И поставил ее передо мной на стол. Действительно, на крышке не было ни единой трещинки или царапинки. А внутрь заглядывать не стала, не пересчитывать же. Да и не помнила, если честно, сколько там этой самой земли оставалось, но черту это знать необязательно.
– Ну, Яшка, сознавайся, что натворил? – поинтересовалась я, когда Радим налил чаю и себе, и черту. – Ведь не просто так ты ко мне опять сбежал?
Чертенок подавился горячим чаем и закашлялся, с укоризной глядя на меня поверх своей чашки. Домовой сжалился над ним и даже по спине похлопал. Да перестарался, Яшка едва не уткнулся моськой в посудину с чаем и вынужден был упереться лапками в стол.
– Утопить меня решили?! – возопил он, смешно дергая носом, очень похожим на свиной пятак, и сверкая глазками.
– Больно надо, – надулся Радим и отодвинулся от насупившегося черта подальше, хотел еще и пиалочку с вареньем от него отодвинуть, но не смог, а наткнувшись на мой суровый взгляд, скукожился и виновато пожал плечами.
– Ты мне, Радимка, не зазнавайся. Чистый дом и уют в нем, конечно, твоя заслуга, но гостей в моем присутствии обижать не смей, – погрозила пальцем домовому и вновь обернулась к черту. – Ну?
После завтрака, еле выйдя из-за стола, я удалилась на чердак и там провела все время до обеда. Чем занимались мои подопечные, не знаю, но в доме было тихо. И то радует. Тем временем мне удалось разобраться с травами, разложить их на столе, собрать в пучки и даже развесить для просушки. Обычное занятие для любой ведьмы. Можно, конечно, и без этого обойтись, но все же мы больше привыкли полагаться не на магию, а на силу природы. Это маги умеют раны силой своей залечивать. Мы же прибегаем к помощи мазей и заговоров, отваров и настоев различных. Так и организму легче с недугом справиться, и шрамов от ран не остается. Наша ведьминская сила мягкая, а сила магов более грубая, напористая. Я бы даже сказала, слишком стремительная. Недаром маги тоже зелья варить учатся. А зачем и почему? Да потому, что силой не каждый недуг возьмешь. Иной раз зелья понадежней магии будут. Даже демоны этим пользуются, что уж про людей говорить. Хотя… если верить моей бабке, Таисии Демидовне, то лучших врачевателей, чем эльфы, в свете не сыскать. Честно говоря, я с ними никогда не сталкивалась, и проверять правдивость бабкиных утверждений не стремилась. Каждому свое, как говорится. Кому-то – лечить, кому-то – ворожить и судьбу предсказывать, кому – с нечистью воевать, а кому-то – и то и другое.
Вот ведьмы всем сразу и занимаются. И ни один маг, как бы ни был он силен, не сможет ведьму переплюнуть, потому что мы ведающие, и то, что нам ведомо, только от матери к дочери передается, в строжайшей тайне держится. У магов и книги, и учебники, по которым они учатся. У нас же книг почти никаких нет, разве что травники да сонники, а вот заклинаний своих никто не записывает. Я хорошо помню еще из детства, как Таисия мне на ухо тайно, дабы никто более не услышал, заговоры нашептывала, тайные слова передавала, учить заставляла так, чтобы от зубов отскакивало. Строгость ее воспитания свои плоды возымела – я все знала, все умела, хотя еще девчонкой сопливой была. А все ж, бабке частенько помогала, и лечить, и травы правильно собирать, даже зелья готовить и те могла.
– Эх, Яринка, только из тебя и вышла мне достойная замена, – говаривала ведьма.
Я гордилась, конечно, но нос не задирала, потому что кроме нас с матерью, у Таисии Демидовны еще несколько дочерей было, плюс внучки да ученицы, коих брала она время от времени. Жалела порой сироток, пусть далеко не все из них истинными ведьмами были, все равно учила, за собой всюду таскала, секретами ведьминскими не делилась, им и незачем это знать, зато из этих девчонок получались хорошие травницы и знахарки, они людям помогали, а бабке моей это только в радость. Чем больше помощниц вокруг, тем меньше у ведьмы забот и хлопот.
