– Ну что ж… – вздохнул, – только аккуратней, пожалуйста. Учитывайте состояние пациентки. Даю вам 10 минут, не более. И только один пусть идёт.
– Но…
– Никаких «но», а то вообще не пущу.
Зима плакала капелью. Ледяные стрелы, преломляя солнечные лучи, отливали радугой. Тонкие струйки бежали по оконному стеклу кривыми дорожками. Оттепель.
«Когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после чего-то хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее», – кажется, так считал Хемингуэй. А где искать это лучшее? И надо ли? Может кому-то надо. Ей нет.
Лена закрыла глаза. Хотелось снова провалиться в преисподнюю, откуда её зачем-то вытащили. Вытащили, что б похоронить заживо.
Дверь тихонько скрипнула.
Ну зачем? Разве они ещё не всё ей сказали? Разве они не могут оставить её в покое?
– Здравствуйте, Елена Аркадьевна!
Олег… Олег Ревин. Странно, но это был именно тот, пожалуй, единственный человек, чей голос она, если не желала, то готова была слышать. И слушать.
Лена открыла глаза. Олег!
– Я понимаю, вам сейчас трудно говорить, но вы же знаете, что это необходимо, что это важно…
– Да. – Каких неимоверных усилий стоил ей этот еле слышный то ли хрип, то ли стон.
– Давайте сделаем так – я буду задавать вопросы, а вы, если да, в ответ моргните.
Лена попробовала кивнуть, но почувствовала боль в области шеи и просто закрыла глаза.
Олег придвинул стул к кровати, сел.
– Вы видели, кто на вас напал?
Лена моргнула.
– Вы его знаете?
Ответа не последовало.
– Описать сможете?
Снова моргнула.
Олег посмотрел на катетер, вставленный в кисть правой руки, тянущуюся из него гибкую прозрачную трубку, наполненную раствором, и почувствовал лёгкое головокружение. Он до ужаса боялся уколов, эта фобия была родом из детства. Маленький Олежка часто болел, а мать – человек, хотя и далёкий от медицины, почему-то считала, что сама знает, чем лечить сына и при первом же чихе всаживала ему укол в попу.
Как же быть? Ни говорить, ни писать пострадавшая не может.
Лена, которая в упор смотрела на оперативника, будто прочитав его мысли, прохрипела:
– Я смогу. Скоро.
– Может быть есть какая-то примета, по которой…
– Ален Делон… – вместе с остатками сил выдавила из себя Лена, и её голова откинулась на бок.
– Что? – удивлённо переспросил Ревин, но в это время раздался скрип, и в разрез двери протиснулась голова доктора.
– Всё. На этом всё. Выходите.
На улице скользко. И надо же такому случиться, чтоб прямо накануне Нового года наступила оттепель. Необычная. Весенняя. Зимой солнечные дни всегда морозны, а тут какая-то природная аномалия. Солнце и совсем слабенький морозец. Приятный. И всё бы ничего, только ужасно скользко.
Виктор осторожно опустил ногу с крыльца, щупая ботинком покрывшуюся слоем льда дорожку.
– Что так и сказала: «Ален Делон»?
– Ну да.
– И как это понимать?
– Не знаю. Может похож?
– На французского актёра? Ты его видел?
– Кого?
– Не тупи, Олег, Делона этого.
– В детстве еще. Моя мать от него балдела. Тогда модно было фото актёров собирать. Кто-то марки, кто-то фантики, а она актёров. Их тогда в ларьках «Союзпечати» продавали. Так, прикинь, она у моей сестры двоюродной фото этого Делона украла. Та тоже увлекалась коллекционированием актёрских снимков.
– Зачем же красть, если они в каждом ларьке продавались?
– Так тираж этих фото небольшой был. Кто кого успел купить, тем и владел. Были особо любимые всеми актёры, которых иметь в коллекции было престижно. Таких быстро разбирали. Например, Тихонов тогда был в дефиците. Все хотели иметь Штирлица в своей коллекции. Вот и Делон тоже любимчик советских женщин. Сестра его фотку берегла, хвасталась вечно. Уж чего только маманя моя ей взамен не предлагала, даже Олега Видова. Помнишь, был такой фильм в детстве «Всадник без головы», он там играл?
– И чего?
– И ничего! Ни за что Светка меняться не хотела. Тогда-то маманя и решила пойти на преступление.
– Так вот откуда у тебя тяга к криминалистике? – ухмыльнулся Котов.
– Наверное…
– Ну, если ты его не только на фото, но и в фильме каком видел, то помнишь какая у него субтильная фигура. Одно слово француз.
– И что?
– А то, что человек, напавший на Лену, как говорят эксперты, был ростом под два метра. Следы, оставленные на снегу, о том свидетельствует. И то, с какой силой он её душил и избивал, говорит о том же. Это был крупный человек, и никак он не может быть похож на худосочного француза.
– И что нам делать? Она ни говорить, ни писать не может.