Стыд

– Почему мадам оставила наследство мне, внучатои? племяннице?

Я, конечно, знала, от мамы и от бабушки, что где-то в Монте Карло (или в Ницце?) у нас осталась родня, сбежавшая за границу после Революции, но все? это казалось скорее выдумкои?, чем реальностью. И тут – на тебе! Наследство от двоюроднои? прабабки Нинон Колло, о которои? я слыхом не слыхивала.

– Почему я? Насколько я знаю, мадам была замужем и…

– Супруг, месье Колло, скончался еще? в девяносто девятом.

– Восемнадцать лет назад?

– Совершенно верно. Детеи? в браке не было, вне брака тоже. Мадам Нинон была единственным ребе?нком в семье. Ближаи?шая родственница, оставшаяся в живых – ее? младшая кузина, ваша бабушка. Она тоже почила.

– Но моя мама, ее? двоюродная племянница, еще? жива!

– Я не спрашивал, почему шато наследуете вы, а мадам не говорила. Вероятно, мадам Нинон хотела, чтобы ее? владение попало в более молодые руки. Она решила по своему усмотрению распорядиться наследством, оттого и оформлена дарственная. Шато «Колло» – всего лишь часть владении?. Вы уже знаете, что мадам завещала бo?льшую часть имущества и земель Фонду поддержки сирот в Барселоне.

Мадам жила в Испании последние восемнадцать лет и сюда никогда не приезжала.

– А отчего скончался месье Колло?

– Он пропал без вести. Уше?л из дома и не вернулся.

– Из дома? Какого? Моего?

Нотариус кивнул.

– Поэтому мадам Нинон уехала отсюда?

– Вероятнее всего. Его долго искали.

– Не нашли никаких следов?

– Только носовой платок со следами крови. В платок был завернут камень. Вероятно, кто-то хотел избавиться от орудия убийства.

– Вы хотите сказать, что где-то на моеи? земле нашли окровавленныи? платок месье Колло?

– Ну да.

– Значит, он пропал где-то неподалёку?

– Мы этого уже никогда не узнаем, мадемуазель.

– Можно просто Ева.

– А меня зовите Анри, – улыбнулся молодой человек.

* * *

Разговор состоялся три дня назад. Сегодня четверг, и с понедельника я не была в шато «Колло», ночевала в отеле.

Я набралась храбрости и вошла в дом со стороны бокового входа. Вход был заслоне?н брандмауэром и был совершенно незаметен со стороны улицы.

Запах шиповника окутал меня, блеснула бронзовая ручка на двери, и я вошла.

Нижнии? этаж, цокольныи?. У французов предназначен главным образом для сбережения дома от сырости и плесени. Дверь веде?т в гостиную через служебное помещение и кухню.

Поднимаюсь по невысокои? лестнице в коридор, ведущии? в гостиную и в столовую. Все звуки пропали. Ни пения птиц снаружи, ни жужжания газонокосилки, ни шума дороги D10.

D10 – это путь к отступлению. Обычная дорога местного значения. Никогда не бывает пробок. Лишь на мосту у светофора собирается пять-десять машин, и то в час пик. Дорога нежно блестит после дождика, и воздух над неи? всегда дрожит.

В доме я одна. Ни души вокруг.

В комнатах пахнет пылью и, вероятно, каким-то моющим средством с ароматом лаванды. Позднее, я догадалась, что это запах средства от моли. Других признаков жизни нет. Ни запаха жаркого или супа из шампиньонов, ни жаренои? картошки, ни ни вкуса кипяче?ного белья, ни мяуканья кошки.

Нотариус сказал, что в доме дважды в неделю убирается приходящая прислуга.

Мебель в доме только расчехлили, и идеальнои? чистоты льняные шторы цвета горчицы спадали высокими колоннами вдоль окон. Обстановка состояла из тре?х диванов, обтянутых нежно-мятным репсом, стоявших буквои? «пэ» вокруг мраморного камина, двух кофеи?ных столиков и одного журнального посередине. На камине возвышалась разноцветным грибом внушительная лампа в стиле «Тиффани», ее? близнец-торшер расположился у дивана. На противоположнои? от камина стене, вероятно, когда-то висела картина. Ее? след светлым пятном выделялся на светло-лимонных обоях. Потолок в молдингах, лепнине, как и ожидалось от дома эпохи Наполеона III.

В окнах, заслоняя полнеба арками перекрытии?, раскинулся виадук – ровесник дома. Раньше по виадуку проходила железная дорога, но в пятидесятые годы из-за нехватки металла в стране железную дорогу в Пуату разобрали. Из моих окон были видны крыши бывшего вокзала и привокзальнои? гостиницы. Об этом рассказал нотариус, встречавшии? меня в Пуатье утром в понедельник. Более в этом городке мне ровно ничего не было знакомо. Ни дома, ни улицы, ни деревья, ни люди.

Я прошла на кухню и посмотрела в окно на соседскии? дом. В нём жила мадам Сабль. Костлявая и крепкая старуха лет восьмидесяти семи. Об этом мне тоже сообщил нотариус.

На улице Вьен было всего два дома: мои? и мадам Сабль. За домом с обрыва террасами спускались фруктовые сады, и до самои? плотины строении? не было – только земли моих новых владении? и мадам Сабль.

Когда я расплачивалась с водителем такси, мадам Сабль вышла из калитки своего сада и первои? поздоровалась с нотариусом:

– Здравствуи?те, мэтр Моро! Как поживаете? Как здоровье уважаемого папаши Моро?

– Здравствуи?те, мадам. Са ва! Как вы поживаете?

– Са ва! – улыбнулась старуха и вопросительно на меня посмотрела.

Нотариус представил меня старухе:

– Это ваша новая соседка, мадемуазель Ева! Ева, это мадам Сабль.

– Называи?те меня Марион, дорогая! – улыбнулась Мадам Сабль, – мы же теперь соседи! Заходите на кофе, когда закончите с делами!

Я поблагодарила мадам Сабль и обещала заи?ти.

Теперь мадам Сабль, увидев меня в распахнутом окне кухни, помахала рукои? и показала на два аппетитных кекса на тарелке:

– Заходите ко мне, Ева. Выпьем чаю в саду!

Честно говоря, мне совсем не хотелось пить с неи? чаи?, но и отказывать старушке было неудобно.

Мадам ловко накрыла стол в саду, и когда я вошла в калитку, на серебряном подносе уже стояли две фарфоровые, костяные чашки и высокии?, начищенныи? до зеркального блеска кофеи?ник.

Я вспомнила все дежурные фразы, заготовленные дома на случаи? нежданного знакомства, и, хотя в Москве они казались напрасными хлопотами и тратои? сил, здесь, в Пуату, на первыи? случаи? очень даже пригодились. Французскии? я знала благодаря стараниям моеи? матери. Она будто чувствовала, что французскии? когда-нибудь мне пригодится, и с детства вдалбливала мне незнакомые слова.