Альбин взволнованно прошелся по комнате.
– Люций был моим другом, и я, естественно, могу интересоваться его судьбой! И, наконец, ты же говорил, что на христиан клевещут.
– Да, господин, и сейчас могу тебе сказать: на них возводятся самые ужасные, нелепые клеветы.
– Тораний, а может быть, ты и сам христианин? Говори прямо, не смущайся.
На лице Торания промелькнул было испуг, но это было мимолетно, и он тихим, но твердым голосом ответил:
– Да, господин, я христианин.
Альбин невольно вздрогнул. Тораний это заметил и с мольбой в голосе заговорил:
– О, господин, не верь клеветам на христиан! Я безгранично счастлив теперь, что узнал Христа. Это наш Спаситель и Искупитель. Всем Своим верным последователям Он обещал вечное Небесное Царство.
На глазах раба заблестели слезинки. Он вдруг опустился на колени перед Альбином:
– Я умоляю тебя, господин мой, поверь мне: только в христианской вере истина и спасение!
Ошеломленный признанием Торания, Альбин не сразу нашелся, что сказать.
– Встань, Тораний! Этого мне не нужно. Встань; что скажут, если тебя увидят в таком виде? Но ты меня удивил. Значит, ты христианин, и давно?
– Да, давно. И я безмерно от этого счастлив. Теперь я готов идти на смерть, если ты меня предашь в руки судей или скажешь отцу.
– Успокойся, Тораний, я ничего не скажу отцу, и нет никакого смысла лишаться такого верного, преданного раба, каким являешься ты. А потому не бойся.
– Благодарю тебя, мой господин!
Альбин взволнованно забегал по комнате.
– Но тогда расскажи мне более подробно, что это за учение.
– О, как я рад это слышать от тебя, господин мой! Но прости меня, едва ли я могу вполне удовлетворить твое любопытство. Я человек простой и неученый. Вот Секст, отец Люция, мог бы рассказать тебе многое. А еще лучше, если ты повидаешься с нашим христианским пресвитером.
– С кем?
– С пресвитером. Так называются люди, которые учат нас и совершают богослужение.
Альбин на несколько минут задумался.
– Что же, я не прочь побеседовать с вашим учителем. Но скажи мне: ты знаешь, где живет Люций?
– Знаю. По Номентанской дороге. Отсюда не особенно далеко.
– Желал бы я увидеть его.
– Если хочешь, то это можно устроить.
– Хорошо. Мы с тобой завтра же отправимся к нему.
Тораний после некоторого колебания проговорил:
– Если ты намерен, господин, навестить Люция, то сделать это удобнее ночью.
– Почему?
– Днем идти опасно. Нас могут встретить знакомые. А ночью – иное дело. Мы сходим и вернемся незамеченными.
– А раб-привратник? Наше отсутствие пройдет ли незамеченным?
– Я все беру на себя. Я возьму одного верного раба- христианина, и ты будешь в безопасности.
– Хорошо, Тораний, полагаюсь на тебя.
– Господин, исполни мою просьбу. Ничего пока не говори Домицилле. Я знаю, ты с ней очень откровенен, но благоразумнее пока умолчать о нашем намерении.
– Домицилла мне предана и неболтлива. Она мне лучший друг, но на этот раз, обещаю, буду молчать.
– Да, да, это будет благоразумнее.
– Но когда же пойдем?
– Дня через три. Я предупрежу тебя заранее.
– Хорошо. И у Люция я увижу вашего пресвитера?
– Если желаешь, то можно увидеть.
– Да, желаю.
– В таком случае, желание твое будет исполнено.
Долго в этот вечер молился Тораний в своей комнате Богу, прося Его просветить Альбина светом истинного учения. Жаркая была молитва раба, и неслась она к Богу от самого искреннего сердца.
6
Альбин очень волновался. Что сказал бы отец, если бы все узнал? Какими глазами он взглянул бы на поступок сына? О, буря была бы, несомненно, большая, гнев отца был бы неописуем. И это вполне понятно. Ведь он, Альбин, является преступником уже по одному тому, что идет к христианину, идет ночью, как вор. Волнение Альбина было поэтому вполне понятно. То вдруг ему казалось, что идти не следует и нехорошо обманывать родителей, то являлось горячее желание увидеть поскорее Люция, узнать, что это за вера, чему она учит и кому поклоняются христиане. Альбин волновался и мучился, но отступать назад уже не хотелось. Люций, пожалуй, сочтет его трусом. А Магнусы никогда еще не были трусами. Нет, он пойдет, увидит Люция и узнает, кто такие христиане.
Дня через два Тораний таинственно шепнул ему:
– Господин мой, если смущаешься, то…
Но Альбин не дал докончить Торанию и надменно заявил:
– Я пойду. Это решено. Сегодня?
– Да, мы отправимся, когда все улягутся и в доме настанет тишина. Это будет около полуночи.