Стыд

В хозяи?скои? спальне стояла лишь широкая и высокая кровать. Матрасы новые.

«Интересно, а где же остальная мебель?»

Я прошлась по второму этажу. Нашла тумбочки и кофеи?ныи? столик с креслом. Еще? час уше?л на наведение уюта, смену постельного белья. Когда на кровати улеглись ше?лковые подушки и не осталось ни однои? складочки на ше?лковом нежно-голубом покрывале, когда в вазе на кофеи?ном столике, ро-няя капли влаги с зеле?ных листьев, заблагоухал белыи? шиповник, я, наконец, успокоилась.

Белыи? шиповник в вазе – это обязательно! Мне предстоит спать в этои? кровати, и я собираюсь видеть только приятные и нежные сны! Нежные, как розовые бутоны!

Неожиданно я представила себя лежащеи? на белои? простыне – обнаже?нную, спящую в позе Данаи. Мужское лицо восходит надо мнои?. Его бедра тесно прижимаются к моим. Я глажу его гладкую широкую спину. Упругая кожа нежная и атласная. Че?рные волосы кажутся почти синими на фоне белого, как алебастр, лица. Губы шепчут мое? имя! Лицо искажается в экстазе… Его лицо – размытое пятно, но я знаю точно, что это лицо Анри Моро.

Я вышла из спальни и спустилась вниз в столовую. Уже смеркалось, и я включила свет. Зажглись все лампы в люстре и два бра, освещавших портрет мадам Нинон над камином. Впервые я взглянула на него внимательно и… остолбенела от изумления. С портрета на меня смотрела молодая белокурая женщина. Это была я.

 Глава 2

Всю ночь я только и думала о портрете. Человек непосвяще?нныи? вполне мог бы принять его за французскии? аналог портрета «Дориана Грея»! Но портрет был прекрасен, мадам Нинон на картине – молода и красива, значит, ничего предосудительного, ужасного, развратного в ее? жизни не было, если принимать во внимание тот факт, что жизнь откладывала отпечатки на лице портрета в романе! Значит, в портрете нет ничего мистического! И все?-таки, я – это я, а она – это она!

Успокоившись, я уснула.

Наутро, отпивая кофе из большои? фарфоровои? чашки, я встала перед портретом и долго вглядывалась в покрытое кракелюрами лицо. Звонок телефона прервал размышления.

– Хххх… – раздалось в телефоне, и в груди похолодело.

– Простите, что? – переспросила я трубку и услышала несколько раздраже?нныи? женскии? голос:

– Доброе утро, мадемуазель Морозова. Вас беспокоят из нотариальнои? конторы. Это хххх… Напоминаю, что вы записаны к мэтру Моро сегодня в одиннадцать, хххх…

– Спасибо, я помню, мадам, – я не расслышала имя секретаря, которое она произнесла очень быстро. Старыи? телефон трещал и шипел.

– Вы будете вовремя?

– Конечно.

– Хххх…

– Простите, что?

– Хххх…

Я повесила трубку на рычаг, напоминавшии? рожки у чёртика.

Телефон был очень старыи?, с витым шнуром и дисковым набором и вполне соответствовал обстановке дома.

– Прошлыи? век какои?-то… – пробормотала я и пошла одеваться.

«Ну что ж такого! – В конце концов – мы с Нинон родня! Ее? бабушка приходилась роднои? сестрои? моеи? бабушке. А мама всегда говорила, что мы похожи, как две капли воды!»

Я припарковала машину у нотариальнои? конторы. Без пятнадцати одиннадцать – я пришла рано. Секретарь – непривлекательная, грузная мадам средних лет с лицом профессиональнои? стервы, недоброжелательно взглянула на меня и попросила обождать полчаса, указав на ряд же?стких стульев, обтянутых дерматином. Я огляделась. Прие?мная как прие?мная. Безликая и равнодушная, как и большинство прие?мных. С застоявшимся воздухом, с запахом бумажнои? пыли. На столе секретаря за низкои? стои?кои? светится экран компьютера, в углу шкафы с документами, вдоль стены – сеи?ф, копировальная техника и стои?ка с бланками и рекламными проспектами, в другом углу – сервировочныи? столик, кофе-машина и небольшои? холодильник. На широком подоконнике – маленькая вазочка с букетиком свежесрезанных незабудок…

«Мои любимые цветы!»

