Я не люблю своего мужа

– Завтра?

– Да, Мариш, завтра!

Каждый год в день летнего солнцестояния три ее студенческих подруги собирались у Наташи в ее двухкомнатной квартирке в обычной девятиэтажке на «купание», как они это называли. Якобы в этот день, точнее в ночь, в Наташиной квартирке открывался то ли выход в другой мир, то ли она оказывалась в центре действия какой-то особой энергии. Если учесть, что это происходило в день солнцестояния, то надо полагать, это должна была быть самая сильная в году концентрация солнечной энергии. И якобы после этого самого купания, о котором Марина имела весьма смутные представления, исполнялись заветные желания. В общем, полная чушь, как казалось Марине. Ну да, Ира, мать-одиночка, наконец-то стала соучредителем компании, в которой проработала десять лет. Таня ушла с ненавистной бухгалтерской работы, открыла свое ателье по пошиву модельных штор и наконец-то перевезла к себе маму, которая теперь сидела с ее двумя детьми и освобождала Таню для творчества. Наташа же в свои почти сорок выглядела девочкой – легкой, тонкой, без единой морщинки и седого волоска. Но так ведь это были заслуги самих девочек, а не какого-то «купания»!

– Скажи мне, что ты хотя бы подумаешь, – попросила Наташа. – Ну даже если не на купание, приезжай просто так, мы ведь сто лет тебя не видели, соскучились – жуть! Неужели тебе самой не хочется со всеми встретиться? Ведь видимся только на семейных праздниках, а так хочется посидеть между нами девочками, вспомнить былое, поделиться насущным – разве нет?

Марина отстраненно молчала в трубку.

Не могла она видеться с подругами. Не потому, что не хотела, а потому, что они при встрече обязательно начинали расспрашивать о семье, о детях, о Мише, а Марина не могла, не находила в себе сил сказать им правду об этой части своей жизни. Подругам казалось, что у нее, несмотря на неудачные отношения, которые ей довелось пережить в молодости, в итоге сложилось все просто чудесно: любящий муж, дети, теперь вот и денег хоть отбавляй, и почему-то Марине хотелось, чтобы оставалась хотя бы эта видимость того, что у нее все хорошо, ведь если не эта видимость благополучия, то что тогда вообще ей останется?

– Ничего не говори и не обещай, – сказала Наташа, – просто подумай. Встречаемся как обычно у меня, ты знаешь где это, за двадцать лет мой дом ни на миллиметр не сдвинулся с места. Привози с собой что хочешь – вино, фрукты, сладости, а можешь вообще ничего не привозить. Мы как обычно будем запекать в духовке курицу с яблоками, так что голодными точно не останемся. Ну и заветное желание, конечно, привози. И вещь, от которой хочешь избавиться. Просто приезжай, хорошо?

Марина была рада, когда разговор с Наташей был закончен, и постаралась отвлечься на фруктовый десерт, который только что принес официант.

Когда вернулась домой, уже можно было начинать готовиться к походу в гости. Марина приняла ванну, уложила волосы, нашла подходящее выбранному платью белье, и перед тем, как надеть его, постояла перед зеркалом, рассматривая себя при ярком свете ламп.

Грудь после вскармливания двоих малышей была не так упруга как когда-то, живот не так безупречен, как хотелось бы, на лице и на шее появились мелкие морщинки, которые были особенно заметны, когда она улыбалась или определенным образом наклоняла голову. Несколько лет назад, устав бороться с сединой, она остригла свои длинные волосы и носила теперь короткую стрижку. Однако она не слишком изменилась со времен молодости и при мягком освещении все еще могла сойти за молодую девчонку.

Марина отвернулась от зеркала, надела белье, и в это мгновение раздался шум подъехавшей к дому машины. Она накинула халат и спустилась вниз.

Миша, как всегда, поцеловал ее при встрече, а мальчишки принялись наперебой хвастаться поездками на водном мотоцикле, так что Марина с трудом убедила их пойти переодеться и помыть руки перед ужином. Отправив сыновей в их комнаты, пошла на кухню, чтобы на скорую руку приготовить омлет с луком, помидорами и беконом – вчерашней еды она принципиально не признавала, а ни на что более замысловатое уже не оставалось времени.

