Ангелы тоже люди

На экране промелькнуло потное жирное лицо управляющего и несчастное, растерянное лицо Ляли…

– Затем эти же услуги она за деньги стала оказывать и постоянным клиентам заведения. Всем этим оргиям сопутствовало чрезмерное употребление алкоголя, а, впроследствии, и наркотиков. Лидия Виноградова начала с того, что «нюхала» вместе с клиентами для так называемого кайфа, однако, впоследствии пристрастилась к более дешевым наркотикам. Лидию выгнали из казино, так как она открыто пыталась надурить клиентов казино и шантажировать некоторых из них в поиске денег на дозу. К тому времени один из опекунов, дедушка Лидии, скончался, а бабушка, видя, что с внучкой что-то не так, неоднократно пыталась с ней поговорить, однако, Лидия на контакт совершенно не шла. Домой стала приводить сомнительного вида дружков, с которыми варила так называемую «маковую соломку». Бабушка умерла от сердечной недостаточности, ее похоронили соседи на собранные средства. Девушки на похоронах не было, она была в отключке после очередной дозы…

«Боже мой, почему мне никто не сообщил, что мама умерла?.. Ах да, приблизительно в то время я жила отшельницей в ските… Но почему все так получилось, почему?!! Почему Бог позволил этому всему свершиься, ведь я так молилась ему. За себя, за близких, за все человечество. Мои молитвы спасли многих, я знаю, но Он не уберег самых близких мне людей!!!»

– Смерть Лидии Виноградовой стала закономерным окончанием ее образа жизни в последние годы. Она умерла от передозировки наркотиков в одном из питерских притонов. После себя не оставила ни детей, ни творений, ни доброй памяти. Это, пожалуй, все…

– В чистилище, – безапелляционно произнес Председатель и громко стукнул золотым молоточком по столу, тем самым объявляя, что решение принято и обжалованию не подлежит. Мария открыла рот, чтобы возразить хоть что-то на этот жесткий приговор, однако, из горла ее не вылетело ни звука. Да и в конце концов, кто она такая, чтобы перечить высшим?

Девушка шла за Марией, низко опустив голову. Дорога до чистилища была недолгой и проходила по оранжевой пустыне, освещенной низким красным светилом.

– Ляля, – наконец, остановившись и собрав остаток сил, осмелилась заговорить Мария, – девочка моя, узнаешь ли ты меня?

– Конечно, – голос девушки звучал безразлично. – Я сразу тебя узнала. Я так долго ждала нашей встречи, что еще в детстве изучила твое лицо по фотографиям вплоть до самых маленьких черточек. Я бы узнала тебя даже в кромешной темноте, по силуэту, наощупь, сердцем, но ты так и не появилась. А теперь мне уже все равно…

– Девочка моя, не говори так… Я всегда думала и молилась о тебе…

– Что мне до твоих молитв, какой в них прок… Ты думаешь, что с их помощью спасла кого-то? Покажи мне их! Я им выцарапаю глаза! Ведь вместо того, чтобы читать мне детские книжки, ты молилась за этих… таких далеких, таких несуществующих! Они отняли у меня мать… Я так много выстрадала в своей пусть и неудавшейся, короткой жизни. Но разве эти бездушные бледнолицые ангелы вспомнили об этом? Они только обвиняли, обвиняли… И ты не лучше… – Лялечка наконец-то подняла на мать глаза, полные слез. – Но я тебя прощаю… ты теперь ангел… единственный ангел в нашей семье. Дедушка с бабушкой, наверное, не стали, они же плохо меня воспитали, – искривленная сарказмом улыбка хоть немного осветила ее лицо. – Пока. Не скучай…

– Погоди!

Ляля нехотя обернулась на окрик матери, похожий на стон раненой птицы.

– Что мне для тебя сделать? Чего ты хочешь, скажи мне?

– А что ты МОЖЕШЬ сделать для меня ТЕПЕРЬ? Ты даже не в силах переродиться, чтобы побыть со мной там, в той другой жизни, как я мечтала. Да и зачем? Что тебе там делать, такой чистенькой? Так что я пошла…

– Я буду молиться за тебя, – сказала Мария и осеклась…

Ангел Мария летела за несчастной, худенькй фигуркой своей некогда земной дочери, и ее глаза застилали слезы. Поздно…Все слишком поздно… Дочь права – что она может дать ей теперь, своей Лялечке. Перед глазами встала картинка, когда она купала ее маленькую в ванночке, а та заливалась радостным смехом, представила ее маленькое милое личико…

Вот и конец дороги. Как все быстро. Теперь Мария должна постучать во врата, они откроются, и тогда уже будет совсем поздно что-то сказать, что-то сделать…

Ляля обернулась.

