Оценить:
 Рейтинг: 0

Лилии полевые. Крестоносцы

Год написания книги
2012
Теги
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
9 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Целый букет душистых полевых цветов набрал в поле отец Агапит, жадно, всей грудью вдыхая их девственный аромат. «Вот он, пир жизни! – думалось ему. – И все живущее принимает участие в этом празднике жизни. Вот пчелка гудит и летает с цветка на цветок, добывая оттуда капли меда. Вот целые рои разноцветных бабочек гоняются друг за другом…»

«Мир точно приласкать тебя хочет, – ласково говорит сам себе отец Агапит, разглядывая ярко-красную Божию коровку, которая села ему на руку. – Видишь, посидела секунду-другую, расправила крылышки и поднялась на высоту. Лови ее теперь…» Он снял шапку и подставил свое лицо под ласкающие лучи солнца.

Хорошо и радостно было ему на природе. Высоко-высоко в небе поет свою песню жаворонок. Целые стаи стрижей с неистовым криком носятся с места на место, словно о чем-то хлопочут. Мохнатый, полосатый червяк выгибается, взбираясь на гнущийся под ним стебелек травы, и вдруг, испуганный ветром, сгибается в колечко, да так и притих, словно замер. Чары природы повсюду, и, кажется, нет в мире существа, которое чаровница-природа лишила бы своих горячих объятий.

Да, везде ликование, и в первый раз в жизни пришло на ум отцу Агапиту, что нет греха в том, чтобы принимать участие в этом безудержном веселии природы. Это – радость жизни! Это – свободная от всего земного хвала Великому Творцу всей Вселенной!

«Благослови, душе моя, Господа! Вся премудростию сотворил еси!» – в радостном восторге произнес молодой инок, возвратившись домой с ароматным букетом полевых цветов.

«А я еще размышляю о смысле монашеской жизни… – думал отец Агапит. – Вот цветы… Все они радуют человеческий взор и издают тонкое благоухание, а ведь они выросли на различной почве: одни – на плотном месте, другие – на рыхлой земле, иные – на сухих пригорках, а незабудки – в трясине. Так и букет добродетелей в душе человека. Все добродетели доброхвальны и привлекательны – приобретены ли они в юности, в зрелом возрасте или в старости; в мире ли среди широкого простора, на шумном празднике природы или в монашестве, среди уединенных тяжких подвигов. Именно так надо стяжать букет добродетелей! Да приобрести-то их трудно. Надо сначала очистить сердце от всяких греховных влечений и помышлений, и тогда уже насаждать доброе. А бороться с грехом и очищать душу легче в уединении, где меньше всего соблазнов…»

«Ну, кажется, я начинаю фальшивить, отдавая преимущество приобретению добродетелей монашеской жизни, – сказал сам себе отец Агапит, возвратившись с прогулки и сбросив с себя волну тревоживших его дум, – ведь решительно везде любит Господь сокрушенных сердцем и “на всяком месте владычествия Его”».

– А вот тебе письмо, – сидя под вишнями в садике перед домом, сказал отец диакон, заметив вернувшегося Агапита. – Иди-ка, брат, поскорее!

«Наверно, что-то важное из канцелярии митрополита. Что же? – подумал отец Агапит. – Ведь прошла только половина каникул, и мне еще целый месяц можно быть в отпуске».

– Посмотрим, – сказал он, вскрывая конверт и просматривая бумагу.

Канцелярия митрополита извещала, что Его Высокопреосвященство просит отца инспектора семинарии иеромонаха Агапита немедленно возвратиться из отпуска, если ничего серьезного удержать его на месте не может.

– Вот тебе и раз! – развел руками отец Агапит. – Монаху везде послушание. Завтра надо в путь! Только было отдохнул на природе душой в разгаре ее праздника, а тут опять в келью. Нет, буду проситься куда-нибудь в захолустный монастырь. Среди природы лучше славить Бога! Ни ты никому не мешаешь, ни тебе никто. В пустыню, в пустыню, – решительно и возбужденно закончил речь отец Агапит.

***

– Вот спасибо, что на призыв скоро пожаловали, – говорит владыка митрополит, благословляя отца Агапита. – Садись-ка, да потолкуем о совершившемся уже факте! Вас назначили ректором семинарии в Н-ск, – продолжал владыка, усевшись в кресло и указав отцу Агапиту рукой на место против себя. – Это я отрекомендовал Вас туда для исправления семинарии.

