Страсти по борзым. Повести и рассказы

Страсти по борзым. Повести и рассказы
Елена Дымченко

Во второй сборник вошли повести «Напасть», «Каприз балерины» и новая повесть о собаке-фениксе, восставшем из пепла «Изгой, или Судьба Мити». Читая истории Елены Дымченко, вы увидите окружающий мир глазами борзой собаки от первого щенячьего взгляда до взора уже мудрого пса. Пронзительные и вместе с тем мудрые, психологически выверенные рассказы проведут вас через целую череду жизненных обстоятельств и не оставят равнодушным.

Страсти по борзым

Повести и рассказы

Елена Дымченко

Иллюстратор Галина Маслова

© Елена Дымченко, 2020

© Галина Маслова, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4483-8786-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НАПАСТЬ

Услышав шорох ключа в замке входной двери, Свиреп, с наслаждением потянувшись всем своим длинным и чрезвычайно гибким телом, ещё толком не проснувшись и пошатываясь со сна, вышел в коридор.

Он уже знал, что пришла Ольга, его хозяйка, ведь уже давно он научился определять кто пришёл по манере открывать входную дверь. Хозяин Аркадий, муж Ольги, никогда не открывал дверь ключом. Всегда спеша и не желая тратить время на возню с замком, он, приходя домой, резко, нетерпеливо звонил в дверь.

Их сын Максим с ключами возился долго, подбирая подходящий и не всегда ему удавалось сразу попасть в замочную скважину. Потеряв терпение, он тоже тогда звонил нетерпеливо и требовательно. Только Ольга быстро и бесшумно открывала дверь, и вот она, наконец, пришла домой.

Свиреп не всегда выходил её встречать в коридор в отличие от Смутьяна. Тот неизменно, как бы сладко он ни спал, заслышав звук открывающейся двери, вскакивал и выходил приветствовать хозяйку. Свиреп же иногда ленился и, заслышав её голос, только приподнимал точёную голову, ожидая, когда она подойдёт к нему поздороваться.

Она на него за это не обижалась и, присев рядом и ласково поглаживая, смеялась:

– Ты бы хоть ножкой дёрнул для приличия. А, Свиреп?

И он дёргал. Вытянув к ней морду, с наслаждением вдыхая любимый запах, он не мог сдержать волны радости и любви, которая поднималась в нём в эти минуты и, ласково лизнув её в ушко, радостно поддёргивал ногой.

Он очень любил свою хозяйку. В его узком, замкнутом кругу тех, кто был ему дорог, она была самым первым и главным лицом. Всегда ласковая и внимательная, она была источником неизменной заботы и любви. Он чувствовал, что она очень к нему привязана и отвечал ей тем же.

Он был сильно привязан и к Аркадию, и к Максиму, но Ольгу он любил трепетно и беззаветно. Будучи маленькой и стройной женщиной, она вызывала в нём желание защитить и оберечь её. Поздними и безлюдными вечерами, когда она выходила с ним и Смутьяном на последнюю ночную прогулку, он внимательно вглядывался в темноту. Завидев приближающегося к ним мужчину и испытывая щемящий страх за неё, такую маленькую и слабую, он грозно рычал, давая понять, что в обиду её не даст. Она сердилась на него, но он, чувствуя свою правоту, привычки своей не изменял.

Смутьян был вторым объектом его любви. К нему Свиреп относился с уважением, но в глубине души считал, что тот является его полноправной собственностью. Он любил его ревниво и страстно, и будучи ещё маленьким, слабым щенком, на прогулках мучительно страдал от неудержимой общительности Смутьяна.

Тот, отличаясь добродушным и игривым характером, прекрасно ладил с другими собаками и на прогулках явно предпочитал общаться с ними, а не с маленьким Свирепом. Увидев во дворе знакомую собаку, Смутьян, не задумываясь, убегал от своего воспитанника и начинал неистово носиться и весело играть, забывая про малыша.