Только я не пожелала рядом с Таисией оставаться, мне свободы хотелось, вот и перебралась подальше, нашла «свое» место и осела. Местные меня тепло приняли, все же вдалеке от больших городов, где с лекарями беда, без ведьмы трудно. Хоть зуб вылечить болящий, хоть рану зашептать, хоть роды принять. С последним повитухи справляются, да не всегда так бывает, что ребенок легко на свет появляется. Иногда без особой помощи не обойтись, вот и бегут ко мне, а я никогда не отказываю. Люди всегда должны друг другу помогать, в трудной ситуации особенно, потому что больше некому. Зато все меня уважают, за спиной всяких гадостей не шепчут и в след не плюют. Знают, я уйду – им конец. Без ведьмы нечисть страх потеряет и на людей накинется. Не съест, так выходками своими доведет. Поди, не забыли, как несколько лет назад, еще до моего появления в Бережках, страдали от шуток лешего. Как в лес ходить боялись, как к озеру Долгому и к реке Азике не приближались без молитв, и рыбачили с трясущимися от страха коленками. Вряд ли такое быстро забудешь. И ведь дело было не в том, что нечисть местная так люто людей не любит, просто люди уважение к ней всякое потеряли, позволяли себе лишнее, вот и получили по заслугам. Мне пришлось мирить их. Вот тогда и взрослые, и дети вздохнули с облегчением. Получили прощение, с живностью лесной да озерной в ладу зажили. Тихо в Бережках стало. Мирно.
– Яра, ты долго здесь пропадать собираешься? Радим уже на стол накрыл, а тебя все нет да нет. Исхудать так недолго! – громкий слащавый голос Бояна выдернул меня из задумчивости.
– Ась? – высунувшись в дверной проем, усмехнулась я. – Ты о чьей фигуре больше беспокоишься: о моей или своей? А ведь тебе не мешало бы похудеть, а то скоро и двигаться не сможешь.
– Злая ты, Ярка! – обиженно фыркнул кот и заскакал по ступенькам вниз. – О тебе заботишься, а ты…
– Ладно, ладно, не дуйся, – потирая затекшую поясницу, пробормотала я, спускаясь следом. – Толстый фамильяр, значит, ведьма не бедствует.
– Я не толстый, – обиженно вякнул кот и запрыгнул на лавку, где уже стояла тарелочка со сметанкой.
– Конечно, Боян, ты не толстый, просто упитанный, – задумчиво протянула я, присаживаясь за стол, и добавила, когда фамильяр довольно мурлыкнул: – Сверх меры.
Кот замер, несколько минут он сверлил меня недобрым взглядом, а потом отвернулся и все равно угощение свое доел.
– Меня и такого все местные кошки любят! – обрубил наглый кошак, забрался на печь и растянулся там во весь свой немалый рост.
Я промолчала, потому что мое внимание в этот момент сосредоточилось на черте. Яшка скромненько сидел в уголочке и штопал рубаху домового. Так! Это уже интересно.
– Я так понимаю, ты к нам надолго, – обронила я, когда он почувствовал мой тяжелый взгляд и обернулся.
– Ты, конечно, можешь меня прогнать, но к Таисии я не вернусь. Нельзя мне, – отложив шитье, негромко сказал Яшка.
– Хм! А прощения просить не пробовал? – усмехнулась, принимая от Радима тарелку с борщом.
– Ярушка, ты шутить, что ли, вздумала? Али забыла, какой у твоей бабки норов крутой? Не простит она меня. Не простит, – покачал рогатой головой чертенок и утер кулачком свой пятачок.
