Чужие здесь не ходят. Дела ведьм. Часть третья

Лёха понял это каким-то седьмым чувством и неосознанно, как вор, боящийся, что его застанут врасплох, стал опасливо озираться вокруг. Посмотрев вверх, он увидел, как стая воронов, а это были именно они, застыла вдруг неподвижно в воздухе, паря и не издавая ни звука.

«Как они не падают? – промелькнуло в голове, – по всем законам физики они должны были бы свалиться на землю. Что за чертовщина?»

От этих размышлений его отвлёк отчаянный крик приятеля:

– Вот же чёрт! Чёрт!

Кинувшись к упавшему на землю Славке, Лёха ещё издали увидел кровь, хлеставшую фонтаном из его бедренной артерии.

– Господи, как тебя угораздило?

На ходу стянув с себя рубашку, он прижал её одной рукой к ране, а другой попытался расстегнуть ремень, чтобы сделать жгут. Пальцы тряслись, тугая пряжка не желала подчиняться.

– Славка, держи крепко, прижми! Слышишь? – с тревогой глядя в белеющее прямо на глазах лицо, он прижал руку теряющего сознание приятеля к промокшей насквозь рубашке, а сам быстро расстегнул ремень и, сделав петлю, затянул её выше раны как можно туже.

– Всё будет хорошо, держись! Не отключайся, только не отключайся! Эй!

Схватив закатившего глаза Славку за плечи, он отчаянного его затряс, пытаясь вернуть в сознательное состояние, но тот, придя в себя лишь на несколько секунд, пробормотал что-то немеющим языком и закрыл глаза уже навсегда.

Не в силах поверить в случившееся, Лёха ещё некоторое время держал в руках остывающее тело, боясь отпустить, оставить в покое, и, в конце концов, признать страшную реальность.

– Славка! Славка!

Насытившись кровавым зрелищем, стая чёрных воронов, сварливо каркая и хохоча, вновь закружила над старыми елями ведьминого леса.

Глава 3

Чёрный «гелендваген», неспешно переваливаясь по кочкам, въехал на поляну, на которой теснилось несколько строительных вагончиков. При виде прибывшего начальства из самого большого вагончика, выполнявшего функцию передвижного офиса, выбежал худощавый мужчина средних лет в холщовой кепке и поспешил к машине.

– Евгений Глебович, наконец-то, – чуть ли не кланяясь в пояс, суетился он, открывая дверцу.

С трудом удержавшись, чтобы не поддержать под локоток выходящего из машины одутловатого мужчину с неестественно красным лицом, он предупредительно отскочил в сторону, давая тому пройти.

– Уф, ну и жарища, – тяжело отдуваясь и вытирая рукавом пот с лица, проворчал тот.

– Может кофейку или водички? – с тревогой глядя на недовольное лицо, предложил Михалыч. – Пройдёмте в офис.

Недовольно косясь на выползающих из вагончиков рабочих, он торопливо засеменил вперёд, то и дело оглядываясь на идущего сзади начальника.

– Почему не работаете? – ворчливо спросил тот, хмуро оглядывая бездельничающих в разгар рабочего дня работников.

Один из парней открыл было рот, но увидев показанный ему исподтишка кулак прораба, подумал немного и смолчал. Зыркнув для острастки на всех остальных, Михалыч распахнул дверь:

– Прошу вас, Евгений Глебович!

Зайдя внутрь, важная персона, утомлённая дорогой и жарой, озадаченно оглянулась в поисках достойного для себя седалища. Но довольно убогий интерьер строительного вагончика не мог ему предложить ничего, кроме пары табуреток и самого обычного, дешёвого офисного кресла на колесиках, которое явно не было рассчитано на подобные габариты. Разочарованно вздохнув, Евгений Глебович после некоторых сомнений всё-таки предпочёл хлипкое с виду, но всё же кресло. Приняв в свои хрупкие объятия столь внушительный груз, оно жалобно охнуло, что-то в нём хрустнуло, сиденье стремительно опустилось на самый нижний, доступный ему рубеж и вот уже величественный муж обнаружил себя лежащим на полу в совсем не полагающейся своему статусу позе.

