Катилось яблочко

«Около ста восемнадцати», – подумал гном.

– Восемнадцать.

Рина ахнула и похлопала его по щеке.

– Совсем кровь с молоком. Что ты забыл в этой богадельне?

– Работу.

Женщина усмехнулась.

– Здесь? Малыш, посмотри на себя, ты достоин большего! Какой-то театр современной истерики? Да тебя бы любая киностудия оторвала с руками и ногами, предлагая миллион на руки. Поверь, я знаю.

Она села рядом с ним на лавочку и вытянула из декольте визитку.

– Я режиссирую тревел-шоу по магическим мирам, а также сказки для детей и взрослых. Мы единственные на рынке, кто имеет разрешение на съёмку во всех мирах, доступных для свободной телепортации. Представь: сотни экзотических вселенных, людей и растений. Знаешь, что для идеальной картинки не хватает? Тебя. Маленького, привлекательного, краснощекого гномика, который покорил бы зрительские сердца.

Лихорадка вернулась к Скромнику, красные кресла и белые зубы снова поплыли перед глазами. Рина склонилась к нему и прошептала на ухо:

– А самый приятный бонус в том, что живых зрителей на площадке нет. И дубли можно перезаписывать сколько душе угодно, – ее красные губы изогнулись в соблазняющей улыбке. Гном испытал одновременно страх и наслаждение от такой близости. – Ты станешь звездой. Высокооплачиваемой. Ценной. Неповторимой.

– Мисс Муэрте! Мисс Муэрте, вы здесь? – раздался голос директора из подвала.

Рина чмокнула гномика в щеку, заложила визитку ему в кармашек и спустилась по большой уродливой лестницей, ничуть не мешавшей её грациозности.

Скромник находился в каком-то трансе. Сердце слишком громко билось внутри и посылало странные волны жара, жгущие ему грудь и вызывающие в ладонях покалывание. Мысли и чувства спутались. Он пытался понять свои желания и объяснить странное самочувствие после ухода этой загадочной яркой женщины. Распуская ниточки на рукаве от волнения, гном, спотыкаясь, направился в сторону выхода, в своём трансе забыв вздрогнуть от всех случайных людей и покраснеть под взглядом охранника на входе.

Глава 2

«Дом премиум-класса. Широкий ландшафт, подземная парковка, собственная управляющая компания, закрытая территория и доступные цены. Звоните…» – так гласила надпись на баннере, за которым находился проход в скромное жилище гнома. Нашёл он его случайно, дело было в первый день в новом мире.

Естественно, у Скромника не имелось денег: ни золотых, ни простых рублей. Если с утра он ещё надеялся найти место, где приютят и накормят путешественника, то к вечеру понял, что в неомире правила гостеприимства не работают. Куда бы он ни приходил, везде смеялись, спрашивали об умениях и гнали за шиворот, да и куда он доходил? Одна улица города казалась гному больше, чем расстояние между королевствами в его родной вселенной. Уставший, голодный и промокший Скромник уже не искал приюта – лишь тёплого и сухого уголка.

Прятался проход в него под тем самым баннером, в каморке на подземной парковке в элитном жилом комплексе. Лучшее, что в ней было – огромная тепловая труба, расположившаяся уголком на стене. В остальном ж страшное, сырое и узкое помещение не подходило даже для хранения тряпок, не то что для проживания. Скромнику, однако, выбирать не приходилось, и он, как истинный романтик, пытался находить плюсы даже в таком положении: соорудил лежанку на широкой трубе, протёр маленькие окошки для проветривания под потолком, чтобы они пропускали больше света, и сложил свои скромные пожитки на хлипкий стульчик. Вот и все, чем приходилось довольствоваться заслуженному алмазодобытчику, музыканту и тонкой, чувствительной душе.

Каждый раз перед сном Скромник невольно вспоминал тёплый и уютный дом: изумрудные цвета леса, запах травы и свежести, деревянную самодельную мебель, постоянный шум, музыку и тихое пение под нос кого-то из братьев; собственную постель, вкусные завтраки и более или менее чистую одежду. С братьями ему жилось лучше. На их попечении лучше. Поэтому гномик и ушёл.

Услышав тогда рассуждения братьев о маленьком отпуске порознь, Скромника охватила паника. Он будет один – в другом мире! Как же они могут разлучиться спустя столько лет вместе? Как он будет без вечного бурчания Ворчуна, причитаний Умника, храпа Сони, забав Весельчака, наивности Простачка и громкого Чихуна? Разве могут братья жить порознь? Оказывается, могут. Всем после перевернувшего их мир приключения с Белоснежкой хотелось отдохнуть, посмотреть новые миры, найти спутницу жизни и завладеть особенными, личными воспоминаниями, которые были бы недоступны другим.