– А у меня, стало быть, характер не такой? – прищурилась я, размешивая сметану в борще.
Яшка промолчал, только плечами пожал да вновь за иголку с ниткой взялся. Ох! Что сказать? Доигрался черт в очередной раз. За купеческой дочерью в бане подглядывал, а потом скучно Яшке стало, подшутил. Так подшутил, что бедная на улицу выскочила в чем мать родила, а во дворе народ, слуги. В общем, опозорил девку. А местный купец долго разбираться не стал, сразу к ведьме бросился. Шум, гам, скандал. Бабка моя от разъяренного отца откупилась, а вот Яшке в тот же день так досталось, отчего черт света белого не взвидел. Как очухался, сразу в бега подался, потому что Таисия Демидовна всерьез решила вернуть черта в родной мир, даже весточку моему отцу отправила. А кто еще смог бы его от демона защитить, как не его же родная дочь? Знал Яшка, что я папане редко подчиняюсь, больше наперекор ему делаю, вот и прибежал заступничества просить. Да не повезло, меня дома не было, поскольку я еще до рассвета в лес ушла, а тут его Боян с Радимом встретили, но и с ними черт не смог без каверзы обойтись. Подшутить вздумал, вот и разодрались и домик мой едва не разнесли.
– Эх, Яшка, я ведь твои выходки тоже долго терпеть не стану, – отодвинув от себя пустую тарелку, обронила я и глянула на черта, который теперь штопал мои старые штаны. – В Бережках начнешь чудить, не избежать тебе наказания. Поверь.
– Нет, Ярушка, не стану я больше проказничать, – стукнув себя кулачком в волосатую грудь, заявил черт. – Хотя проказничать и шалить мне по природе моей положено.
– Яш… – грозно сдвинув брови, прошипела я и тяжело вздохнула, потому что домовой поставил передо мной очередную тарелку с кашей, да пироги на стол выставил, а кроме них кренделя и ватрушки.
– Радим, я одна столько не съем, – покачала головой и потребовала у домового чай. – А кашу Яшке отдай. Заслужил он за свои труды и еды нормальной.
Домовой только вздохнул, но уговаривать не стал, знал, бесполезно. Забрал у меня тарелку и черту махнул рукой, приглашая тем самым за стол. Яшка, что удивительно, отнекиваться не стал, забросил свое рукоделие и быстро за стол присел.
– Спасибо, Яра, за кров и за еду. Клянусь, больше шутить не стану.
– Смотри же, Януарий, – погрозила я пальцем и сдвинула брови на переносице. – Сунешься в деревню, познаешь, какой у меня характер.
– А не в деревню, стало быть, можно соваться? – прищурился черт и запихнул в пасть полную ложку каши.
– Пожалуйста, – равнодушно пожала я плечами. – Ваша местная братия сама не лучше.
Яшка подавился, закашлялся и выплюнул часть каши на стол, за что тут же получил от Радима по шее и как-то сник. Ага! У нас не забалуешь.
– Ты с ней поосторожней, – наставительным тоном протянул Боян, так же продолжая лежать на печи. – Ярка только с виду добрая, а как что, так сразу метлой своей огреет, мало не покажется.
– Как будто я один сегодня получал, – развеселился вдруг черт и стрельнул в мою сторону глазками. – Наша Ярейна никому спуску не дает.
– Эх, расслабились, я смотрю, – покрутив между ладоней чашку с чаем, протянула я и откинулась спиной на стену. – Может, нужно метлу чаще в ход пускать?
– Злая ты, Яра, не любишь нас, – обиженно мяукнул кот. – А я, между прочим, фамильяр – хранитель твоей ведьминской силы. Меня обижать нельзя, слабеть начнешь. Забыла, как тебе плохо было, когда от Елизара сбежала?