Испуганный Михалыч беспомощно взирал сверху вниз на своего благодетеля и работодателя.

– Господи, простите, – придя, наконец, в себя, он протянул тому руку, предлагая помощь.

Помощь была принята, но разница в весовой категории сыграла свою зловещую роль, и вот уже мелкорослый прораб, готовый сгореть со стыда и неловкости, барахтается сверху, пытаясь как можно быстрее сползти с царственной туши, на которую упал.

Привлечённые шумом, в окно с улицы заглянули изнывающие от безделья и любопытства рабочие. Увидев поверженного титана и покрасневшего как рак, прораба, свившихся в замысловатый клубок, один из них насмешливо присвистнул. Другой же, обладая добрым сердцем, кинулся было на подмогу, но был тут же изгнан смущёнными участниками инцидента.

Проверив рукой на прочность легкомысленно отвергнутую поначалу табуретку, Евгений Глебович не без предосторожностей уселся на неё и, стараясь не смотреть в глаза невольному свидетелю своего позора, глухо спросил:

– Воды налей и давай рассказывай, что у вас тут творится.

Пока начальник опустошал протянутый стакан, Михалыч топтался напротив, не решаясь присесть на вторую табуретку.

«Что за невезуха, прямо проклятье какое-то! Мало проблем, так ещё это дурацкое кресло окончательно ему настроение испортило. Вон насупился как, в глаза не смотрит. Как с ним говорить?»

А разговор предстоял неприятный, с непредвиденными последствиями. Больше всего Михалыч боялся потерять эту работу, ведь не всем так везёт и не всегда. А ему свезло, один раз в жизни свезло, и тут такое… Сначала Потапов сам себя бензопилой укокошил, пусть земля ему будет пухом, потом Гаврилов руку оттяпал, а теперь и остальные взбунтовались… прямо проклятье какое-то. Выгонят его, и все дела, незаменимых у нас нет…

– Ну, что молчишь? – вернув стакан, строго спросил Евгений Глебович. – Ты где таких косоруких работников набрал? За два дня один насмерть, другой инвалид, что у тебя тут происходит?

– Да не знаю я, как так получилось, – мямлил прораб, – ребята хорошие, профессионалы, я с ними давно работаю.

– Но как такое возможно? Ладно, один недотёпа… Предположим, пила сорвалась, выскочила из рук или что там случилось, но чтобы на следующий день и второй руку сам себе отпилил… Это уже чересчур! Свидетели были? Что говорят?

– Про Славку, то есть Потапова, не знаю. Сомов говорит, что не видел, как тот себе артерию-то порезал, он как раз в этот момент на небо смотрел, услышал только как тот кричит…

– На небо смотрел? – перебил его Евгений Глебович, – Мечтатель, что ли? Тогда всё понятно.

– Да нет, что вы… Воронья тут много, они здесь третий день кружат. Сами посмотрите, как раз над тем местом.

Посмотрев в указанном прорабом направлении, тот увидел в окно огромную чёрную стаю, нависшую над одним из участков леса.

– Ого, как много… Это как раз там?

– Ну да, – кивнул прораб, – именно там. И никуда не улетают, так и торчат, как привязанные.

– Может, у них там гнёзда, дети… то есть птенцы?

– Не знаю… Их больно много.

– Мда… Никогда столько ворон не видел. Ладно, Сомов на птиц смотрел, а что второй, как его… тот, что руку себе отрезал. Его напарник тоже природой любовался?

– Да нет, – вздохнул Михалыч, – там как раз всё произошло на глазах у Сомова. Говорит, на Гаврилова как будто затмение какое нашло, начал пилить сук, в одной руке пила, другой о дерево опирается и вдруг… – представив произошедшее, прораб нервно сглотнул, – а потом вдруг сам себе эту руку и отпилил. Кровища хлещет, сам бледный, а пока не срезал начисто, пилу не убрал. Потом только заорал.

– Мда… прямо мистика какая-то, – вздохнул начальник, – сам себе… Что же получается и в первом и во втором случае на месте происшествия присутствовал этот Сомов?

– Ну да, – кивнул прораб, – досталось парню.

– А поговорить с ним можно?

Михалыч нерешительно затоптался.