– Благодарю за внимание, владыка святый, – низко поклонился отец Агапит, крайне смущенный сообщенным известием, – но что же я могу там сделать? Человек я малоопытный и молодой. С самим собой еще не навык справляться и учусь жить у других. А тут не только одну сотню юношей, будущих пастырей, надо вести правильным путем, но должно исправлять всю семинарию, в которой, очевидно, много проблем. Боюсь я, владыка святый! Весь отдаюсь в волю Божию и всякое послушание готов исполнить, которое мне по силам, но будет ли по моему разумению наложенное на меня великое и трудное дело? Вот я инспектором семинарии старался исполнять устав и распоряжения начальства – и все было легко. А самому делать распоряжения и давать направление всей семинарской жизни – другое дело. Повиноваться неизмеримо легче, чем безошибочно других призывать и руководить!

– Об этом говорить поздно, – сказал владыка. – А вот давайте помолимся сначала.

Тут же, в приемной владыки, в большом углу перед иконами стоял аналой, и на нем лежали крест и иерейский молитвослов.

Владыка возложил на себя епитрахиль и начал читать ектении из молебного пения «На всякое прошение», а отец Агапит, стоя на коленях, горячо молился о благопоспешении ему в предстоящем трудном служении.

– Ну, отец ректор, – начал владыка по окончании молебна, садясь на диван, – садитесь-ка и слушайте!

– Слушаю, владыка святый! – поклонился низко отец Агапит и тоже сел.

– В Н-ской семинарии в прошедшем году не раз были довольно сильные волнения, так что ректора, несколько строптивого и не в меру сурового, пришлось перевести на другое место. Вот вам прежде всего и совет: не следует быть очень суровым по отношению к воспитанникам. А у Вас стремление к этому есть. Далее. Мало в этой семинарии церковности. А приучить к этому семинаристов у Вас тоже есть данные. Вот главное!

Владыка на некоторое время задумался.

А затем продолжил:

– Хорошо, что теперь каникулы. У Вас будет много времени для ознакомления со своими делами до начала учения. Сразу же заведите определенные порядки и следите за неуклонным их исполнением! Вот и все! – закончил владыка и поднялся.

Уходя, добавил, благословляя:

– Завтра побывайте у обер-прокурора Священного Синода и его товарищей. Не мешает также зайти к председателю Учебного комитета и еще к кому найдете нужным или нелишним.

***

«Господи, Боже мой! С новым назначением у меня как будто все переменилось, – думал, любуясь недорогою, но блестящей митрой, новопроизведенный архимандрит Агапит, ректор Н-ской семинарии. – И камни красивые, как будто настоящие», – трогал он пальцами разноцветные стеклышки, украшавшие митру.

Взяв в руки большой архимандритский крест, он почему-то потряс его на ладони, точно хотел узнать приблизительный вес. Затем не спеша перекрестился, поцеловал крест и позвонил в специальный колокольчик.

– Что прикажете, Ваше Высокопреподобие?

– Обед подавай! А потом укладываться надо, – однословно и официально отдал приказание отец Агапит.

Это вышло как-то само собой. «Да, все изменилось, – бросив еще раз взгляд на митру, стоявшую на письменном столе, подумал отец Агапит. – Последняя ступень к архиерейству… И Алексей это чувствует! Иначе как-то стал держать себя. Сразу, как только я возвратился из поездки, начал звать меня “Ваше Высокопреподобие”! Ох, эти горе-келейники!»

За обедом Алексей с салфеткой в руке стоял уже в столовой, а не как раньше: подаст блюда да и юркнет в свою комнату, продолжать прерванный было им обед.

Во все время обеденной трапезы отец Агапит вел с ним разговор:

– Ты, Алексей, купи себе приличную одежду, – наказывал он, – да и бельем запасись, чтобы не покупать сразу же по приезде все необходимое. По железной дороге поедем в отдельном купе. На целое купе и билет возьмешь. Сегодня же сходи на центральную станцию, завтра уже некогда будет, вечером поедем.

***

– «… Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» – робко произнес отец Агапит в тот же день вечером, стучась в дверь лаврского духовника, архимандрита Исаии.

Отец Исаия, из крестьян Курской губернии, уже лет двадцать жил в лавре. Маленький, юркий, жизнерадостный, со всеми ласковый и приветливый, чуть ли не каждый день принимал он на исповедь кого-либо из братий, начиная с самых старших – наместника и других архимандритов – и кончая послушниками, приступающими к принятию монашеского пострига. Сам уже почти совершенно бесстрастный, с каким-то детским и даже наивным образом мышления, жизнерадостный отец Исаия и на все грехи смотрел как-то особенно, по-своему.

