Житие борзого. Повести и рассказы

Поспешно роясь в темных, пыльных углах сарая в поисках веревки, она предвкушала радость Беленького от прогулки. Ей приятно было сознавать, что эту радость доставит ему именно она и, может быть, из чувства благодарности к ней, Беленький станет, наконец, более ласковым. Ведь должен же он, наконец, понять сколько она для него делает – это было бы справедливо.

Найдя, наконец, в самом дальнем углу длинную веревку, она привязала один конец к железной скобе, вбитой в стену, а другой продела в колечко ошейника и крепко затянула.

– Пойдем, Беленький, пойдем гулять, – чмокнув его в лоб, она тихонько потянула веревку.

Коротай даже не поднял головы.

– Миленький, ну пойдем, – стала уговаривать она его, уже сильнее потянув веревку на себя.

Он поднял голову, но остался лежать.

– Ну что ж ты лежишь, пойдем во двор, тебе понравится, – она почти плакала.

Она не понимала, почему он не бежит радостно на улицу. Она не сомневалась в том, что возможность прогулки должна радовать его, а он даже не хотел вставать. Не зная, как же убедить его встать, она, присев, обняла его одной рукой за шею, а другой гладя его по голове, стала шептать ему прямо в ухо:

– Беленький, ты не бойся, он тебя не тронет. Он только пьяный дерется, а когда трезвый – он тихий. Ну пойдем, пожалуйста, ну пожалуйста.

Выпрямившись, она уже сильнее потянула веревку и он, наконец, встал.

– Ну вот умница, молодец! Ну пошли, пошли.

Она медленно задом пятилась к выходу и настойчиво тянула его за собой. Нехотя он двинулся за ней.

В дверях он снова остановился. Яркий свет, от которого он отвык, резал ему глаза. От свежего воздуха закружилась голова, ноги неожиданно стали ватными, он почти не чувствовал их. Опустив вниз отяжелевшую вдруг голову, он стоял, пошатываясь, в дверях. Девочка, не понимая почему он опять встал, была раздосадована. Ей так хотелось увидеть его радость, благодарность за ее подарок. Она часто представляла себе, как выведенный ею во двор, он будет весело бегать, радостно лаять, ловить собственный хвост, как это делали другие собаки. А он даже не хотел выходить.

– Ну что ты опять встал, – раздраженно сказала она и резко дернула веревку. Ей вдруг захотелось ударить его, обругать. Впервые ощутив подобное желание, она тут же устыдилась себя, она почувствовала себя плохой, злой, ведь он так болел, наверно, и сейчас ему плохо, а она злиться на него. Раскаянье бросило ее к собаке, и порывисто обняв его за шею она стала целовать его в морду, приговаривая:

– Миленький, прости, прости меня, пожалуйста, я больше не буду.

Обнимая его она почувствовала, как он дрожит всем телом.

– Тебе плохо? Да? – забеспокоилась она. – Ну, пойдем назад, пойдем, полежишь.

Она стала тянуть его назад, в темноту сарая, но он и туда не шел. Он упрямо стоял, опустив голову, прикрыв глаза и не двигался ни туда, ни обратно.

– Господи, ну что же делать! – взмолилась она со слезами. Чувствуя свое бессилие, она стала постепенно впадать в панику, не зная, что делать. В отчаянии, она стала резко дергать веревку, вновь начиная испытывать желание ударить его, такого упрямого и непослушного. Коротай, расставив ноги, казалось врос в землю, как будто решил назло ей не двигаться ни туда, ни сюда.

– Оставь ты его. Что ты его дергаешь? Отвык он, пусть отойдет, притерпится. – вдруг услышала она за спиной надтреснутый голос отца.

Увлеченная возней с собакой, она и не заметила, что отец все это время наблюдал за ними.

Она испуганно обернулась. Привычный страх медленно вползал в ее душу. Но в голосе отца на этот раз не было злости или упрека, ей даже показалось, что отец сочувствует ей, а может быть и Беленькому. Она попыталась увидеть его лицо, но он как всегда отвернулся. Страх вдруг ушел, паника тоже исчезла. Почувствовав внезапное спокойствие, она выпустила из рук веревку и, присев на лавочку в глубине двора, издали стала наблюдать за собакой.

Постояв в дверях еще некоторое время и, почувствовав себя лучше, Коротай медленно двинулся вперед. Он даже как будто и не пытался оглядеться, оказавшись в новом для него месте. Сделав несколько шагов, он устало улегся на бок, вздохнул и прикрыл глаза. Казалось, что никакие новые впечатления не могли его вывести из его равнодушного равновесия.

Он не испытывал радости, которую ждала от него Анюта. Казалось, что это чувство ему теперь вообще было недоступно. Тоска, поселившаяся в его сердце, медленно, час за часом разъедала его душу ржавчиной, не оставляя места даже обиде. Страсть, радость жизни, казалось, оставили его навсегда. Ожидание хозяина, такое волнующее поначалу, притупилось. Обида, терзая его сердце безжалостными когтями, казалось, вырвала надежду из его души и он уже не ждал того, которому всегда так верил. Вместе с надеждой ушла и любовь. Он остался один на один со своей тоской. Он ел, пил, как механическая зверюшка, у которой еще не кончился завод, не замечая ни вкуса, ни запаха, еда уже не приносила ему той радости, как прежде.

