами, – проговорил посетитель, – вы не готовы отправлять дело в архив. Я правильно понимаю?
Тятенька замешкался, и Аркадий Нестерович ответил за него:
– Дело может быть гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Господин Лохвицкий человек непростой. Политикой не занимается, однако имеет вес в определенных кругах.
– Вот я и думаю, что так просто отмахнуться от него нам не позволят, – промолвил тятенька и тихонько вздохнул.
– Что ж, тогда желаю успеха в расследовании, господин Чебнев.
Посетитель поднялся и протянул руку.
– Если понадобится совет, обращайтесь. Буду рад посодействовать.
– Благодарю, господин Рудницкий.
Тятенька вышел проводить гостя. Нюрка, загодя шмыгнувшая за большой шкаф в коридоре, дождалась, когда Афанасий Силыч вернется, досчитала до десяти и вошла с улыбкой, держа перед собой кошелку со снедью.
– Тятенька, меня Фефа с обедом прислала!
– Да к чему это? Вот еще моду взяли, – проворчал Афанасий Силыч, но бумаги на край сдвинул.
Нюрка достала чистую тряпочку, расправила ее на столе и выложила еду: вареную картошку, мягкий сыр – Фефа сама делала – и два большущих ломтя ситного.
– Я уж было сам домой собирался, – засунув в рот еще теплую картофелину, признался Афанасий Силыч, – мочи нет: какой день всухомятку. Да недосуг. Убийство у нас.
– А кого убили? – с невинным видом поинтересовалась Нюрка и пододвинула отцу солонку.
– Важную персону. Иннокентия Рудольфовича Лохвицкого.