Акакий, дачный домовой

– Лук с укропчиком, конечно, было бы неплохо ещё нарвать… Ой, лень. Ладно, в другой раз схожу, и так сойдёт! – и, посолив, хозяйка начала размешивать получившийся салат.

Акакий сердито насупился и едко пробормотал: «Лень ей до грядки с зеленью дойти, вот здрасте-пожалста! О младенчике подумала бы, коль себе лениво, непутёвая!».

Молодуха неожиданно замерла, словно прислушиваясь, рука с ложкой зависла над салатницей…

– Хотя… – внезапно произнесла она, – что это я… Нам с Агаткой витаминчики совсем не помешают, – и, отложив ложку, решительным быстрым шагом направилась вниз по лестнице, чуть не сбив сидящего у неё на пути, едва успевшего отодвинуться в сторону, домового.

Озадаченный Акакий, не веря себе, в изумлении округлил глаза: «Уж ты, ну ж ты! А непутёха-то слышит! Да как хорошо слышит-то, вот это да! Обычно столько сил вложить нужно, чтоб достучаться, да не один-два раза, а тут… у меня ж и сил-то не осталось вовсе, не собирался даже внушать-то, скорее про себя размышлял, а тут вон оно как!». Новость изрядно его приободрила.

Хотя внутри и копошился червячок сомнения, – «Ну а вдруг просто совпало, мало ли? – Акакий всё же воспрянул духом, – Может, и впрямь, не всё так плохо, как кажется?».

«А младенчик-то, оказывается, девчушка! Агата, Агатушка… добрая, хорошая, значит. Замечательное имя. Ну и славно…», – немного повеселев, подытожил он про себя.

И всё же, несмотря на все ошеломляющие открытия сегодняшнего дня, долго отдыхать было недосуг. Надо было собраться с силами и найти для себя укромное место. Не продолжать же сидеть прямо посередь дороги! Видеть, может, и не увидят, а вот запнуться вполне себе могут. Получить случайный пинок, а то и быть придавленным ненароком Акакию совсем бы не хотелось. Да и вопросы после таких падений на ровном месте всегда возникают, а это их братии ни к чему.

Акакий огляделся. В целом, под лесенкой, к которой он обессиленно притулился, было не так уж плохо. Сама лестница была добротной, деревянной, и грела душу своим добрым лесным теплом. Это тебе не серые холодные камни в нижней части нынешнего дома. Пространство под лестницей, правда, было заставлено какими-то шуршащими мешками, в которых стопками лежала разная одежда, постельное бельё и прочее. Но с другой стороны, одёжа в мешках была аккуратно сложенной, чистой и пахла приятной свежестью, а само добро было занавешено красивым тюлем, стыдливо прикрывавшим заставленный угол. До уютных палатей за печкой, конечно, этому убежищу было далече, но оно хотя бы не вызывало такой брезгливости, как пыльный и заставленный всякой старой всячиной угол на крыльце соседа, где немногим ранее он пил чай. К тому же здесь был отличный обзор. С этого места он видел всю веранду, большую комнату через открытую дверь и даже, если подняться чуть выше по лестнице, двор перед домом через окно. А поскольку веранду, судя по всему, использовали как столовую, то именно здесь и должна больше всего кипеть жизнь те в моменты, когда хозяева дома приезжают погостить на свежий воздух. «Решено, размещусь, покамест, здесь», – кивнул сам себе Акакий, и передвинулся чуть глубже под лестницу, за тюль.

Тем временем на столе что-то звякнуло и привлекло внимание Акакия. Хозяйка в этот момент уже поднималась по лесенке обратно на веранду, держа в руках пучок свежей зелени.

– Ой, перегрела! – с досадой произнесла хозяйка и достала старенькой обтрёпанной прихваткой из шкафчика со стеклянной дверцей пышущую жаром тарелку.

«Ого! Чего напридумывали… Самонагревающаяся еда, холодящий ящик… Красота, да и только… живи не хочу», – в очередной раз поразился Акакий, – «и чего им здесь не живётся, не понимаю, с этакими-то удобствами…». Досада и обида оттого, что в обычных домах и в деревнях люди теперь больше не живут, всё не проходила. Он вдруг понял, что ошарашенный новостями, много чего забыл спросить у Степана. Хотя бы то, как они зарабатывают себе на жизнь, и где берут пропитание, коль на всём участке всего-то пара гряд, до которых им даже «сходить лень», и никакой живности. Не в холодильном же ящике они сами собой появляются! Это только в человеческих сказках скатерть-самобранка бывает, а в настоящей жизни-то такого быть не может. «Хотя… кто их знает. Может быть, уже и ларец-самоварец изобрели?»,– хмыкнул он про себя.

Хозяйка принялась было за обед, если это был он, как вдруг послышалась странная звонкая мелодия откуда-то рядом со столом. Она отложила в сторону вилку, взяла небольшой чёрный брусочек, прижала его к уху и щеке и произнесла «Алло!». Акакий навострил уши, прислушиваясь.

Судя по репликам, которые произносила молодуха, выходило, что она с кем-то разговаривает, но с кем-то невидимым, и, похоже, сердилась на своего собеседника. Акакий, как ни прислушивался, понять из этого разговора ничего не смог. Несколько раз прозвучали какие-то неизвестные слова, навроде «кипиай», «конверсии», «си-эрэм» и «показатели». Кто там кому и что показывал, было непонятно. Но, видимо, показывал из рук вон плохо, так как «эффективность эрка снижалась», а что-то даже «падало».