– Ты заслужила эту райскую жизнь, мама, теперь можешь наслаждаться… Нет, правда. Я не иронизирую. Может, и был смысл во всех твоих молитвах, не зря же так по разному выглядят наши дальнейшие пути… Жалко, что когда я потеряю память, не смогу вспомнить твоего лица, и что ты у меня была… Тогда ты помни за нас двоих… Я люблю тебя, мама… Прощай…

– Постой! – решение показалось Марии таким простым и естественным, как же она не додумалась раньше.

– Возьми, – Мария уже срывала с себя не успевшие еще прирасти крылья, капельки крови поступили на белых одеждах. – Возьми, так будет лучше. Дай мне твое покрывало, никто ни о чем не догадается. Им нужна одна душа, они ее получат. А тебе будет лучше здесь, хватит, ты и так настрадалась…

– Мама, я не могу так, а как же ты? Опять будешь барахтаться в кругах перерождений?!!

– За меня не беспокойся. Смогла же я разбить эту цепь один раз, может, смогу и во второй. Ты только жди меня… Жди, чтобы рассказать все-все про себя, я так этого хочу…

Мария решительно постучала в ворота. С медленным скрипом они отворились, за ними клубились мрак и неизвестность.

– Нет! – крикнула дочь, но мать уже шагнула во мрак.

– Я люблю тебя… – донеслось откуда-то издалека.

– Я буду молиться за тебя, – крикнула ей вслед, что было сил, новый ангел Мария и тут же немного поморщилась. Вновь приобретенные крылья казались непривычно тяжелыми…

ЖИЗНЬ И ЧУДЕСНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ МИХАИЛА, АНГЕЛА СМЕРТИ

«Маленький мальчик идет на войну,

Там его встретит небесная рать…»

Из песни

Ангел Михаил шел след в след за этим пыльным, пропитанным потом и кровью солдатом, и запах смерти приятно щекотал его ноздри. Смерть была его профессией, как, впрочем, и его подопечного, с которым за это недолгое время он сросся душой и мыслями. Солдата звали Серегой, он уже пять лет ходил сверхсрочником, основное место службы – Чечня. Из семьи у него остались на Ставрополье мать и отец. Старший и любимый брат, его герой, кумир, пример для подражания в любом деле, погиб в первую чеченскую, разбив сердце матери и отцу. Наверное это и было главной причиной, по которой Серега все еще оставался в этом пекле. Хотя официально он говорил, что нужны деньги – кормить родных, квартирку бы, да и мало ли что…

Месть… Это было то, что на самом деле связывало Михаила с этим безжалостным солдатом, которого даже свои считали немного сумашедшим и опасным. У Михаила тоже были свои счеты на этой войне, он искал одного человека, имя его он не знал, но образ его навсегда остался в памяти еще из той, прошлой земной жизни. Это был Враг, навсегда и всерьез. И не будет ему пощады нигде, ни на этом свете, ни на том…

– Аня, Анечка, я не верю своему счастью! – Михаил положил голову на изрядно выросший живот жены и вслушивался в звуки, исходящие изнутри. Вдруг живот «толкнул» его в самое ухо, и будущий отец счастливо рассмеялся.

Со своей женой Михаил познакомился три года назад в городском парке и сразу и бесповоротно влюбился в ее серебряные глаза. Анечка, студентка архитектурного, со своей подружкой пришла туда посмотреть на приехавшие из далекой Чехословакии аттракционы, а нашла свою первую и большую любовь. Ухаживал Михаил красиво, забрасывал ее цветами, а всю их женскую комнату в общежитии мороженым и тортиками. От него были в восторге все подружки и по-хорошему завидовали Анечке – такой видный жених: высокий, красивый, с благородными чертами лица, из хорошей семьи, с высшим образованием и прилично оплачиваемой инженерной работой, с собственной квартирой даже, доставшейся от «предков», а любит-то как! Вобщем, все позывы на полнейшее и скорейшее счастье. Поэтому никто не удивился, когда, только получив диплом, Анечка счастливо поменяла статус «прилежной студентки» на статус «молодой жены» и совсем скоро повысила его до почетного звания «счастливой будущей мамочки». Михаил души не чаял в своей молодой супруге, продожал ее баловать и носить на руках. Вокруг что-то творилось, постперестроечные времена вершили судьбы людей и стран, доносились отголоски неблагополучия из соседней Чечни, но он был слишком увлечен новой жизнью, чтобы замечать что-либо вокруг. Иногда ему в голову приходили глупые мысли, типа «мы слишком счастливы», «не верится, что такое может продлиться долго», но он гнал все дурное от себя подальше и продолжал наслаждаться семейной жизнью, удивляясь, как раньше мог жить по-другому. Ему казалось, что так теперь будет всегда…

