Стыд

– Кажется, слабеет.

– Может, к вечеру утихнет?

– Может быть. Говорят, ресторан «Бараж» затопило.

– Опоры залило?

– Наполовину.

– Храни нас, Пресвятая Матерь!

– Храни нас, Пресвятая Матерь! – эхом отозвалась я.

Старушка доверчиво повисла на моеи? руке. А я почему-то подумала, что мадам Сабль с юности жила с мужем без предлюбовных ласк, которые мы сеи?час называем любовью. Она просто, как и всякая мать любого животного, предавалась зачатью для продолжения рода. Но несмотря на то, что жила без любви, дом свои? она не покинет, даже если Архангелы протрубят день Страшного суда. Она не уи?де?т от своих кур, овец, сада, покои?ника мужа, похороненного в ста шагах от дома, своего луга, своеи? веры, своего дождя.

– Не забудьте о том, что я вам говорила сегодня, – сказала она мне на пороге дома. – Оденьтесь потеплее и соберите рюкзак. Будьте готовы!

– А как же вы, Марион?

– Не беспокои?тесь за меня. Как, вы говорите, звали жену Ноя? Марион?

По правде говоря, я не знала, как звали жену Ноя и была ли вообще у него жена.

– Да, мадам Сабль. Ее? звали Марион.

– Со мнои? ничего не случится. Сегодня приедет сын и забере?т меня к себе.

Я знала, что она говорит так, чтобы успокоить меня. Три недели подряд она готовила комнаты для детеи? и внуков, но так никто не приехал.

– Дорогая Анна, не переживаи?те так… мне ни за что не подняться по этои? «че?ртовои?» лестнице. Она слишком крутая для меня. А вы помните, что я вам сказала… Не мешкаи?те!

– Я понесу вас! Я не оставлю вас здесь одну умирать!

– Что за глупости! Я же сказала, скоро приедет сын!

– Это правда?

– Мы уедем в Ангулем, я уже и вещи собрала. А вам завтра улетать! Не хватало еще? здесь застрять! Идите! Идите, дорогая Анна! Передаваи?те привет Еве! От «Золотого льва» в одиннадцать вечера уходит последнии? автобус на Пуатье. Оттуда на поезде вы без проблем добере?тесь до Парижа.

Мы расстались.

До вечера я просидела у окна, наблюдая за вспухшеи? рекои?. В доме мадам Сабль шторы были задернуты, и не горел свет в окнах. Может, и правда, приехал сын и забрал мать в Ангулем?

В половине одиннадцатого я закрыла дом и с чемоданом на коле?сиках пошла в направлении виадука.

Дождь почти закончился. Я с облегчением в сердце смотрела на просветы в облаках, в которых уже мигали первые белые зве?зды.

На последнеи? спирали лестницы я оглянулась и посмотрела вниз. Сверху как на ладони была видна освещенная прожекторами вздувшаяся плотина и дома у нижнеи? дороги. Свет ни в одном не горел. Всех эвакуировали. Лишь в доме мадам Сабль ярко светились все окна.

– Господи! Неужели она дома!

Дождь прекратился. Последние грозовые тучи, подсвеченные алым, ушедшим за горизонт солнцем, растворялись в летнем воздухе. Светлая июньская ночь раскинула крылья в бездонном небе.

Как же хорошо, что дождь закончился!

Глава 3

Уже садясь в автобус, я услышала над городом оглушительныи? вои? сирены.

Часть 2. ДОМ МАДАМ НИНОН

Глава 1

Вообще, вся эта история с наследством не укладывалась у меня в голове. Неожиданное появление дома, о существовании которого я не догадывалась, земли? вокруг дома на многие километры от Бурпе?ля, знакомство с мэром городка – все? походило на приключения из романа, не современного, а старинного, века девятнадцатого.

Я вышла во двор и, сев на каменную скамью в тени столетнеи? акации, проникалась размером наследства от почившеи?, неизвестнои? те?тушки. Два месяца назад я и знать не знала о ее? существовании.

Дом был очень солидным, четыре?хэтажным. Считается, что именно в таких домах живут «приличные люди». Я рассматривала классическии? партер, сложенныи? из гранитных блоков. Гранита в окрестностях: красного, фиолетового, бурого, малинового, коричневого – в изобилии.

Переливаясь через широкие ладони гранитных валунов, в те?мных скалах, поросших зарослями колючеи? акации, грецкого ореха и молодыми дубками, питаемая многочисленными родниками и ручьями, стремительно неслась река Вьена. Ближе к Луаре, в которую она впадала, река вырывалась из каменного ложа на плоскую, как блин, равнину и несла зеле?ные воды спокои?но и широко. В Бурпе?ле бурливую Вьену усмирили две плотины, и река разлилась широким морем, зажатая между ними.

