Амплуа убийцы. Следствие ведёт Рязанцева

Тратить время собственного выходного дня на поездку за город было жаль. Но если не довести дело до конца, значит вычеркнуть то время, которое она уже потратила на поиски исчезнувшей балерины. Попрощавшись, Лена вышла в коридор и набрала номер Виктора Котова. Ответа пришлось ждать долго, она уже хотела отключиться, но тут весёлая мелодия, звучавшая вместо гудка, резко оборвалась, и послышался запыхавшийся голос Котова:

– Алло, Елена Аркадьевна, что случилось?

– Вить, ты что, стометровку бежал? – рассмеялась Рязанцева.

– Ага, почти. Из кухни в гостиную за телефоном. Я там плов затеял, увлёкся, сразу и не расслышал, что телефон разрывается.

– Ммм, плов! – Лена почувствовала, как рот наполнился слюной. Самый вкусный плов на свете готовил муж её сестры Светланы, но Махоркин уверял, что лучший плов, который он когда-либо ел, готовит Виктор. Спорить было глупо – Лена никогда не пробовала плов Котова, а Махоркин – плов её зятя, и спорили они, так, больше ради забавы.

– А вы приезжайте, отведаете моё коронное блюдо. Тем более, что я использовал и те специи, что вы мне привезли из Франции. Получилось кавказское блюдо с французским оттенком. Пальчики оближете.

– Ох, я бы с удовольствием, но тут такое дело… в общем, ты можешь мне пробить телефон одного человека.

– Запросто. Только мне надо позвонить кое-куда.

– Хорошо тогда запиши или запомни – Лебедева Серафима Андреевна, проживает в Починках. Как получишь информацию, перезвони мне.

– Ага, дайте мне пятнадцать минут.

Виктор не обманул, и уже через двадцать минут Рязанцева набирала телефон Лебедевой.

– Алло. – Голос в трубке был спокойным и немного вялым, как будто женщина только проснулась.

– Серафима Андреевна?

– Да? А кто это?

Вопрос застал Рязанцеву врасплох. Представившись следователем можно напугать пожилую даму, вызвать панику, да мало ли чего… С другой стороны, как иначе объяснить свой интерес. Так ничего и не решив, Лена начала с главного, а там будь что будет.

– Серафима Андреевна, ваша дочь вчера не явилась на премьеру. В театре негодуют. Вы не знаете, где Вероника может сейчас находиться?

– Как не явилась? – встревожилась женщина. – Что вы такое говорите?

– Серафима Андреевна, когда вы последний раз общались с дочерью?

– В пятницу вечером. Она мне лекарства привезла, чайку попила и уехала в девять часов, хотела выспаться перед премьерой.

– И она вам больше не звонила?

– Нет.

– А вы ей?

– У нас с ней договор, звонит обычно она мне, когда свободна. Ну, я беспокоить и не стала, ждала, что она сегодня сама позвонит, расскажет, как премьера прошла. – Голос женщины дрожал. – А что случилось? Её нет дома?

– Она не отвечает на звонки и дверь не открывает, никто не знает, где её искать.

– О боже! – Услышала Лена громкий всхлип.

– Серафима Андреевна, вам надо приехать в Москву. Я следователь, моя фамилия Рязанцева. Я буду ждать вас на вокзале, у входа в зал ожиданий. У вас есть ключи от квартиры вашей дочери?

– Есть. Да. Она держит у меня запасные на всякий случай. Я сейчас… сейчас приеду.

Она узнала её сразу – встревоженное, но такое же миловидное лицо, как и на фотографии в театре, только… даже не постаревшее, а будто уставшее. Такое же, как яблоки, которые бабушка доставала из подвала в феврале. Жёлтые сочные плоды на вид были слегка сморщенными, но на вкус невероятно сладкими. Лена старалась вспомнить сорт, но детская память избирательна, и название никак не хотело всплывать в голове.

Серафиме Андреевне Лебедевой косметика была не нужна. Она относилась к тому типу женщин, которые не пытаются удержать молодость, и потому потерявшая к ним интерес старость почти не задевает внешность.

«Голден делишес», – вспомнила Лена замысловатое название сорта. За зиму яблоки набирали сладости и на вкус становились медовыми. По утрам бабушка протирала плоды белым вафельным полотенцем, укладывала в плетеную вазу-корзинку и ставила на стол. Кухня наполнялась пряно-карамельным ароматом. Жёлтый цвет до сих пор ассоциировался у Лены с этим запахом.

Высокое здание с выпуклым фасадом внешне выглядело неприступной стеной, но на деле оказалось гостеприимным, уютным домом с чистыми лестничными площадками и кремовыми стенами, увешанными картинами и горшками с извивающимся плющом.

– Раньше здесь консьержка была, потом решили, что это лишнее, повесили камеру. А разве камера надёжней? – открывая дверь, сокрушалась Серафима Андреевна, стараясь справиться с внутренним страхом. – Вы первая заходите. Что-то у меня ноги идти отказываются.

Яркое солнце, легко просачиваясь сквозь золотистую органзу, заливало паркетный пол гостиной охрой апрельского света. От зелёного цвета штор и кремового бархата дивана веяло не показной роскошью, а изысканностью вкуса. В квартире царили идеальный порядок и чистота, но, невзирая на это, ощущения «необжитости» ни возникало.

– Серафима Андреевна, посмотрите внимательно, есть ли в квартире следы, указывающие на то, что ваша дочь вчера здесь была?

– Следы? А какие могут быть следы? Она по дому в сапогах ведь не ходит.

– Я имею в виду следы не в буквальном смысле, а… что-то такое… что может… ну одежда, например, в которой она у вас была. Посмотрите на вешалке, в шкафу, в ванной. Если она была дома, то наверняка, переодевалась, загляните в урну с грязными вещами. Надо определить была ли она вчера в квартире. Заодно проверьте, не пропало ли чего из личных вещей, драгоценностей, например.

Серафима Андреевна в сопровождении Рязанцевой неторопливо обошла все помещения, но никаких результатов осмотр не дал. Последней на пути была спальня.

– Вроде бы всё на месте. Вещей – тех, в которых она у меня была, я не вижу. – Женщина погладила рукой нежно-розовое покрывало и бросила взгляд на сверкающий чистотой глянец столика трюмо. – Кольцо!

– Что? – Лена не сразу заметила надетое на флакончик духов золотое обручальное кольцо.

– Она его никогда не снимала! Оно ей было немного велико, и она сверху надевала ещё одно с изумрудиком, но его я не вижу. Странно.

– Когда Вероника вас навещала, на ней было обручальное кольцо?

– Я не помню. Внимания не обратила. Она ведь и побыла-то всего полчасика.

– Серафима Андреевна, а у вас телефон Дмитрия Королёва есть? Надо с ним связаться, может она к нему уехала?

– Нет у меня его телефона, – сердито отозвалась женщина, – зачем он мне. Мы с ним не общаемся. И ни Королёв он никакой, а Пирожников.

– Как Пирожников?

– А так. Королёвым он себя сам нарёк. Пирожников – не так благозвучно на слух по его мнению, а он же артист, – сделала акцент на последнем слове Серафима Андреевна и презрительно скривилась. – У него роли героев. Как будто Пирожников не может играть героя.

– Не любите вы зятя, я вижу.

– А за что его любить? Да и зачем мне? Достаточно, что Верочка его любит. Эх, не зря говорят – любовь зла – полюбишь и козла.

– А могла Вероника к нему уехать?

– Нет. Вместо премьеры? Нет. Она, конечно, его очень любит, но не до такой же степени. Театр для неё святое. Тем более премьера.