Живительным, целительным глотком.
Цветы и травы пахли ароматно,
Всю силу, отдавая целиком.
Да, ночь не день, не утро и не вечер.
Давид уже сложил в душе рассказ,
Который он не смел пока исполнить
Открыто, как смог каждый бы из нас.
Верней сказать, мы вольны и свободны
Играть тогда, когда мы захотим.
Но так, как он, услышать и озвучить
Не сможем, тут талант необходим.
А он имел его, да и по правде,
Учитель у него прекрасный был.
И слову музыкант всегда был верен.
Раз обещал, так значит, не забыл.
Впитав в себя все краски и прохладу,
Давид пошёл спокойно, отдыхать.
Он наиграл себе немного света,
Чтобы во тьме в пещере не плутать.
Уснул, как говорят, почти мгновенно,
И погрузился в необычный сон:
Он видел город, вкруг большие стены,
Большое войско, где пред ним лишь он,
Больных людей, просящих излеченья,
Молящего мужчину спасти дочь…
До юноши никак не доходило,
Как смог легко уйти он в эту ночь?
В ответственный момент открытья тайны
Его звук эха начал пробуждать:
«Давид, вставай! Настало уже утро!
Пора идти пещеры убирать!»
Волшебный сон для юноши был сказкой,
Навеянной картиною ночной.
Впервые он почувствовал реально,
Что был там своим телом и душой.
До этих пор одни лишь только звуки
Картинками летали вкруг него,
А снившиеся дивные виденья
Вдруг мысли перепутали его.
Уборка мало время занимала.
Давид так наловчился исполнять
Мелодию для щёток, тряпок, перьев,
Что зал за пять минут мог засиять.
Но это на прогулку не влияло,
Пещеры теперь были не близки.
По тропкам, где водило его эхо,
Казалось, до урока не дойти.
Но как-то непонятно получалось,
Что он при этом, всё же, успевал
Хоть ненадолго солнцу улыбнуться,