Стрекозка Горгона. 1828 год

– Надеюсь, но … – Кало вдруг поморщился, недовольно помотал головой. – Только для этого ж возле завода жить надо, следить за всем самому. А я ещё хочу по свету белому помотаться, в кибитке под вольным ветром ночевать, чтобы одеялом мне только чёрная ночь да небо звёздное были, чтобы костёр рядом дымился, скрипка цыганская пела, птичьим трелям вторя, чтобы… Эх! – И он взмахнул руками, развел их, как цыган в танце, закрыл глаза, замер в напряжении, будто представляя, что возле него сейчас страстная цыганка кружится. А потом уронил руки, посмотрел жалостно на друзей своих. – Честное слово: не знаю, за что взяться. И туда хочу, и сюда хочу, и одно дело нравится, и другое! Хоть разорвись!

Друзья глядели на него, улыбаясь понимающе. Сергей промолвил:

– Сейчас мы как раз по свету мотаться будем, пока вернёмся, ты и определишься с выбором.

Танюша улыбнулась друзьям:

– Я вот сижу и любуюсь вами обоими. Как хорошо, что у меня такой брат есть! И как хорошо, что мне Господь такого жениха послал!

Сергей утвердительно покачал головой, а Николай хмыкнул:

– А как же?! Конечно, хорошо. Только, пожалуй, оставлю я вас. На меня нашло чего-то, мечтательность какая-то непонятная. Вино, видать, забористое… Полезу-ка я на крышу, там спать улягусь. Хоть и не широкая степь вокруг, да и ночи белые, звёзд не увижу, а всё свободней… – и Кало поднялся, пожал руку Сергею, наклонившись к сестре, поцеловал её в щёку. – Пойду я, – а перед дверью ещё обернулся и напомнил. – Но вы чтоб – ни-ни! Без вольностей!

Сергей засмеялся и крикнул ему вслед:

– Ты там мундир не порви да не извазюкай в птичьем помёте.

– Слушаюсь, Ваше благородие, – раздалось уже из коридора. – Переоденусь!

Но вот массивные напольные часы, стоящие в простенке меж окон, подали знак: гулко, протяжно пробили двенадцать раз. Сергей засиделся у невесты, пора уезжать. Он вздохнул обречённо, Танюша пожала плечами: ничего не поделаешь, напомнила:

– Серёжа, а ведь по обычаям жениху и невесте перед свадьбой запрещено видеться.

– Чтобы некогда было им заранее обсудить то, о чём мы сегодня говорили? Глупо… Пожалуй, попрошусь, чтоб меня назначили на ночные дежурства сейчас, чтобы после свадьбы не тревожили… Но если я не буду приезжать, кто вина дегустировать будет?

– Ах, вон что: мой жених до свадьбы спиться решил! Нет уж, лучше в казармах дежурь!

– Не желаешь меня видеть? – попробовал обидеться Сергей. Но и сам знал, что это не так, и не стал дожидаться ответа. – Возьму несколько бутылок с собой, товарищи пусть попробуют.

– Не здесь, так в казарме пить будешь? Куда ни кинь, всё нехорошо!

– Куда ни кинь – всё хорошо, стрекозка, всё хорошо!.. Трофим! – крикнул он слугу, и когда тот появился в дверях, приказал. – Составь вино в корзину, вниз снеси, я заберу, – потом повернулся к барышне. – Кстати, полковник спрашивал, что на свадьбу невесте подарить?

– Что? – ей не нужно было думать над этим вопросом, ответила уверенно. – Драгунский мундир, такой же, как у Кало!

– Вряд ли он такой подарок вправе делать, на это, я думаю, высочайшее соизволение нужно.

– А если не может мундир подарить, то мне безразлично…

***

Рука у Лужницкого уже не болела, но это ещё ничего не значило: боли и раньше то отступали, то вдруг наваливались на него мучительными приступами, выкручивали руку, мочалили нервы. И он пока не радовался: вдруг снова вернутся? Но боли не возвратились ни через пару дней, ни после – он и думать забыл о них. Вспомнил потом свои собственные слова, что говорил Лапину в первый раз: смолянка – значит, наивна и неопытна. Эта же девочка, вышедшая недавно из Смольного, удивляла как раз женской мудростью и смелостью. Неординарная особа! И он удивлялся: каким же твёрдым характером нужно обладать, чтобы и в Смольном, в этом монастыре, остаться самобытной, столь не похожей на других.

Глава 14

Жениха и невесту от подготовки к свадьбе отстранили. Командовала мадам Стрешнева: считала, что обязана похлопотать. Как не помочь родне? К тому же друзья Сергея проявили интерес к её дочкам, вдруг и у них до свадьбы дело дойдёт?