Сергей притаился. Вчера в отряд поступили сведения, что сегодня ночью в поселок должен придти кое-кто из главарей. Вспугнуть было нельзя, поэтому идти сразу всем отрядом было бы неразумно. Решили вперед выслать «разведку», остальная группа должна была подтянуться следом. Конечно, он вызвался первым, и его кандидатуру тут же одобрили: он был самым опытным, обладал холодной, разумной отвагой и был дико везучим, как будто его хранил собственный ангел. Когда вокруг гибли ребята, на нем не оставалось ни царапины. И тем не менее, было в нем что-то сумасшедшее. Он поддерживал любые, даже самые опасные авантюры, действуя всегда холодно и жестко. Но слишком холодно, слишком жестко, как будто каждая смерть противника записывалась где-то у него в мозговом компьютере, шел жесткий подсчет, а конечная цифра, на которой этот кровавый список должен был завершиться, был равен бесконечности…

Серега легко перескочил через забор, собак здесь не было, он проверил заранее. В этом доме жила жена одного из чеченских бандитов. Она недавно родила, и бандюга обязательно должен прийти посмотреть на свое отродье.

Михаил, как всегда, следовал за своим подопечным, предчувствуя очередную жертву. Он всегда знал, когда у него намечается работа. Бандитский народ он препровождал на тот свет с большим удовольствием и без всякого сожаления. Туда им и дорога. «Туда» – это обычно в «ад», в новую цепочку перерождений, причем не в научного работника или талантливую исполнительницу оперных арий, а в одинокого калеку или в жертву аборта, чтобы было время осознать, подумать и помучиться. Были и «издержки производства», так называемые гражданские жертвы. С ними, конечно, возни было побольше, иногда даже возникало какое-то странное, давно забытое чувство, типа сожаления, что-ли. Но особо сильно его ничего не трогало. Михаил повидал слишком много смертей и «до», и «после». Слишком много для того, чтобы кого-то и о чем-то жалеть. К тому же у него была цель… Он искал Его…

Первый раз он увидел Его в больнице, еще в земной жизни, когда, внезапно вскрикнув, его жена в удивлении уставилась на что-то прямо за его спиной. Роженица на соседней кровати истошно закричала. Там явно что-то происходило, Михаил резко обернулся. В дверях стоял Он: в комуфляжной форме, в кепке и с бородой а-ля Фидель Кастро, стеклянно-отмороженные глаза, в руках автомат. Это было так нереально, здесь, в мирной, спокойной жизни, в больнице, среди всего белого и стерильного, что трудно было поверить собственным глазам. Соседка по койке опять закричала.

– Всэм заткнуться! – с кавказским акцентом заорал нереальный мультик, – Тэпэр ви заложники, будете себя хорошо вэсти, может, будэте живы.

Михаил не раз видел по телеку бандитов, поэтому сейчас до него стало доходить, что совершается нечто нереальное и по-настоящему страшное. Он вдруг испугался, не за себя, конечно, а за нее, Анечку, и, отведя глаза от террориста, посмотрел на жену. Бледная, как мел, с исказившимся от боли лицом, она судорожно держалась за живот. Видимо, испуг спровоцировал спазмы.

– Больно, – прошептала она.

Тем временем бандит прошагал к окну и выглянул в окно из-за занавески.

– Послушайте, – взмолился Михаил, – моей жене плохо, позвольте мне увести ее отсюда, пожалуйста. Вы и так уже напугали ее до смерти.

Он встал с кровати и попытался подойти к бандиту.

– Назад! – заорал тот, поднял автомат и, дико вращая глазами, выпустил очередь в потолок. Михаил остановился и медленно попятился назад. Воцарилась тишина, изредко прерываемая нервным иканием второй роженицы. Он оглянулся. Она прислонилась к стене, такой же серой, как и ее лицо, рот был полуоткрыт, а полные безумного ужаса глаза смотрели куда-то мимо него, в сторону Анечки, туда же она показывала пальцем, пытаясь что-то сказать, но изо рта вырывался только очередной «ик». Сердце Михаила упало, почувствовав неладное. Забыв об опасности, он кинулся к кровати. Анечка полусидела, сложив руки на животе. Ее голова была немного закинута на подушки, а глаза неотрывно смотрели в потолок. Как будто ей было все равно, что творится здесь, будто она увидела что-важное там, наверху, и от этого ей стало спокойно. Волосы ее были забраны назад, поэтому на бледном ее виске очень четко виднелась аккуратная дырочка, из которой, пульсируя, вытекал алый ручеек, оставляя след на белоснежной подушке. С ощущением нереальности происходящего, Михаил попытался взять ее за руку. Она была еще теплая, но уже какая-то чужая. Мир рухнул у него внутри, а отчаяние и ненависть стали накатывать медленной волной. Он обернулся, готовый к прыжку, и, если б достиг цели, то перегрыз Его горло собственными зубами. Но звук автоматной очереди обжег тело… Боли он почти не почувствовал, просто было как-то горячо, потом его закружило, и погасили свет…