– Хорошо, перезвони, когда проверишь, – наконец, со вздохом произнесла хозяйка и отложила звонилку в сторону. Расстроенно попробовав остывшую гречневую кашу, недовольно скривилась и отправила тарелку опять в темный нагревательный шкафчик, – тот с готовностью снова загудел.

«Ага, видать, это и есть ейная работа, с которой могут позвонить», – догадался Акакий, вспомнив слова Федота, – «Чудно-о-о-о…» – протянул он и, устроившись поудобнее, окончательно вымотанный, прикрыл глаза, чтобы отдохнуть и восстановить силы.

Глава 6. Новое семейство Акакия

Когда немного пришедший в себя Акакий открыл глаза, вечерело. В «его» доме уже было не так жарко, через раскрытые настежь окна тянуло лёгкой прохладой.

Молодуха сидела в комнате и играла с лежащей рядом с ней на мягкой скамье дочуркой, изображая, будто бы игрушка в её руках летает. Маленькая Агатка довольно гулила. Игрушка в руках мамочки, как неожиданно обнаружил Акакий, оказалась не лоскутной куклой, а голубой коровой с крыльями. Ко всему в придачу, в какой-то момент молодуха потянула корову за хвост, вытащив его из основания почти на ладонь, и вдруг откуда-то из недр игрушки послышалась красивая звенящая мелодия, сотканная будто бы из множества тонких сладкоголосых колокольчиков.

«Ничего себе, игрухи детячьи-то нонче!» – ахнул Акакий от изумления, – «Интересно, а настоящие коровы-то у них ещё похожи на прежних, али как эта игруха, – уже тоже голубые да с крылами?..».

Музыкальное представление прервал странный шум рядом с домом. Вытянув шею и поднявшись на цыпочки, Акакий глянул через окно. На поляну перед домом с гулким рёвом само собой заезжает нечто непонятной формы на четырёх широких колёсах.

– Агатка, смотри-ка, наш папа приехал! – услышал он радостный возглас хозяйки.

Из безлошадной повозки тем временем вышел высокий худощавый мужчина примерно тех же лет, что и хозяйка. Достал из задней откидывающейся части повозки две большие бесформенные белые сумки, по внешнему виду и шуршащему звуку такие же, как те мешки, что были под лестницей. Сквозь просвечивающие стенки было видно, что внутри лежит множество разной снеди.

Отец маленькой Агатки, улыбаясь, поднимался по лестнице навстречу жене, встречающей его с дочкой на руках.

– Здравствуйте, мои родные! – произнёс он и нежно поцеловал жену в щеку, а дочку в крошечный лоб.

– Здравствуй, солнышко! – прозвучало в ответ.

Помыв руки, «солнышко» забрал у жены дочурку. Хозяйка тем временем начала разбирать всё то, что принёс её муж. Чего там только не было! Яйца на каком-то коричнево-сером волокнистом, явно специально для этого сделанном, поддоне. Неправдоподобно розовая колбаса в оплётке, такая ровная и красивая, что было очевидно, – не домашнего производства. Множество небольших стеклянных банок с цветным содержимым внутри. Круглый чёрный хлеб был почти обычным, кроме того, что он лежал опять же в шуршащем прозрачном мешке, как, впрочем, многое другое, – например, свежие огурцы и наливные яблоки. И те и другие были просто невозможного, по мнению Акакия, размера. Кроме того, на стол были выложены и какие-то странные небольшие непрозрачные прямоугольные мешки, упругие и надутые с чем-то жидким, судя по звукам, внутри.

– Здорово, что догадался купить квас, по такой жаре будет очень в тему! – услышал Акакий возглас молодухи, – О, ты и борщик купил, какой молодец! Давай им и поужинаем тогда, – сказала она, держа в руках одну из банок.

Растерянный Акакий не поверил своим ушам. «Квас купил? Борщ?! Да как же это? Что ж это за хозяйка, чей муж заместо домашнего борща чужой покупает? А огурцы? Зачем же покупать, коль земля есть, и всё вырастить можно… Ох-хо-хо… Всё с ног на голову перевернулось! И впрямь интересно, сколько же я всё ж таки проспал?».

Устав от переживаний, Акакий снова поглубже зарылся под лестницу. Философски подытожив «утро вечера мудренее», решил, что на сегодня день закончен, и он вполне может себе позволить передохнуть, несмотря на вертящуюся вредной мушкой в голове мысль, – «а то же не отдохнул за век другой забытья-то, бедолажечка».

***

Петро заканчивал белить печь в их крохотном, но новёхоньком, только из-под топора, доме. Марьюшка стояла рядом, любуясь мужем за работой. Она была на сносях и стоять было уже тяжеловато, но ей очень нравилось наблюдать за ловкими, отточенными движениями увлеченного своим делом Петра.

Они были совсем молодой, но ладной парой. Зажиточные родители Петра так и не приняли Марьюшку, – мол, нищая бесприданница-приживалка без роду, без племени не чета их семейству, – но, хоть и не одобряли выбор своёго младшего сына, и потратили немало сил, пытаясь наставить того на путь истинный, всё же, не сумев перебороть его упрямство, со временем перестали вставлять палки в колёса и оставили молодых в покое.