Стрешнева со сватьей не всегда сходились в суждениях. Оказалось, на Москве свадьбы проходят не совсем так, как в северной столице, обычаи разнятся. Потому спорили иногда. Активно вмешивалась в обсуждение Ариша – кормилица Тани. Её с Трофимом Танина бабушка ещё зимой в столицу отправила: как чувствовала, что их помощь внучке скоро понадобится. Нянька вспоминала, как принято девушек в их краях выдавать, о свадьбе Таниной матери рассказывала, убеждала барынь, что и у Тани всё по-тамошнему должно быть. Не сойдясь во мнении, дамы как-то у невесты поинтересовались, а ей какой обычай больше нравится. «Тот, что короче, чтоб быстрее всё кончилось!» – ответила та. Тётушки переглянулись с улыбками и не стали более её озадачивать.

Таня, вроде бы, и не волновалась накануне свадьбы. Казалось: венчание – лишь формальность, без которой нельзя будет сопровождать Сергея. Сходила утром к причастию, поговорила с батюшкой, не изливая перед ним все тревоги – батюшка был незнакомым. Серж на причастие ходил в другую церковь, возле их дома, где и крещён был. В той церкви и венчание назначено. Вернулась домой. Девушки с песней платье белое внесли, причёсывать, наряжать под свадебные причитания начали.

«…Мне садиться-то красной девице,

Мне во место-то во печальное,

Во печальное, да горе-горькое!

Вы, соколики, братцы милые,

Вы пропили меня, разлюбезные,

За стакан один зелена вина…»

«…Ветры буйные, разбушуйтеся

Заметите-ка путь-дороженьку

Не пройти бы да не проехати,

Что за мной, младой, чужим людям!»

Девушки пели о горькой женской доле, о том, как боится невеста в чужой дом отправляться, а Таня слушала их и в душе посмеивалась: с какой стати она должна опасаться замужества, зачем молить, чтобы «ветры буйные замели путь-дороженьку» жениху её? А слова про братьев-соколиков, пропивших сестру за стакан зелена вина, понравились, ими потом можно будет Колю с Сеней поддразнивать. Девушками командовала Ариша, тут же и Зара была. Аришу с Зарой пугало, что свадьба в мае, худая это примета, не дай Бог всю жизнь маяться. Значит, говорили, все другие приметы надо исполнять пренепременно. Обязательно перед входом в церковь-то за скобу на дверях подержаться и заговор про себя прочитать – чтобы все болезни и скорби на скобе оставить. Советовали, с какой ноги в церковь заходить, как на рушник перед аналоем вставать. Таня отшучивалась. Мадам Стрешнева даже укорила, мол, нельзя невесте столь легкомысленной быть. Потом дружки-шаферы приехали. Таню из комнаты не выпускали, она из-за двери слушала, как в гостиной дружки с её братьями и тётушками, с девушками, наряжавшими её, торгуются. Слушала и удивлялась, как складно там граф Звегливцев речи ведёт, как весело и впопад ему поддакивают Юрик да другие ребята. Ни за что бы не подумала, что Фёдор такие приговоры да запевки знает! Иль специально к свадьбе выучил?

– Пришел я, дружка, легкая ножка, удала головка, в теплую хату, к любезному брату, ножку поставил на порог, другую чуть переволок, ножкой топнул, дверью хлопнул, половички гнутся, хозяева к печке жмутся. Взошёл я, дружка, помолился, добрым людям поклонился… – напевно выговаривал он.

Девушки, обученные Аришей, потешаясь, поддразнивая дружек, поют:

«Идет дружка наш хорош,

На лиху болесть похож!

Друженька хорошенький

Друженька пригоженький!

Ну-ка, дружка, поскачи,

Вытряхай-ка калачи…»

А Фёдор, граф наш золотой, напоминающий иногда, что по матери он из рода князей Пожарских происходит, и не обижается нисколечко, что его с лихой болезнью сравнивают, чем-то девушек одаривает, задабривает. Потом Николай с Семёном свои речитативы завели – а как же братья невесты молчать будут, дружки и их чем-то отоваривают, уговаривают. «Как жаль, что я не вижу сего спектакля!» – слушая песенки и прибауточки, хихикала про себя невеста. Потом вывели её, усадили в центре гостиной. И скамью-то из людской притащили специально, и шубу мехом вверх уложили на ней! К Тане кинулись и тотчас же рядом вплотную с обеих сторон братья уселись, торговля за место возле невесты началась. Как забавно это! Таня мало свадеб видела, да и то лишь крестьянские, в детстве в церковь во время венчания захаживала, а в избы наблюдать, как выкуп невесты проходит, не заглядывала и думать не думала, что это столь занятно. И тут со стороны не пришлось поглазеть: только сиди, голову склоняй, чтобы люди добрые, гости дорогие увидеть не могли, что невеста не плачет, не рыдает, а еле смех сдерживает.