…На стенах – довоенные че?рно-белые фотографии Бурпе?ля с изображением железнодорожного вокзала, которого уже нет, виды старых пустых улиц и снимки мужчин в шляпах.

Я взглянула на стопку зачитанных журналов для клиентов, разложенных на стекляннои? столешнице веером, и сказала, что подожду в саду.

Выи?дя из двери, повернула направо за угол дома в распахнутую калитку, поднялась по ступеням и оказалась в милом ухоженном садике, окруже?нном по периметру невысокои? каменнои? кладкои?. На подстриженном газоне буи?ствовали маргаритки. По углам пышно цвели кусты розовои? гортензии. Дорожка из сланца вела от калитки в густую тень высоких вязов, плакучих ив и белых акации?, росших по берегам ручья.

Дом старого судьи Моро стоял на тихои? тенистои? улице, на холме, гораздо выше шато. Река, текшая у моего дома, из нотариальнои? конторы была заметна только по шапкам акации?, росших по берегам. Со стороны улицы окна первого этажа были плотно закрыты римскими шторами, а со стороны сада, открыты и в некоторых комнатах распахнуты настежь. Белые занавески надувались и опадали, как паруса корабля.

Я пошла по тропинке к ручью и остановилась, не дои?дя до половины, сообразив, что разгуливаю по частнои? собственности. Холодок пробежал у меня по спине. Для французов нет ничего страшнее, чем нарушение прав приватности. Это их особыи?, отвое?ванныи? на баррикадах тип свободы. Каждыи? гражданин имеет право на собственность, и нарушение ее? карается законом.

«Господи! Как же неудобно!»

В открытых окнах были видны очертания мебели в столовои?, библиотечныи? шкаф и даже кровать в спальне. На кровати, застеленнои? белым постельным белье?м, кто-то спал. Девушка! Шатенка!

В однои? из комнат, ярко освеще?ннои? солнечным светом, льющимся через боковое открытое окно, я заметила мэтра Моро. Он сидел спинои? ко мне и бе- седовал с посетителями. Мне были видны их лица. Это была пожилая пара. Вот они поднялись из кресел, заулыбались, закивали головами, попрощались и пошли к двери.

Мне хотелось незаметно улизнуть. Но было уже поздно. Мэтр Моро встал проводить супругов, обернулся, увидел меня, подоше?л к окну и приветливо улыбнулся:

– Добрыи? день, Ева! Заходите. Можно здесь, через эту дверь.

– Но ваша секретарь сказала, что только через полчаса, – не нашлась я с ответом, покраснев до ушеи?.

– Вам назначено на одиннадцать, – мэтр Моро распахнул дверь, ведущую в сад, – заходите, прошу вас.

Я пробежала через лужаи?ку и запоздало поздоровалась:

– Извините за вторжение! Я не заметила предупреждающеи? таблички, – пробормотала я смуще?нно.

– Ее? здесь нет. Секретарь предупредила, что вы жде?те в саду. Вы принесли все бумаги? – спросил адвокат, указывая на кресло напротив широкого письменного стола, заваленного документами.

– Да, то, что перечислила секретарь.

Моро нажал кнопку селекторнои? связи:

– Мадам Катиш, заи?дите ко мне.

Секретарша тут же вошла, остановилась на пороге с блокнотом и ручкои?.

Опасливо посмотрела на кове?р, будто бы он был границеи?, за которои? начинались опасности.

– Что угодно? – секретарша подняла широкую густую бровь, никогда не знавшую реи?сфедера.

– Принесите, пожалуи?ста, документы мадемуазель Морозова и… – тут Моро обратился ко мне, – не желаете чашечку кофе или чаю?

– Чашку кофе, с удовольствием, месье.

– … и две чашки кофе.

Секретарша смерила меня уничижительным взглядом и скрылась за дверью. Раздался шум кофе-машины. Не прошло и тридцати секунд, как секретарша вернулась.