Призрак графа Шереметева

Призрак графа Шереметева
Елена Ха

Трудно представить, чем может обернуться обычная школьная экскурсия. Пашу вполне устраивала его жизнь. Он привык к тому, что стал предметом обожания Нюты, привык сам любоваться со стороны красавицей Лидой, но что-то пошло не так, и реальность превратилась в фильм ужасов. Вы бы испугались или попытались исправить ситуацию?

Ворона за окном или синица под боком

Серое небо печально роняло на хлюпающую землю то ли снег, то ли дождь. У Пашки давно промокли ботинки, но он не обращал на это внимание, любуясь идущей впереди Лидой. Её светлые волосы от влажности липли к белоснежной коже. Жаль он не догадался взять зонт. Сейчас бы шёл рядом и прикрывал её от непогоды…

Бок о бок с ним, не замолкая ни на минуту, почти бежала Нюта. Она делилась с Пашей своими ожиданиями от предстоящей экскурсии.

– Это просто потрясающий музей! Нам в музыкальной школе о нём рассказывали и настоятельно советовали посетить. Я давно хотела, но одной как-то неинтересно, с классом веселее. Там есть такие редкие экспонаты, такие забавные и необычные инструменты!

Девочка аж подпрыгивала от нетерпения, и куцый помпон на её мокрой серой шапке скакал в такт движениям. Пашка девочку не слушал. За последние три месяца он уже привык, что Нюта где-то рядом и постоянно что-то ему рассказывает. Голос, надо сказать, у нее был вполне мелодичным, не было в нём визгливых раздражающих нот, не зря она занималась в хоре.

Аня Кузнецова пришла к ним в класс в начале учебного года, и тут же стала круглой отличницей, её любили все учителя за усердную работу, за отсутствие косметики и яркого маникюра, но больше всего за неизменную улыбку. Нюта улыбалась всем и всегда. Если ей грубили, она улыбалась примирительно, если хвалили – смущенно, благодарили – приветливо. Казалось, у неё есть улыбки на все случаи жизни. Нютины глаза не поражали своей глубиной и выразительностью, они были маленькие, серые, в обрамлении редких и коротких ресниц, но в них было столько наивной радости и готовности восторгаться миром, что невольно хотелось последовать её примеру. Пепельно-русые волосы девочки, как правило, были убраны в жалкий хвостик, слишком уж короткими и тонкими они были. Нечего и сравнивать с пышным конским хвостом Лиды!

Если поставить двух девочек рядом, не за что не скажешь, что они одноклассницы. Лида была высокой статной девушкой. Её фигура уже вполне сформировалась и приобрела очень даже выразительные очертания. Нютя рядом с ней казалась пятиклассницей: маленькой и щуплой, только щеки неизменно круглились от улыбки.

Пашке льстили восхищенные взгляды Нюты. Себя он считал обычным парнем среднего роста с едва уловимым пушком над верхней губой. Его непослушные тёмно-каштановые волосы постоянно топорщились в разные стороны. Парень не любил свой широкий нос, но большие карие мамины глаза ему нравились. Может быть, из-за них Нюта в него влюбилась…

Сначала от её неусыпного внимания ему было неловко. У него начинали потеть руки и болеть голова, когда он представлял, как будет отказывать ей, но Нюта ничего не требовала.

От пошлых шуточек друзей он постоянно краснел, как рак, и от этого только больше бесился. Правда, Паша быстро сообразил – парни просто завидуют, ведь ни у кого из них не было такой преданной поклонницы.

В конце концов, Пашка смирился. Нюта, конечно, его иногда доставала своей бесконечной болтовнёй, но в дружбе с ней были неоспоримые преимущества: она всегда знала, что задано, могла помочь с домашкой, и даже давала списывать на контрольных. К тому же, она не мешала ему любоваться Лидой, зато делала его особенным на фоне других парней…

По набережной Фонтанки гулял колючий ветер, на Питер опускались осенние сумерки, хотя было ещё только начало четвертого – в конце ноября дни стремительно коротки.

10 «В» гуськом вразвалочку не особо торопясь шел к роскошному дворцу одного из самых богатых и знаменитых родов России – Шереметевых. Там их ждала экскурсия в Музее музыки.

Пашка никогда не интересовался музыкой, но Мария Петровна, их классная, чтобы как-то воодушевить детей, рассказала им о семейном скандале Шереметевых: один из графов женился на своей крепостной – талантливой актрисе и певице собственного театра. Павла эта информация по-мальчишечьи заинтересовала. Он сразу представил себя графом, а Лиду крепостной. Из неё получилась бы великолепная актриса. На ней не то что граф, сам император женился бы!

– Так дети, проходите в гардероб, снимайте верхнюю одежду, надевайте бахилы и спокойно ждите одноклассников, – командовала классная, делая ударение на слове «спокойно».

Пашка быстро разделся. Пока Нюта путалась в своем тяжёлом тёмно-коричневом пальто и длиннющем шарфе, парень бросился к Лиде, подхватил её легкий короткий пуховичок нежно-бирюзового цвета и сам отнес его в гардероб. Девушка благосклонно ему улыбнулась и спросила:

– Паш, я прям поражаюсь твоему терпению! Если бы за мной постоянно бегали с такой щенячьей преданностью в глазах, я бы уже давно в грубой форме задала направление движения. А тебе не надоела твоя собачонка?

– Не особо, – буркнул парень.

– Так вы встречаетесь? – с ехидцей спросила Лида.