Когда мальчики заканчивали ужинать, пришла няня, и Марина, оставив детей на ее попечение, отправилась одеваться перед выходом.

Она увидела, как на лице Миши отразились волнение и смятение одновременно, когда она спустилась вниз.

– А не слишком ли твое платье… открытое? – спросил он ее, когда она подошла к нему.

– Мне переодеться?

– Да нет… конечно нет! Ты очень красивая, как и всегда.

Слабак.

Через пятнадцать минут они были у Мишиной сестры, и еще спустя несколько мгновений Марина увидела гитариста Гену. И вроде бы никогда она не испытывала к нему сильных чувств, просто думая о нем приятно было надевать новое платье, а тут вдруг кольнуло, и теперь уже она сама испытала волнение и смятение одновременно. Обнаженные участки тела жгли, как будто Гена прижался к ним не только своим восхищенным взглядом, и вся она была словно наэлектризована его восхищением. Марина вздрагивала, улавливая схожие со своими вибрации, совпадая с ними, возникающими так близко, что невозможно было пройти сквозь возникшее поле без усилия – до того оно было плотным и осязаемым.

Только Миша и мог это не почувствовать. Марина посмотрела его почти ненавидящим взглядом, когда он как ни в чем ни бывало за руку поздоровался с Геной и даже не заметил, какие они у того влажные, и не подумал, что причиной внезапной потливости этого красивого, статного мужчины могла быть она, Марина, примерная жена, мать двоих детей. Марине нестерпимо захотелось сбежать из напичканного невероятным количеством вещей Алкиного дома, оставив в нем никогда не понимавшего ее мужа, но она сделала над собой очередное усилие и продолжала улыбаться гостям, поздравляла именинницу, помогала ей на кухне, терпела Мишину руку на своей спине.

После того как с основными блюдами было покончено, гости разбрелись по дому, собираясь давно сбитыми компаниями. Марина, равнодушно оставив мужа в обществе Поли, Алкиной подруги, давно имевшей виды на Мишу и считавшей, что Марине он достался незаслуженно, вышла на улицу, пытаясь дать себе хоть небольшую передышку в этом нелегко дававшемся ей представлении. Не прошло и пяти минут, как ее нашел Гена. Сбежал от гостей – как ему, всегда находившемуся в центре внимания, это удалось? – подошел к ней, сжимая осязаемое, пружинящее поле, образовавшееся между ними, сверкнул глазами и зубами, нацеливаясь на ее светящуюся в темноте обнаженную кожу, и все-таки не осмелился напасть сразу – заговорил о чем-то, шутя и зубоскаля, но не в силах скрыть своих истинных желаний.

Всегда, когда Марина представляла себя в такой ситуации, ей казалось, что ее ничто не будет сдерживать, и она не задумываясь сдастся на милость своих влечений. Но почему тогда сейчас она шла и слушала, как Гена говорил какую-то чепуху, пытаясь казаться остроумным, и смеялась там, где надо было смеяться, вместо того, чтобы остановиться, развернуть его к себе и впиться поцелуем в его сочные губы, испить с них его песен и улыбок, его вина, меда, терпкого бальзама, которым он щедро разбавлял слишком скучный для него чай? И, видимо, сам он тоже чувствовал эту невидимую преграду, выставленную своей зазывно хохочущей спутницей, потому и медлил, и робел неожиданно для себя.

Однако было понятно, что сюжет по нарастающей ли, по убывающей, но должен был развиваться, и когда Марина решилась-таки отпустить себя и позволить себе сделать что хочется, ноги сами вывели к освещенной веранде дома. Гена покорно последовал за ней.

На веранде стоял Миша в обществе Поли, и, увидев их, Марина невольно затормозила в тени единственного на участке дерева с густой листвой. Поля чуть ли не всем телом прижималась к стоящему к ней боком и что-то рассказывающего ей Мише, заглядывала ему в глаза, облизывала губы и доверчиво подставляла ему свое глубоко вырезанное декольте. Миша, похоже, все-таки побывал в нем взглядом пару раз и, кажется, даже заволновался. Неужели Полька все же добьется своего и соблазнит своими сомнительными прелестями ее мужа? – мелькнула у Марины мысль, и вместе с этим кольнуло чувство возмущения и возбуждения одновременно. Неужели Миша все-таки потеряет свою девственность с другой женщиной?

