К тебе поэзии священной
Не снидет чистая роса,
И пред зеницей ослепленной
Не распахнутся небеса.
«Вдохновение»
В ранних стихах Хомякова есть и другой образ призвания – война. В юношеских стихах часто восхваление военных подвигов («Послание к Веневитиновым» (1821), «Новград» (начало 20-х годов), «Бессмертие вождя» (1823)). Этот мотив важен и в «Ермаке». Хомяков принадлежал к тому поколению людей, воспитывавшихся с детства на античной истории, о котором Ю. М. Лотман писал: «У Никиты Муравьёва и его сверстников – особое детство, детство, которое создало людей, уже заранее подготовленных не для карьеры, не для службы, а для подвигов. […] Люди живут для того, чтобы их имена записали в историю» (9, 63—64).
Хомяков с детства мечтал о подвигах, о военной славе, в 17 лет хотел бежать на войну. И, когда он в самом деле поступил на военную службу, служба, по-видимому, не разочаровала его, он действительно полюбил её.
Хомяков участвовал в русско-турецкой войне 1828—1829 гг.. Эта война завершилась победой России: для себя Россия отвоевала право прохода через черноморские проливы, для Сербии, дунайских княжеств и Греции – автономию. Этой войне посвящено стихотворение Хомякова «Прощание с Адрианополем» (1829):
Эдырне! прощай! уже более мне
Не зреть Забалканского края!
Ни синих небес в их ночной тишине,
Ни роскоши древней Сарая!
Ни тени густой полуденных садов,
Ни вас, кипарисы, любимцы гробов!
Эдырне! на стройных мечетях твоих
Орёл возвышался двуглавый;
Он вновь улетает, но вечно на них
Останутся отблески славы!
И турок в мечтах будет зреть пред собой
Тень крыльев орла над померкшей Луной!
Адрианополь, турецкий город, был взят русскими войсками в 1829 г., но по мирному договору отдан обратно.
Хомяков пишет об историческом событии, в котором участвовал лично. Взятие Адрианополя, хотя оно произошло недавно, уже стало историей, отошло в прошлое – и в то же время никогда не уйдёт в прошлое. Историческое событие никогда не перестаёт быть живым и реальным. Кажется, что «тень крыльев орла» можно увидеть, так же, как кипарисы и «густую тень полуденных садов».
Такое же чувство истории – в стихотворении «Клинок» (1830).
В этом стихотворении видна военная натура Хомякова. Для человека, его написавшего, оружие – нечто привычное, но в то же время и не обыденное:
Не презирай клинка стального
В обделке древности простой
И пыль забвенья векового
Сотри заботливой рукой.
Мечи с красивою оправой,
В златых покояся ножнах,
Блистали тщетною забавой
На пышных роскоши пирах,
А он в порывах бурь военных
По латам весело стучал
И на главах иноплеменных
Об Руси память зарубал.
Но тяжкий меч, в ножнах забытый
Рукой слабеющих племён,
Давно лежит полусокрытый
Под едкой ржавчиной времён
И ждёт, чтоб грянул голос брани,
Булата звонкого призыв,
Чтоб вновь воскрес в могущей длани
Его губительный порыв;
И там, где меч с златой оправой
Как хрупкий сломится хрусталь,
Глубоко врежет след кровавый
Его синеющая сталь.
У Солженицына в «Октябре шестнадцатого» есть эпизод, отчасти сходный по чувству с этим стихотворением – поездка Воротынцева по Москве: герой проезжает мимо Кремля и вспоминает о том, о чём с детства никогда «не забывал…. что с этих зубцов отбивали живых татар, и сюда вероломством входили поляки. Что Кремль перестоял невообразимое – и каменно-вечным послепетровским упрёком так и застыл. И сейчас над этими пустынными плитами… даже останавливалось сердце, так дышала история своей утверждённой плотью».
Прикосновение к клинку – тоже прикосновение к живой «плоти истории». История – не просто прошлое, она жива сейчас и продолжается в будущее.