«Что бояться грехов, – постоянно говорил он, – эка невидаль! А Господь-то на что? Он, батюшка, всякие грехи простит, коли у тебя душа мягкая! Его только не забывай – и посрамишь диавола. Дьявол думает, ты согрешил, значит – ему послушник. Он тебя сейчас же в свой список: как бы, по-нашему, приуказить решил. А ты сейчас же вспомни Премилосердного Владыку и воздохни: “Господи! Согрешил, человек бо есмь, очисти и помилуй меня!”. Вот диаволу-то и конфуз – чужого записал в свой список! Да, брат кривохвостый, ничего не поделаешь, придется вычеркнуть раба Христова! Так-то! Значит, руки коротки. Только жестокой душе трудно очиститься, избавиться от диавола, – говорил отец Исаия. – Гордецу-самолюбцу нелегко смягчить душу, но и тех Господь вразумляет и приводит к покаянию. Вот хула на Духа Святого, упорство или противление истине не простятся, потому что противник раскаяться не может! Противиться истине – значит себя истинным считать. Старайся только душу сделать мягкою и ничего не бойся! Тогда Христос всегда придет к тебе и утешит твое сетование о грехе…»

И шла к отцу Исаие согрешившая братия, выплакивала свои прегрешения под его дырявой мантией и уходила радостная до новых беспокоящих душу грехов! А отец Исаия лишь махнет рукой вслед ушедшему только что раскаявшемуся грешнику и, посмотрев умиленным взором на икону Спасителя, как бы для своего собственного успокоения скажет: «Господи, человек бо есмь!».

– Ну, и что же, отец архимандрит, – весело встретил отца Агапита отец Исаия, – никак словом, делом, помышлением в дни и в нощи и на всякий час? Знаем Ваши грехи! Вздохнул бы к Богу, да и все тут!

– Нет уж, исповедайте, отец архимандрит, ради Бога, – умоляюще попросил отец Агапит. – Уезжаю завтра, так все-таки спокойнее с чистой совестью на новое место прибыть. Там, может, и не скоро удосужишься.

Отец Исаия молча облачился в мантию, поручи и епитрахиль, встал к аналою тут же в углу перед иконами, и весь сосредоточился на Лике Спасителя, как бы заранее указуя: «Человек бо есмь, Господи!».

Прошло минут двадцать. Наконец отец Агапит поднялся, разрешенный от грехов. Весь заплаканный, как прощенное матерью дитя, он целовал отца Исаию в обе щеки и только говорил:

– Вот не знаю только, как с искушением-то? Образ-то моей невесты все не отступает, точно вчера ее видел! Крест ведь это, батюшка, – и не знаешь, что с ним делать!

– А и пусть! – весело сказал отец Исаия. – Значит, так нужно. Господь попускает не без цели. Вот и надо радоваться, что Он наряду с архимандритским крестом и этот дал! Вспомни-ка, как апостол Павел говорит: «Дадеся ми пакостник плоти, да не превозношуся!» (Ср. 2 Кор. 12, 7 – ред.). Без нападения искушений не будешь хорошим воином Христовым, а тут что за искушение: образ невесты представляется! А вот и слава Богу! Радуйся этому! Значит, надо постоянно молиться за нее, чтобы ей жилось хорошо. Знать, она на тебя одного и надеется; за нее, верно, некому молиться. Это, выходит, и твоя прямая обязанность. А он: «Искушение!..» – с серьезным видом развел руками духовник. – Да я и не знаю, что бы дал, кабы у меня были сотни таких неотступных образов! Тогда было бы за кого молиться! А то что я? Встану вот на молитву и не знаю, кого поминать. Хорош молитвенник! Знать, никого не любил, коли всех забыл, а без любви разве возможно? Вот апостол-то и говорит: «Ежели имеешь веру, то и горы переставишь, а любви не имеешь – ничтоже есмь!»(Ср. 1 Кор. 13, 2 – ред.). Вот, брат, как!

– Ну, спасибо, отец архимандрит, за все, – сказал отец Агапит, прощаясь. – Не забудьте, пожалуйста, меня, грешного, в своих молитвах и благословите.

– Бог благословит, Бог благословит! – лобзая молодого человека, весело говорил отец Исаия. – Не забудь и меня! Смотри, не пройдет и десятка лет, как архиереем будешь. Дай Бог! Строгим не будь только, а милостивым будь! Помни: «Блаженны милостивии, яко тии помилованы будут!».

***

При выходе отца Агапита из вагона к нему приблизился желчного вида господин со щетинистыми усами, в длинном пальто и в фуражке с малиновыми кантами. Черные лихорадочные глаза его, казалось, готовы были пронзить насквозь того, в кого они вонзались. Все движения его отзывались нервозностью, а правую щеку немного подергивало.
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
9 из 11