Пока Миша продолжал что-то говорить, Поля подняла руку с хищным маникюром и запустила ее ему под пиджак. Она наверняка опустила бы ее ниже, но Миша вдруг подпрыгнул как ужаленный и, схватив ее руку, инстинктивно отбросил от себя, будто ядовитого паука с себя стряхнул.

В ту же секунду Марина вышла из тени, Поля оскалилась, Мишины глаза наполнились замешательством:

– О, принцесса моя, это ты! – выпалил он покраснев как ребенок, которого уличили в запретных шалостях. И Марина в ту же секунду пожалела, что не осталась с Геной в кустах, что не позволила ему поставить себя спиной к нему, поднять длинный подол своего платья и обладать ею прямо там, в дальнем темном углу участка, опершись о высокий кирпичный забор.

– Поедем домой? – бросила Марина на ходу.

– Конечно, как хочешь, я только попрощаюсь с Аллой, – заторопился Миша и пошел в дом, чтобы найти сестру. Через несколько минут они отъехали от Алкиного дома.

Когда вернулись домой, мальчики уже спали, и они, отпустив няню, поднялись наверх.

– Ты не сердишься? – спросил Миша, удержав Марину за руку, когда она собиралась пройти в гардеробную, чтобы переодеться.

Марина с трудом терпела его прикосновение и подумала, что сегодня ночью точно не сможет пересилить себя, чтобы быть с ним, и даже просто обниматься перед сном не сможет. Так хотелось стряхнуть с себя его руку, его взгляд, отвести от себя его вопрос, все его чувства, направленные на нее, и просто остаться в темноте и тишине своей роскошной голубой спальни.

– Из-за чего? – сказала она, делая вид, что не понимает, почему он переживает. – Вовсе нет.

– Точно? – пошел он за ней, и она с трудом удержала себя от того, чтобы не захлопнуть дверь перед самым его носом.

– Абсолютно точно, – сказала она и посмотрела на него в ожидании, что он наконец оставит ее в покое и даст переодеться.

Но Миша совсем не торопился уходить.

– А может, ты пока не будешь снимать свое платье? – вдруг попросил он с тем самым выражением, которое означало, что в его планы на ночь входил не только сон. – Может, сегодня мы сделаем это сзади, стоя?

Марину передернуло, настолько грубо и непривлекательно прозвучала ее недавняя фантазия в его устах. Неужели он не понимает, что есть вещи, которые нельзя озвучивать? Их можно только делать или не делать, и она была уверена, что Гена в отличие от Миши прекрасно это знал.

– Знаешь, – вдруг сказала она, – я забыла тебе сказать, думала, сегодня уже не успею, но сейчас еще не очень поздно.

Она потянулась к верхней полке, на глазах у изумленного Миши достала небольшую дорожную сумку и стала кидать в нее вещи вперемежку со словами:

– Мы с подругами собирались раньше каждый год – обычно на одну ночь, но в этом году они решили собраться на выходные. Ну, сам знаешь, посидеть, поболтать, поесть конфет и варенья. Раньше я не могла – дети, семья, ты в курсе, но в этом году я ведь смогу уехать на два дня? В общем, ты ни о чем не беспокойся, ложись спать, утром я позвоню. Ехать недалеко, не волнуйся за меня.

Сумка была собрана, ничего не понимающий Миша проводил Марину до машины. Она села за руль, выехала за ворота, фигура Миши становилась все меньше и меньше, пока и вовсе не скрылась за поворотом. И только когда Марина смогла наконец сосредоточиться на прокручивающейся в свете фар дороге, а не на зеркале заднего вида, заметила, как сильно она напряжена – будто убегала от смертельной опасности, грозившей настигнуть ее в любую секунду, и не верила при этом, что сможет избежать ее. Но теперь можно было наконец свободно вдохнуть и немного расслабиться. А чтобы на душе стало еще спокойнее, надо было взять телефон и выключить его, лишив Мишу всех возможностей достать ее своим голосом, беспокойством, заботой. Марина достала трубку и поспешно нажала на спасительную кнопку.

Все. Свободна.