Сергей осмотрелся. За плотно занавешенными окнами угадывался свет от керосинки. Осторожно ступая, он взошел на крыльцо и приложил ухо к двери. Услышав два голоса, мужской и женский, тихо говоривших на непонятном горском языке, он застыл, прокручивая варианты дальнейших действий. Мужчина явно успокаивал женщину, а та, всхлипывая, как будто жаловалась на что-то. Сергей немного надавил плечом на дверь, она была закрыта, однако, по тому, как она немного поддавалась, он понял, что выбить ее не составит труда. Надо подождать группу. Вдруг, каким-то шестым чувством, спиной, он почувствовал присутствие еще кого-то. Потом словно камешек щелкнул под чьим-то ботинком. Свои так сразу прийти не могли. Значит, или засада, или охрана была. Его, скорее всего, не видели, иначе уже бы подняли шум. Однако, это дело минуты, времени на ожидание у него нет, впрочем, как и особого выбора. Упустить важную птицу он не мог. Его мозг сработал как всегда четко. Достав гранату, он плечом резко выбил слабый запор, и, выдернув чеку, бросил ее в помещение. Следом за взрывом, держа на готове автомат, он ворвался в дом…

Михаил смотрел и не верил своим темным глазам ангела смерти. Неужели это Он? Неужели все так просто, и сейчас все закончится? Наконец-то настанет миг возмездия? Он всматривался в лицо Врага… Однако, что-то в нем было не так… Очень похожее лицо, правда, более впалое, почти такая же комуфляжная форма, в которую Он был одет тогда, почти такая же борода… Но глаза все же другие, живые, а те, стеклянные, впечатались в его память навсегда…

Михаила несло сквозь тоннель куда-то вверх, впереди забрезжил свет, стало легко и очень спокойно. Потом вдруг что-то пошло не так. Толчок, еще толчок, и он полетел в обратном направлении. Его трясло, было ощущуние, будто он несется по железной дороге в расшатанном вагоне. Потом резкий свет, и он обнаружил себя парящим где-то, в чем-то белом. Белыми оказались стены реанимации, и он безо всякого удивления увидел внизу под собой свое собственное тело, все в трубочках и проводочках, подключенное к множеству каких-то аппаратов. Книжки про путешествия душ и тонкие тела он читал, поэтому практически сразу понял, что с ним произошло. Вместе с ощущениями пришли и воспоминания, такие четкие, будто он заново прокручивал все то же кино. Бледное лицо Анечки, любимые серебристые глаза, смотрящие вникуда, алый пульсирующий ручеек на подушке… И он застыл…

За ним пришли только на четвертый день. Откуда ни возьмись, появился самый настоящий ангел, с крылышками, похожими на бутафорские. Тихо помахивая ими, юноша субтильного вида ласково помахал ему рукой, приглашая следовать за собой. Михаил больше ощутил его присутствие, заметил боковым зрением, но даже не шевельнулся, не посмотрел в его сторону, не было ни сил, ни желания. Он превратился в ничто, в тень, в воздух… Насилие не в правилах небесных, поэтому его оставили на время в покое. Потом появилась женщина-ангел, и в его голове зазвенел хрустальный, успокаивающий ручеек ее голоса. О чем она говорила, Михаил не слышал, потому что пустота не умеет слушать. Прошло еще какое-то время, сколько, он не знал, потерял счет… Потом в его палату подселили еще кого-то, через время он почувствовал присутствие еще одной души. Это был молоденький солдатик в шоке. Он не хотел умирать и старался вернуться обратно в тело, но оно было слишком изуродовано и постоянно выплевывало его обратно. Над ним суетились врачи, а потом просто накрыли простыней. Тогда за душой несчастного пришел странный ангел, очень не похожий на других. Во-первых, вместе с ним появился странный запах, не озона, как обычно бывало, когда появлялись ангелы, а пыли и гари, да и сам он был какой-то възерошеный, немного потрепаный, и, казалось, очень торопился. Он по-братски приобнял молодого бойца и уже собирался увести его в открывшиеся «двери», похожие на воронку света, но, заметив еще одного «призрака», притормозил. Вмиг оценив ситуацию, он мягко, но уверенно подтолкнул своего подопечного к воронке, а сам задержался около застывшего Михаила, обратившись к нему с монологом, поскольку диалог потребовал бы двух, а пустота разговаривать не может.