Умник тогда сказал, что путешествие пойдёт ему на пользу, научит быть самостоятельным, поспособствует борьбе со стеснительностью. Скромнику же не хотелось ни с кем-то бороться, ни оставлять привычный уклад жизни, но в глубине души тот самый страшный и таинственный голос ему подсказывал – это шанс опробовать себя и свои силы, показать, что он достоин и что не хуже других. Белоснежки достаются принцам, а не гномам. Но что мешает гному стать принцем?

Скромник решил посмотреть неомир. Он надеялся, что это будет место, где телеги не ломаются, вместо кирок придумали более удобное орудие, а королевствами управляют только добрые люди. О как ошибся, как наказан! Перед поездкой Умник, чтобы хоть как-то успокоить брата, дал ему карманный телепорт – прикрепляешь к любому зеркалу и проходишь.

«Только одно применение. Подумай хорошенько! Я всегда буду рад тебя видеть, но такой шанс… воспользуйся им, братец. Ты способен на большее, чем думаешь», – сказал он тогда. Иногда, когда было совсем туго, гном брал его в руки и прикладывать к груди. Магическое тепло в телепорте пульсировало, наполняло его тело энергией и решимостью – воспользоваться, бросить эксперимент – но загадочный голос ядовитым туманом заползал в голову и шептал «не надо», «ты сможешь», «ты же не сдашься, признав поражение?», и Скромника в такие моменты наполняло тяжёлое, холодное спокойствие, заставляющее расправить плечи и глубоко вдохнуть.

Что это был за голос? Его внутренняя уверенность? Стержень личности, который не давал сломаться? Характер? Или тёмная сторона души, кроющаяся в глубинах, недоступных даже гному? Почему он не слышал его раньше, когда все было хорошо? Почему он не слышит его в тяжёлые моменты? Почему он появляется, как черт из табакерки, в самые неожиданные минуты, и вместо того, чтобы давать ответы, погружает в пучину сомнений? Ведет ли он гномика к свету или в непроглядную тьму?

Скромник раскрутил вентиль на трубе, прогревая её сильнее, и вытянулся на медном боку. На улице ползли по небу пузатые и тяжёлые тучи. Комната в сером свете давила на гнома, заставляла сжиматься и остро чувствовать сырость, холод и одиночество, колющее иголочками каждый открытый участок кожи. Гномик все думал о запахе, о подвале, об улыбке директора и о Рине, прекрасной и ужасной. Она такая же, как все. Или совсем другая? Она воспользуется им, как и все. Или первой в этом мире проявит милосердие? Она холодная и опасная. Или настолько яркая, что выделяется? В голове Скромника эти мысли крутились все быстрее, вместе с ними крутило и живот. Он надеялся поскорее встретить новый солнечный день, тошнота подкатила к горлу и заставила признать: голодным не уснет.

Гном скатился на пол, ударился о бетон лопатками, но не стал сразу подниматься. Холод и сырость на контрасте с тёплой трубой обжигали, у Скромника защипало в глазах. Вроде ничего не болело. Но не было и ничего, что бы не болело. Гном перевернулся на живот, положил одну руку под щеку, а другой залез в целлофановый пакетик, лежащий на домашних тапочках. На руках у него оказалось четыре кусочка чёрного хлеба и тетрапакетик молока, которое покупают для детей. Скромник, как загипнотизированный, водил пальцем по его граням. Нос щипало, а горло словно царапали кошки. Он никогда не забудет, как получил их.

На территории жилого комплекса премиум-класса располагался детский сад. Маленький, элитный, свежевыкрашенный, он вмещал почти круглосуточно деток богатых чиновников и предпринимателей. Подобно распорядку дня императрицы Екатерина Второй – или же детской колонии строгого режима – за вкусным завтраком шёл развод детей на культурно массовые и некультурно шумные мероприятия, полдник, игрища, обед, золотой час тишины и покоя, а дальше все то же самое в обратном порядке. Как-то понаблюдав за садом целый день, Скромник понял, что с большим удовольствием оказался бы среди детей – жизнерадостных, добрых – чем среди взрослых. Тогда же он заметил, что через заднюю дверь кухни поварихи имели привычку выносить несъеденную еду и складывать её в ящик, чтобы каждая честная работница могла кусок-другой прихватить домой – не выкидывать же добро! На авантюру его подбил тот самый голос.

«Они много не потеряют, а нам ужин!»

«Ну же, детки никогда уже это не поедят, чего ты мнешься?»

«Думаешь, той поварихе нужнее, чем тебе?»