А девочка приходила каждый день. Он привык к ней, к ее запаху, его почти не раздражали ее ласки, но и не вызывали в нем отклика – ему было все равно. Она, при всей своей любви к нему, не могла заполнить пустоты, поселившейся в его сердце, не могла излечить его от его тоски. Может быть, только хозяин мог еще пока вызвать отклик в душе Коротая, но с каждым проходившим днем ржавчина в душе собаки, посеянная тоской, все больше и больше разрасталась, а хозяин не приходил. Душа Коротая постепенно, день за днем медленно умирала.

Глава 9. А тем временем

Хозяин не забыл его.

Не найдя на следующий день Коротая, но убедившись, что он жив Олег начал искать его. Он сделал все, что мог. Догадавшись, что собаку, вероятно, кто-то подобрал на машине, он объехал близлежащие поселки, дотошно расспрашивая жителей. Но никто не видел подобной собаки ни живой, ни мертвой и даже вездесущие дети не смогли помочь ему. Оставив везде, где можно номер своего домашнего телефон и пообещав хорошо заплатить, тому, кто обнаружит его пса, Олег на этом не успокоился. Но ни объявления в газете, ни даже на телевиденье ничего не дали. Коротай исчез. Шло время, но никто ни звонил с радостным известием. Повторный объезд поселков тоже ничего не дал. Олег смирился, но в глубине души, будучи почему-то уверен, что Коротай до сих пор жив, он все еще надеялся, что собака вернется к нему, каким то чудом все-таки вернется. Ему со всех сторон предлагали щенков – купить и просто принять в дар на замену Коротая, но он отказывался, хотя это было не всем понятно и его уговаривали, недоумевая. Но как он мог им объяснить, что это для него будет равносильно признанию того, что его Коротая нет в живых, а он был жив – уверенность эта не проходила и предчувствие, что они еще встретятся не покидало его, хотя со временем и стало постепенно угасать. Но щенка он не брал, пока не брал, но начинал уже понемногу прислушиваться к разговором о том, у кого и от каких родителей ожидаются щенки.

Глава 10. Сергей

Теперь Коротай мог по собственному желанию выходить во двор. Дверь теперь всегда была полуоткрыта, как бы приглашая его на прогулка и только длинная веревка сдерживала его свободу, которая теперь была ему совсем и не нужна.

Иногда он не спеша выходил за пределы сарая, долго стоял, как бы прислушиваясь. Так и не дождавшись чего-то ведомое только ему, он вздохнув, тяжело укладывался недалеко от сарая и лежал, прикрыв глаза и не проявляя никакого интереса к тому, что происходит вокруг. Ни радостных прыжков, ни веселого беганья по двору Анюта так и не дождалась от него. Первые дни она еще надеялась, что он повеселеет. Но дни шли, а он оставался все таким же безучастным и равнодушным. Душа девочки металась из одной крайности в другую. То она отчаянно жалела Беленького и, обнимая за шею, шептала ему на ухо ласковые слова и слезы сами лились из ее глаз, но все чаще и чаще, теряя надежду, и не понимая причин его тоски, она злилась на него. Ее все больше и больше раздражал его отрешенный, равнодушный вид. Ей казалось это несправедливым, она хотела подарить ему целый мир, полный радости и веселья, а он отверг ее подарок и даже благодарности к ней не испытывал, а ведь она столько сделала для него. Она спасла ему жизнь, а он даже хвостом вильнуть ей не хочет. Вредный, неблагодарный пес. За все это время, что она провозилась с ним, он ни разу ни заглянул ей радостно в глаза, ни разу ни лизнул руки. Лежит целыми днями и даже головы не поднимет, когда она приходит. Иногда она намеренно не приносила ему еды, надеясь увидеть радость при ее появлении, но даже это не могло вывести Коротая из его оцепенения.

Постепенно и жалость и злость ушли. Потеряв надежду на его любовь и признание, Анюта постепенно, незаметно для себя, стала терять интерес и к нему самому. Она все реже и реже садилась на лавочку, чтобы понаблюдать за ним. Поставив миску с едой, она теперь сразу же уходила, уже не интересуясь, как раньше, съел он или нет то, что она ему принесла. Давно уже она не расчесывала его псовину и та свалялась в безобразные колтуны и уже не красила его. Она уже не стремилась погладить и приласкать его, теперь он стал для нее только обузой, уже не радуя ее.

Коротай, казалось, не замечал произошедшей перемены. Он потерял весь мир и потеря этого маленького человечка прошла для него незаметно. Дни проходили за днями, но для него время как будто остановилось. Он уже не ждал хозяина, еда его не радовала, все потеряло смысл. Он все время лежал, любое даже малейшее движение сильно утомляло его. Постепенно он даже на ночь перестал заходить в сарай, даже непогода не могла заставить его сдвинуться с места. Так и лежал он теперь целыми сутками во дворе, испытывая непреодолимое отвращение даже к малейшему движению. Душа его замерла в спячке и только все еще сильное и, вопреки всему, здоровое тело сопротивлялось, цепляясь за жизнь.