До Наташи доехала быстро. Припарковалась, вышла из машины, подошла к подъезду. В то время, когда она была здесь в последний раз, домофонов еще не было, поэтому Марине, помнившей только расположение Наташиной квартиры, пришлось высчитывать ее номер. Набрала цифры на домофоне, но на вызов никто не отзывался. Марина попробовала еще раз – тот же результат. Пришлось достать телефон и позвонить подруге, но и эти действия не дали желаемого результата. Оставалось только начать думать, где бы еще Марина могла переночевать.

О том, чтобы ехать к родителям, не могло быть и речи – мама до смерти замучила бы ее расспросами о том, что случилось, да в порядке ли все дома, да не поссорились ли они с Мишей, и Марина не чувствовала в себе сил противостоять этим расспросам. Приютить ее наверняка не отказала бы Лиза, ее соседка, но возвращаться практически туда же, откуда она сбежала с таким трудом, у Марины не было никакого желания. Гостиница? Марина никогда в жизни не останавливалась в гостиницах и не знала, как это делается. Переночевать в машине? Она у нее тонированная, можно спокойно переодеться в спортивный костюм, который Марина взяла с собой, откинуть спинку сидения и подремать до утра.

Она попыталась привести свой план в исполнение, перебралась на заднее сидение, вся изогнулась, чтобы расстегнуть молнию на платье, после чего выпрямившись, ударилась о стекло и вдруг почувствовала себя такой жалкой и несчастной – даже противно стало. Решительно дернула за язычок молнии, застегивая платье обратно, и пересаживаясь на переднее сидение, стала перебирать в уме гостиницы, которые знала. Одна из них оказалась совсем недалеко от Наташиного дома – туда Марина и направилась.

Бодрая, несмотря на поздний час, администратор оформила Марину, с готовностью выдала всю необходимую информацию о правилах пребывания в гостинице, услугах, сервисах и напоследок даже проводила ее до лифта. Номер оказался большой и светлый, с шикарным видом на ночной город, с широкой двуспальной кроватью и сияющей в дверном проеме бело-голубой ванной комнатой. Марина окончательно расслабилась, разделась, с наслаждением приняла душ, забралась на кровать. Включила телевизор. Боже, какое роскошество – посмотреть перед сном телевизор! Миша принципиально был против того, чтобы этот аппарат стоял в спальне, поэтому смотреть его Марина могла лишь на кухне или в гостиной, то есть урывками и обязательно в комплекте с домашними хлопотами – просто сесть и спокойно посмотреть какую-нибудь передачу от начала до конца никогда не получалось. А вот сейчас она смогла наконец себе это позволить, и даже сон подступил не сразу.

Правда, когда спать все-таки захотелось, как обычно, дала о себе знать проблема, мучившая ее уже много лет. Мышцы плеч будто стянуло в узел у основания шеи, и это не давало расслабиться и усиливало напряжение еще больше невозможностью думать о чем-либо, кроме беспокоившего участка тела. Марина убрала подушку и легла на спину, потом перевернулась на живот, полежала на боку с поднятыми к голове руками, попыталась растереть плечи – ничего не помогало. Полежала, наблюдая за происходящим на экране и надеясь, что это отвлечет ее и позволит заснуть, но и это не принесло желаемого облегчения. Кто бы смог ей сейчас помочь, так это Миша со своими сильными пальцами и наработанным за много лет умением делать ей расслабляющий массаж, но Марина даже представить не могла, чтобы дать ему сейчас прикоснуться к себе, даже если бы он был рядом. Нет уж, лучше она будет мучиться в одиночестве.

Пока лежала, пытаясь справиться со взбунтовавшимся телом, вдруг пришла в голову мысль, что во всех своих скитаниях она почему-то ни разу не вспомнила о Гене и даже не подумала набрать его телефонный номер, который благодаря стараниям самого Гены хранился в памяти ее телефона чуть ли не со дня их знакомства. Жил он один, и можно было не сомневаться, что в крыше над головой он бы ей не отказал, а вот поди ж ты – ни единой мысли о нем не мелькнуло…

Проснулась Марина то ли от яркого света, бившего в незанавешенное окно, то ли от проработавшего всю ночь телевизора. Хотя было еще довольно рано, спать больше не хотелось.