Я с прищуром посмотрела на Бояна и только головой покачала. Было плохо, не спорю, только не от того, что сила моя куда-то подевалась. Вовсе нет. Просто сердце мое девичье было разбито вдребезги. Подлецом оказался светлый маг, а ведь я его любила, дурочка. Так любила, что от всего готова была отказаться, благо ума хватило этого не делать, иначе ведьмой сейчас не была. Эх. Ну, кому-то в любви везет, а кому-то не очень. Хотя какое-то время я была счастлива. Очень даже. Однако не хочу больше о нем вспоминать. С тех пор много воды утекло, много слез было пролито и проклятий по следу мага в злобе страшной пущено. Правда, все их обратно отозвала, едва не чокнулась, но все же переболела, перестрадала, плюнула и дальше живу, веру в настоящую любовь не утратив. Разве мужчин, кроме Елизара подлого, на свете не существует? Есть они, просто я своего еще не нашла. Наверное, не время, а может, дороги наши извилистые, капризные никак не пересекутся. Кто знает? Могу лишь сказать, что и без любви живут люди, и ничего с ними не делается. Вот и я живу себе потихоньку, никого не трогаю, никуда особо не лезу. Знаю свое место и не пытаюсь прыгнуть выше шеста, на котором угнездилась.
– Ты обиделась, что ль?
Боян, испугавшись затянувшегося молчания, спрыгнул с печи и подкатился ко мне под бок, потерся головой и мою руку, заглянул в глаза.
– Прости, не хотел тебе напоминать…
– Брось, я давно по нему не страдаю, – улыбнулась в ответ и фамильяра немного потискала, от чего он зафырчал, замурлыкал и на скамью пузом кверху упал.
– А что ж притихла тогда? – влез в нашу беседу Яшка и тоже за чашкой с чаем потянулся, попутно прихватив с блюда большую ватрушку с творогом.
– Просто не о чем говорить, вот и молчу, – пожав плечами, отозвалась я и провела пальцами по слегка вьющейся у кота на животе шерсти, глядя при этом в распахнутое настежь окно.
Легкий ветерок тихонько, будто стесняясь, шевелил вышитые лично мной занавески, под окном покачивался молодой куст сирени, где-то щебетали птицы. И так хорошо от этого на душе, светло становилось, отчего навалилась лень, и не двигаться, ни говорить просто не хотелось. К тому же в животе после сытного обеда было тяжеловато, и глаза сами собой медленно закрылись. Я слышала, как Радим, о чем-то тихо переговариваясь с Яшкой, начал убирать со стола, как загремело ведро, скорее всего, домовой отправил черта воды набрать в колодце, как тихонько скрипнула дверь. Только и это не смогло выдернуть меня из дремы, которая постепенно овладела телом и разумом. Оно и не удивительно, ночью почти не спала, вот теперь организм и воспользовался случаем, дабы наверстать упущенное. В общем, я уснула.
…Такого неба еще никогда не видела. Синее-синее до боли в глазах, будто ненастоящее, будто чужое, не такое, к какому мы привыкли. Чистое, без единого облачка, только солнце где-то очень высоко, да птица, что медленно парит в вышине. Должно быть, очень крупная, потому что на землю, поросшую серебристой травой, падает довольно большая тень. И я смотрю на эту птицу и только удивляюсь, как легко она парит в небе. А еще ветер доносит до моего слуха далекий клекот. Ноги сами устремляются сквозь необычное поле, несут куда-то вдаль, только птица никуда не делась, продолжает парить над головой, спускаясь все ниже и ниже, пока меня не накрывает ее тень, пока не раздаются за спиной шумные хлопки крыльев. Тогда оборачиваюсь и едва сдерживаю вскрик. Сокол. Огромный. Глаза черные, клюв крючком, тело большое, оперение плотное, пестрое коричнево-серое. И когти на пальцах, словно клинки. Страшно, ведь я перед ним все равно, что букашка. Смотрит внимательно и делает в мою сторону неуклюжий шаг, а потом говорит человечьим голосом:
– Ярушка…