Девочка стального магната

Еле кивнула, чувствуя на себе его липкие выделения, которые перестали казаться желанными. Ненавижу эти моменты, когда он спускает меня с небес на землю, вдавливая ногой в асфальт. И тут же вопросы, вытесненные романтическими эмоциями, появляются снова, но в ванну мне хочется сильнее.

Отдохнуть от его тяжелой, давящей на мозг энергетики.

– Я хочу помыться.

– Нет, – переворачивает он меня и прижимается грудью к спине, взяв в плен рук. – Сегодня спишь так. Грязной… В моей сперме. Чтобы помнила, кому ты принадлежишь.

«Забудешь тут, ага», – внедряется в мозг злая мысль. И все счастье смыто волной нового унижения. И я прикрываю глаза, думая, что уж лучше бы он меня выпорол, чем резал без ножа подобными угрозами.

Глава 64.

Новый год для меня был всегда самым любимым праздником. Временем, когда чудеса пусть и не исполнятся, но никто не смотрит, как на чудную хотя бы за веру в них.

Дома мы всегда ставили пушистую, свежесрезанную елку и украшали ее игрушками, которые еще остались от бабушки. И родители никогда не скрывали от нас, что подарки дарят они, а не Дед Мороз. При этом копили весь год, чтобы удовлетворить наши пожелания, порой даже самые дикие.

Так на седьмой год моей жизни у нас дома появилось фортепьяно. О том, какую истерику устроила Уля вспоминать не хочется, но уже через месяц она стала владелицей гитары, которая так и осталась висеть на стене гостиной.

В этот же новый год я хотела только одного. Провести его с любимым.

Экзамены были позади. А часть сдана экстерном, чтобы в январе не беспокоиться, а спокойно заниматься свадьбой. Теперь осталось только подготовить квартиру. Что я и делаю, одновременно обдумывая, почему Ульяна так и не взяла трубку за эту неделю.

Я никогда ей не звонила, но после произошедшего стала чувствовать свою вину. Без отчётливой, но при этом острую.

Ведь я не хотела Бориса. Даже не думала о его внимании, тем не менее, возможно, разрушила распланированную жизнь сестры.

Не важно, что мы никогда не были близки. Да и ее слова насчет жены так и всплывали в памяти снова и снова, как дразнящий рыбака лосось.

Но Борис ответил на мой вопрос, а на счет большего я интересоваться не решалась. Какая она была? Любил ли он ее? Где она сейчас?

Лампочки на елке загорелись, светом изгоняя неприятных, как тьма, вопросов.

Борис не знал, что я готовлю ему сюрприз. Но пока он был в командировке, я пригласила человека. Он установил в нашей спальне шест.

А Ольга, хоть и обиженная тем, что ее школу танцев чуть не закрыли, помогла подготовить номер.

Очень эротичный.

Я не знала, что подарить человеку, который имеет все. «И всех», – шутит со мной подсознание. Поэтому решила, что лучший подарок – это мое тело, раз уж он им так восхищается.

А еще, первая сессия, сданная без долгов.

Кроме этого я планировала поговорить с Борисом о своей учебе.

Я не хотела больше оставаться на экономическом. Мне казалось, что стены аудитории душат, а каждая лекция о цифрах и банковской системе каторжный труд.

Я не оставила мечты о театральном и надеялась, что Борис примет это.

Но прежде, чем к этому разговору приступать, его надо хорошо напоить и задобрить.

Даже если он полусонный даст обещанное, то никогда не заберет его назад.

Отойдя назад, я с довольно гляжу на украшенную елку. Огоньки от нее отражаются в панорамном окне, создав в полумраке квартиры немного волшебства и магии.

Борис должен вот-вот приехать.

Надеюсь, он будет уставший. В такие моменты он особенно ненасытный, словно нашим возбужденным дыханием можно избавиться от тягот рабочего дня.

Слышу с боку шипение и усмехаясь.

– Не бурчи, тебе даже идет, – смотрю я на шапку зайчика, в которую еле-еле одела Виктора.

Пара царапин на руках стоили вида его недовольной морды.

– Зато теперь ты пушистый зайчик. Неужели нельзя хоть раз в год пойти мне на уступки?

С телефона слышу будильник. Без пяти восемь.

Бегу звонить родителям. У них вот-вот наступит полночь.

Пара мгновений и я почти глохну, когда в перепонки мне врезается шум праздника.

Все родственники и друзья собрались за столом и пытаются мне что-то сказать, активно жестикулируя руками.

Плачу, потому что такие моменты были самыми любимыми и искренними.

Уле не нравился этот бедлам, а я ощущала себя частью чего-то важного и кайфовала.

Я отправляю маме воздушный поцелуй, она мне улыбается, но вдруг хмурится, пытается что-то спросить. После второй неудачной попытки отходит с телефоном на нашу кухню.

– Нин. Ты Уле не звонила? Она уже пару недель трубку не берет. А последние два дня телефон совсем выключен.

Меня гложет чувство вины за вранье, но я качаю головой.

– Звонила, но мне она тоже не отвечает.

Надо сказать, что мы виделись, но тогда придется сообщить и о причине ее приезда. А я до сих пор боюсь сказать родителям о Борисе. Они начнут говорить то, что я и так знаю.

Я ему не пара. Он взрослый, состоявшийся и задавит меня авторитетом.

А если я скажу о своих чувствах, они спишут это на наивность, неопытность. Наверняка поведают о Борисе какие-нибудь гадости. Возникает мысль, а что заставит меня снять очки влюбленной дурочки с блестками и сердечками?

Что заставит меня все-таки решиться на отмену свадьбы. Того события, которое самое желанное и одновременно невыносимо пугающее. Сейчас я еще ношу свою фамилию, просто живу с ним и могу уйти.

Но стоит мне стать его женой, выбор в жизни станет максимально ограниченным. Готова ли я к этому? Не знаю.

– Ладно, – вырывает меня мамин голос, и я улыбаюсь ей в ответ. – Ты когда поедешь?

– Мы… – оговариваюсь, что мама, конечно, замечает. – Думаю, уже через пару дней буду у вас.