Маленький Свиреп, чувствуя себя несправедливо брошенным и обделённым, пытался влезть в игру и при этом стремился отпихнуть соперника, чтобы полностью завладеть вниманием ветреника. Но ему это редко удавалось, потому что его взрослый приятель предпочитал более старших собак и отмахивался от него, как от надоедливой мухи.

Такое легкомысленное поведение заставляло Свирепа страдать и постепенно в нём развилась жгучая непримиримая ненависть ко всем псам, которые могли отнять у него хотя бы на время внимание Смутьяна.

Будучи даже совсем маленьким, он никогда не играл с ними, в его мире было место только для Смутьяна, на других собак его не хватало. Став старше и почувствовав свою силу, Свиреп, ещё издали завидев предполагаемого соперника, терял голову и неизменно настигал врага и не упускал возможности вырвать клок из его ненавистной шкуры.

Таким образом, он добился своего: завидев их, все старые приятели Смутьяна в страхе разбегались, боясь яростного нападения Свирепа, и теперь Смутьян был только его и ничей больше.

Правда, Ольга днём его уже давно не спускала с поводка во дворе, и только поздней ночью, когда уже все другие собаки, нагулявшись, сладко спали по своим домам, Свиреп мог на свободе вволю побегать.

Поначалу, Ольга, купив железный намордник, надеялась, что сможет обезопасить других собак от свирепости своего питомца, очень огорчавшей её. После первых же прогулок в новом аксессуаре, но без поводка, она поняла, что намордник не является панацеей. Быстро сообразив, что зубы пустить в ход не удастся, Свиреп изменил тактику и всё равно неизменно достигал своей цели: избавить Смутьяна от общества других собак.

Молниеносно набирая скорость, всей своей стремительной и удесятерённой от этого массой, он обрушивался тараном стального намордника на врага, безжалостно круша рёбра. Это было даже хуже клыкастой пасти и поэтому Ольга, отказавшись от намордника, просто всегда теперь водила Свирепа на поводке.

В тот день, выйдя в коридор, Свиреп, ласково помахивая пушистым хвостом, потянулся к хозяйке и, нежно выдохнув ей в ухо, прижался мордой к склонённой к нему, холодной от мороза, щеке. Она ласково гладила его по ушам, трепала по бокам, слегка похлопывала по горбатой спине. Он был очень рад её возвращению.

Сегодня она пришла необычно поздно и он, соскучившись, не поленился выйти её поприветствовать. Подоспевший Смутьян, мотая со сна головой, уже подбежал к Ольге и, оттеснив Свирепа, прижался к ней тёплым боком. Любовно заглядывая хозяйке в глаза, он нетерпеливо переступал лапами, ожидая от неё ласки. Она также ласково поздоровалась и с ним. Свиреп, потягиваясь, спокойно наблюдал, к ней он Смутьяна не ревновал, здесь они с ним были на равных правах.

Дожидаясь пока Ольга снимет тяжёлую, рыжую шубу, парочка уже предвкушала радости обычного домашнего вечера. Вкусный ужин всей семьёй, потом отдых втроём с Ольгой на одном широком диване, когда, пристроившись возле неё с двух сторон и прижавшись к ногам спинами, они наслаждались лаской любящих рук и просто её присутствием рядом.

А потом, уже совсем поздно, когда стихает лай во дворе, весёлая длительная прогулка без поводков, когда можно поиграть и порезвиться на свободе. Так было каждый вечер и для обоих это было самое любимое время суток.

Но сегодня, быстро раздевшись, Ольга почему-то торопливо стала их загонять в комнату. Пообещав скоро вернуться, она ласково потрепала их по головам и, закрыв за собой плотно дверь, поспешно ушла в коридор. Оба пса были в полном недоумении, потому что до сих пор их никогда не запирали. Этот вечер с самого начала складывался не так, как обычно.