– Ещё чего! Она просто … – возмутился Паша, но так и не смог объяснить, кто же для него Нюта.

– А хочешь со мной встречаться? – спокойно спросила Лида и невозмутимо посмотрела парню прямо в глаза.

У Пашки перехватило дыхание, сердце застучало где-то в области висков. Но он старался даже виду не показать, что этот простой вопрос взорвал его вселенную.

– Да, – как можно спокойней ответил счастливый влюбленный.

– Отлично! Я тоже не против, – ответила Лида и кокетливо улыбнулась.

Пока Пашка абсолютно счастливо пялился на неё, девочка добавила:

– Но ты должен доказать, что Аня для тебя ничего не значит.

– Как?

– Мммм… Пусть при всём классе признается тебе в любви, а ты громко, чтобы мы все слышали, пошли её куда подальше.

Пашкино сердца пропустило пару ударов. Недоумение и разочарование обожгли глаза до слёз. Пришлось часто поморгать, чтобы затолкать их обратно в слёзные железы. Парень, как в первый раз, посмотрел на стоящую перед ним девушку, красивую, нежную, заглянул как можно глубже в прозрачно-голубые глаза, пытаясь прочитать её мысли.

– Зачем тебе это? – тихо спросил парень.

– Меня раздражаю её вечные улыбки. Ходит и везде, как дура, улыбается. А её ещё умной считают! – спокойно, с легкой иронией ответила Лида.

– Я подумаю, – безжизненным голосом ответил Паша.

– Ты должен сделать это сегодня во время экскурсии, иначе боюсь, у нас с тобой ничего не получиться.

Сказав это, Лида развернулась, взмахнув веером своих светлых пышных волос, и последовала за экскурсоводом. За ней потянулся шлейф из смеси цветочных ароматов. Впервые Паше показалось, что Лида пахнет удушающе сладко.

Класс водили по большому залу с разнообразными музыкальными инструментами, что-то рассказывали, показывали и даже давали послушать, но Паша ничего не видел и не слышал, в ушах его шумело, в голове пульсировала боль. Он смотрел на Лиду, которая пару раз ему подмигнула, и не понимал, как она могла просить о таком, смотрел на Нюту, которая с жадностью ловила каждое слово гида, и понимал, что не хочет обижать эту девочку. А ещё его мучали сомнения: если он не выполнит условие Лиды, то у него самого могут начаться проблемы.

Пашка знал, в эту красавицу влюблены практически все одноклассники, и если она начнет их подначивать, то их прежние шуточки покажутся ему детским лепетом.

Класс повели на второй этаж, где должен был состояться небольшой концерт. Паша плёлся в самом конце, от переживаний парня мутило. Он так сильно отстал, что весь класс успел зайти в зал, двери закрылись, а Паша остался один на лестницы. Он уже трусливо начал подумывать, не сбежать ли ему домой, как вдруг где-то рядом послышался детский плач.

**

Паша прислушался. Действительно за дверью, что была в дальнем конце лестничной площадке, кто-то безутешно рыдал.

Из зала, в котором скрылся 10 «В», раздались первые звуки тоскливой мелодии. За окном уже было темно, освещение лестницы почему-то выключили, и только свет фонарей с набережной разбавлял вечерний сумрак, приоткрывая Пашке ориентиры в пространстве.

Парень замер в нерешительности на последней ступени, с одной стороны ему нужно было идти к классу, с другой, плач уже перешел в тихий скулеж, а нерадивой мамаши, чей сын рыдал в соседнем зале, не наблюдалось. Перед парнем встал непростой выбор: пойти слушать тягучее завывание скрипки или попробовать утешить малыша. Оба занятия не сулили удовольствий. На одной чаше весов оказались помощь ребенку, на другой – заунывное сидение в одном, пусть и просторном, зале с Лидой и Нютой, перевесила помощь.

Паша решительно зашагал на звуки детских страданий.

Двери, за которыми раздавались всхлипы, оказались тяжелыми. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы они бесшумно отворились и пропустили парня в темный зал, увешанный картинами. Из позолоченных рам в темноту величественно взирали солидные мужчины и загадочные женщины. В центре стоял черный рояль, на котором горела одинокая свеча в простом подсвечнике в форме блюдца. Вокруг все как будто пропиталось вязким запахом расплавленного воска. Рядом с изящным инструментом на черном табурете с витиеватыми ножками сидел кудрявый малыш лет шести. Пухлыми ручками он тер нос и глаза. Кожа мальчика была не просто бледной, она имела синюшный оттенок, как у залежалой курицы.

– Малыш, что случилось? Почему ты здесь совсем один и плачешь? – спросил Паша.

– Меня зовут Митя. Мой батюшка сегодня умер.

«Вот я влип!» – подумал Паша. Одно дело утешать ребенка, когда у него что-то болит или потерялось, или он сам потерялся. Пашка никогда не сталкивался со смертью и не знал, что можно сказать в такой ситуации.

– А где твоя мама? Давай, я отведу тебя к ней, – нашёлся парень. Он был горд собой: не растерялся, и возможно даже сможет помочь этому темноволосому несчастному ангелочку. Митя сидел, поджав под себя ноги, прилежно сложив ручки на бежевых штанишках, и нервно теребил край своей белоснежной рубашки. Почему-то после простого Пашкиного вопроса ребёнок почти перестал всхлипывать и уставился на собеседника, практически перестав моргать.

Паша отметил про себя, что губы и глаза малыша распухли от слез, но они по-прежнему оставались бледными, не покраснев ни на полтона.