Огонь

Первыми трезвеют губы.
Официантка Сальха

Подносы с зеленым чаем
Приносит – свежа, молода.
Звонок от бабушки:

– Чадо!
С первым июня!

– Да.

– Праздник защиты детства,
Знаешь ли, – твой всегда.

Не удается согреться.

– Счастья, удачи!

– Да.

Брызг поливальной машины
Веер – роса столиц.
Пыль из-под щеток щетины
Не долетает – но злит.
Грохот костей о нарды,
Крик за соседним столом.
Делают миллиарды.

– Бабушка, мне повезло.

– С Богом! Удачи, удачи.
С вечною верой в добро
Я остаюсь.

Налачен
Город, и взят под стекло.

Дымом «Лапсан Сушонга»
Дышит из чайника жуть,
Свежесть. И шашки звонко
Воздух табачный жгут.

В трубке – о редкость,
О тяжесть первых связных мобил! —
Кровью прощальной мажет
Голос, и свят, и разбит.

– Бабушка, до свиданья!
Мне – лишь четыре шага,
Как Будде, до осознанья.

– Ты рвешься от нас, как всегда.

Дышит немое тело,
Мыслящее сильней,
Чем голова (отрезвела).
Будда, le petit dеjeuner[1 - Завтрак (франц.).].

V. ПЛЮЩИХА

Последний день июня – с плеч долой:
Глухое воскресенье, банк закрытый,
Модерн, конструктивизм – как бы халвой
Дома прощальной сладостью набиты.
Отвесный свет, но кончен света рост,
И призвуки зимы – как хрипы в легковесном
Метанье тополей. Надломленная трость
Так запевает: свист свирельный, сиплый, ветра.
Сквозит вся улица – вдоль световой волны
Изогнутая, как бамбук балетный.
Пустыня! Дни неверно сочтены
Прощания с тобой, мое тысячелетье.
Песнь альба, трубадуры, Тогенбург
И облако над круглоглазой башней:
Здесь розенкрейцеры последние судьбу
Испили – и ушли внутрь московорецкой пашни.
Испытанные поиском Души,
В «хвостах» молочных кухонь молкли души.
Они ушли, но не совсем ушли:
Их немота осталась нам – дослушать.
И трудно мне заговорить «свое»:
Так дик и хрипл, полубезумен голос;
На мне лежит чужое бытие
Как золотой заговоренный волос
На рукаве. За вас и за себя
Я домолчу. Но говорит пусть ветер,
На тополях бликуя и рябя,
Схоласт косноязычия, гелертер,
О чернокнижниках при книжке трудовой,
При ордере слепом райисполкома…
Свобода воль… И голос, бесконвойн,
Мой голос нарастает вдруг сквозь гомон.

VI. ЗЕНИТ

Шальная улица, Кузнецкого моста
Ремесленные узкие задворки.
На пушки здесь переводили сталь
В эпоху после Тушинского вора.