Все четыре этажа дома смотрели на реку. Три верхних были сложены из кирпича: с балконами, эркерами, окнами в каменном обрамлении. Последнии?, четвертыи? – самыи? высокии?, с пятиметровыми потолками. Судя по огромным окнам, через которые летнее солнце за день проходило насквозь, там когда-то была оранжерея.

На первом этаже потолки тоже очень высокие, до четыре?х метров. К параднои? двери вела лестница, завивающаяся спиралью с двух сторон, обрамле?нная перилами с чугунными завитушками. Два боковых входа утопали в зарослях белого шиповника, ронявшего широкие лепестки на розовыи? гравии?. Шиповник так разросся, что верхние ветви уже хватались за чугунные украшения балкона четвертого этажа и норовили зацепиться за крышу.

Дом главенствовал над другими домами, хотя стоял у самои? реки, гораздо ниже других строении?. Соседи смотрели на мои? дом с горы сверху вниз, но за высокои? террасои? сада вряд ли им была видна хотя бы крыша. Мне казалось, что если дом по волшебству сдвинется со своего места, и захочет пообщаться с соседями, то верхние дома обязательно с почтением расступятся и уступят ему место.

Бывают такие дома, память о которых заходит в сердце и остае?тся в не?м навсегда. Так вот, это был именно такои? дом. Я знала, что он будет мне сниться, и я всегда буду возвращаться в его стены, родные и те?плые. Мне уже казалось, что дом снился мне раньше, и не раз, просто я не узнавала его среди других домов в чужих, незнакомых странах. А теперь обязательно узнаю, где бы он ни стоял – в полях, в стриженнои? стерне ржи, или в горах, под снежнои? вершинои?. Хотя именно здесь, в Пуату, ему самое место. Дому сто семьдесят лет.

– Наполеон труа, – пробормотала я, увидев шато впервые три дня назад, подавленная мощью особняка.

Местность в этои? части Пуату не похожа ни на одну другую, в которои? мне случалось бывать раньше. Казалось, ни время, ни люди не имеют здесь своего влияния. В центре Франции, обжитои? и цивилизованнои?, кое-где все? еще? чувствуется сила природы, изжитая в современных городах.

Ряды жилых домов шестнадцатого века поднимаются от реки на холм, к лугу, где пасутся ослы. Ослы спариваются и оглашают окрестности громким ре?вом. На противоположном берегу вросла в землю церковь VIII века. Церковь деи?ствующая, сложена из серого гранита, по-католически очень высокая, широкая и в основании, и в плечах. В голове – колокольная башня с каменным крестом. Старыи? гранитныи? мост време?н Великои? французскои? революции перекинулся дугои? с берега на берег и собрал вокруг себя и реку, и церковь, и дома по обеим берегам, и ослов, и ряды гнутых электрических фонареи?.

Фонари гасят в полночь. В городе после полуночи работают только светофоры. Они мигают, как маяки в безбрежном море че?рнои?, кромешнои? темноты, переключаясь поминутно с красного на зеле?ныи?, с зеле?ного на красныи?…

Над рекои? возвышаются стены средневекового форта. На небольшом острове, соедине?нном с земле?и? каменным мостом, стоит водяная мельница. Здания мельницы уже нет, но остался дом мельника под черепичнои? крышеи?, сложенныи? из глыб гранита. Рядом с домом вросли в скалистое основание мощные мельничные винты, сохранившиеся от водяного колеса.

Гигантские платаны в парке в центре города предоставлены сами себе. Под ними же?лтыи? гравии?, чистыи?, сочныи? цветом, растоптанныи? за многие годы в пыль прихожанами церкви, свадебными и похоронными процессиями. Напротив – здание мэрии, построенное при Робеспьере. На площади тихо и жарко. Иногда с реки веет ветерок, и флаги Французскои? Республики у мэрии лениво шевелятся на флагштоках, и широкие листья платанов машут широкими ладонями. Рядом с церковью стоит памятник погибшим горожанам в I и II Мировых вои?нах. Простои? обелиск из неотшлифованного серого гранита, метра четыре в высоту, на котором высечены имена погибших.

Нетронутые дубравы по берегам реки скрывают множество ручеи?ков, бегущих к реке. Люди с белои? кожеи?, светловолосые и чернявые, голубоглазые и кареглазые, улыбаются и здороваются при встрече.

Время здесь, кажется правда, остановилось.

Неужели неведомым образом я пересекла временную черту и перенеслась на полтора столетия назад…

* * *