«Она честный работник! Она право имеет», – мялся мысленно гном.

«А ты что, тварь дрожащая? Она заработает – и прокормит себя, а нас ей подобные кормить и нанимать не хотят. Кто же ещё о тебе позаботится, как ни я и ни ты? Братьев нет, Снежки нет. Ты один, Сергей Константинович. Один-одинешенек в этом мире!».

Скромника наполнило страшное и странное ощущение силы. Гном просто подойдёт и возьмёт – и ничего ему не будет. Если украдёт чуть-чуть у преступников, то никто не пострадает. А ему будет еда, вкусная и свежая… Гном плохо запомнил саму кражу – но момент осознания навсегда въелся в память.

Он украл не с полки магазина. Ни из ресторана, ни с богатого стола. Он украл у детей – маленьких, беззащитных, ранимых – тех, с кем сравнивал себя. Разве может гном считать себя ребёнком, будучи преступником? Осталась ли у него та светлая и нежная душа, или она проиграла голоду?

Думая об этом сейчас, лёжа на полу, у Скромника на глазах всё-таки выступили крупные горючие слезы. Его грудь разъедала совесть, щеки плавились от стыда, а живот горел от голода.

«Ну сейчас-то чего думать? Уже украл! Ешь давай», – рявкнул на него голос.

Гном пискнул, как раненый зверь, и впился зубами в корку хлеба, успевшую заветреться. Как сладка и горька была она!

Глава 3

Стоило солнцу пробиться сквозь маленькие пыльные окошки каморки, как гном скатился с трубы и потянулся к аккуратно сложенной на манер тетрадки газете, исписанной чёрным маркером прямо по тексту. Подставив бумагу под свет, Скромник вычеркнул несколько строчек и внимательно вгляделся в другие. Хитрое сооружение имитировало ежедневник и очень помогало ему ориентироваться в днях и делах.

– Ещё одно собеседование провалил, – вздохнул он. – Ну ничего, осталось ещё четыре, как минимум.

«Ага, ещё четыре акта позора», – поддакнул голос.

– И что ты предлагаешь? Лечь и умереть? Уж лучше к Умнику…

«Да-да, ты только и можешь что бежать. Трус».

– Да помолчи ты! – прикрикнул Скромник и осекся, вспоминая, что разговаривает сам с собой. – Значит, ещё одно, сегодня, в десять.

Гном перекусил остатками вчерашнего ужина, умылся в бочке, стоящей под водосточной трубой и, пригладив тёмные вихри на голове, отправился на остановку.

Скромник всегда катался на трамвае – уж очень ему нравилось, как вагончик скользит по рельсам, как хлопают дверки, как стучат ветки по крыше. Он садился сзади у большого окна и, выворачивая шею, разглядывал улицы и машины, дорожное движение и людей. Конечно, гном пробовал кататься и в автобусе, и на метро, но духота с темнотой и толпой отталкивали его. Трамваем же обычно пользовались бабушки, которые если и обращали на него внимание и скандалили, то только от скуки, нежели со зла.

Две остановки он проехал напрягаясь и оглядываясь, оставшиеся две – закрыв глаза и глубоко дыша, настраиваясь. И зачем его понесло в этот мир? Сидел дома, жил счастливо, в любви и заботе, а теперь – ходи давай, крутись, ищи себе место. С кем бы ещё могло произойти такое, как ни с самым скромным гномом? Наверное, у них должен был родиться брат Невезунчик, но не сложилось, и все качества добрый Скромник принял себе.

На третьей остановке в трамвай ввалился ком шума и беспокойства, который нарушил старческо-гномью идиллию. Трое парней в чёрном – на вид старшеклассников или студентов – гогоча, прошли внутрь. Скромник сжался и постарался не обращать на них внимания. Парни притихли, занялись телефонными переговорами, но скоро одного из них укачало – что он торжественно объявил – и тот принялся выискивать занятие, заскользил глазами по трамваю… нашел бабушку, которая косо на него посмотрела и отвернулась. Он продемонстрировал ей отсутствие одного из передних нижних зубов. После, естественно, заметил Скромника, который от безвыходности притворился спящим. Мог бы – прикинулся мёртвым, да лечь некуда было. Сквозь полузакрытые веки гном увидел, как парень толкнул локтем друзей, все обратили на него взор. Скромник сжал вспотевшие ладошки. Парни отвернулись, зашептались, а после снова стали оглядываться.

Тут на четвёртой остановке все бабушки, сидящие с гномом в ряду, неожиданно вышли. Скромник почувствовал, как стыд и ужас подбираются к его горлу. Парни сели рядом.

«Силы небесные, одна остановка. Всего одна остановка».