Не отходя от двери, поставив уши конём, они тревожно прислушивались к тому, что происходило за ней, к чему Ольга решила их не допускать. Смутьян, сгорая от любопытства, начал тихонько, жалобно поскуливать, прося пустить его туда, где происходили сейчас какие-то важные события. Свиреп же, ещё испытывая вполне естественное для подобной ситуации любопытство, уже почувствовал, что ничего хорошего это ему не принесёт.

За дверью же слышалась какая-то суетливая толкотня, Максим радостно, возбуждённо что-то говорил матери. Она, отвечая ему, смеялась тихим и счастливым смехом. Аркадий, всегда очень сдержанный, сейчас тоже заговорил каким-то непривычным для него приглушённым, нежным голосом.

Смутьян, казалось, готов был вышибить дверь плечом, чтобы очутиться там, рядом с ними и разделить их радость. Свиреп же всё более и более убеждался в том, что этот праздник принесёт лично ему одни только неприятности. Он отошёл от двери и, забравшись в своё кресло, прикрыл глаза и затих.

Он уже не хотел знать, что там происходит, ему хотелось только одного, чтобы дверь ещё очень долго не открывалась, и то, что за ней происходит, вошло бы в его жизнь как можно позже.

Тем временем шум и толкотня из коридора переместились в дальнюю комнату и спустя некоторое время Ольга открыла дверь, чтобы выпустить узников из их недолгого заточения.

Смутьян стрелой вылетел в коридор и, возбуждённо со всё более возрастающим любопытством начал обнюхивать пол для того, чтобы выяснить в чём же дело. Идя по следу, он, наконец, уткнулся носом в закрытую дверь дальней комнаты.

Он остановился и, нетерпеливо переступая лапами, оглядываясь то и дело на хозяйку, стал просит пустить его туда, где, как он понял, находился сейчас источник всей этой суматохи.

Ольга, ласково ему улыбаясь, отрицательно покачала головой:

– Подожди, родной, пока туда нельзя.

Смутьян, настаивая, стал легонько толкать носом дверь, требуя пустить его сию же минуту, но Ольга была непреклонна. Вдруг из комнаты раздался какой-то звук. Смутьян насторожился и, склонив голову набок, вопросительно смотрел на дверь, как будто ждал от неё ответа, но она не отвечала.

Вдруг звук снова повторился. Это было уже чересчур для возбуждённых нервов Смутьяна и, не выдержав, он начал носиться кругами по узкому коридору, каждый раз упираясь носом в дверь, которую никак не хотели для него открывать. Наконец, утомившись от этой бестолковой и шумной беготни, он улёгся на пороге, давая понять, что всё равно, во что бы то ни стало дождётся и проникнет в эту запретную комнату и всё разузнает.

Свиреп же не двинулся с места, так и оставшись лежать в своём любимом кресле. Когда Ольга заглянула в комнату, удивлённая его отсутствием, он поспешно прикрыл веки, делая вид, что спит.

В его душе постепенно всё больше и больше нарастало раздражение к недостойному, на его взгляд, поведению Смутьяна и, вообще, всё это ему совсем не нравилось.

Через некоторое время Ольга позвала их обоих на кухню, чтобы покормить. Смутьян, на минуту задумавшись, всё-таки оставил свой пост, привлечённый вкусным запахом. Наскоро заглотнув свою порцию, он снова занял выжидательную позицию у закрытой двери.

Свиреп же не двинулся с места. Хотя голод давал о себе знать, ему не хотелось видеть сейчас никого. Плотнее прижав веки, он упрямо остался лежать на своём кресле. Ольга, несколько раз позвав его по имени, зашла в комнату и, присев и положив руку ему на спину, она, улыбаясь, попыталась заглянуть ему в глаза:

– Свиреп, ты что это бастуешь? Голодовку объявил, может быть, ты заболел? – она попыталась приподнять его голову, но он сопротивлялся, до слёз зажмурив глаза.