Ангелы тоже люди

– Послушай, дружище, не глупи… Я знаю твою историю и искренне сочувствую… Но, пойми, тем, что ты здесь торчишь, ты наказываешь только сам себя… Не веришь? Ну ладно, я даже открою тебе то, что ты знать сейчас не должен. Хочешь, расскажу, что будет дальше, если ты здесь останешься? Во-первых, аппарат, скорее всего, в ближайшее время отключат, и твое тело умрет совсем. Тогда ты лишишься энергетической привязки, и твое тонкое тело все равно рано или поздно выбросит потоком наверх. Лучше рано, потому что тогда самое худшее – это то, что тебе на суде припомнят упрямство и опять отправят по цепочке перерождений, хотя сейчас, в зачет предыдущих страданий, ты еще можешь потянуть даже на статус ангела. Хуже, если ты здесь все-таки сможешь за счет своей силы воли задержаться подольше. Ты заметишь, как твоя энергия убывает с каждым днем. Потом ты превратишься в призрака. Бессильного призрака, способного только скитаться в окрестностях, пугая по ночам встречных. Сил вернуться наверх у тебя будет уже недостаточно, поток тебя не примет с распавшейся энергоструктурой. Это сделано специально для защиты «портала» от пришельцев извне и разных среднеорганизованных организмов. Когда же твоя структура совершенно истоньшает, уставший, обезумевший от метаний и потери энергии, ты, возможно, и попадешь наверх. К тому времени ты забудешь, кто ты есть, поскольку с энергией будет уходить и информация. Портал тебя пропустит потому, что твоя структура станет проста и легка, как, например, у собаки или кошки, за одного из которых он тебя и примет. Но еще хуже то, что там, наверху, тебя уже не смогут восстановить. Но ты и не уйдешь совсем, на что, может, надеешься, потому что ничто не уходит бесследно – закон космоса. Ты пойдешь опять на «отработку», накапливать энергетическую структуру, но только начнешь все с нуля, не человеком, а кем-нибудь другим, на что хватит твоего остатка. Может, станешь безмозглым жирафом, может свиньей или крысой, а может, если повезет, даже человекообразной обезьяной. Будешь скакать по джунглям, цепляясь хвостом за лианы, и в своем простом экзестенциализме будешь даже по-своему счастлив, организовав семью с самкой своего рода и нарожав кучу хвостатых детенышей. И, может быть, когда-нибудь в грозовую темную ночь твое маленькое животное сердечко сожмется во сне от горя, потому что на самом дне твоего подсознания останется капелька, пол-атома горя, за которое ты так держишься сейчас. А наутро засветит солнце, и ты опять будешь как ни в чем не бывало радостно скакать по деревьям в поисках еды и развлечений. Ты действительно этого хочешь?

Михаил молчал. Пожав плечами, ангел взмахнул потрепанными крыльями, собираясь скрыться в воронке, когда Михаил окликнул его:

– Постой! Если правда то, что ты говоришь, я не хочу здесь оставаться. Но, понимаешь, в моей душе пустыня. И мне нет места ни среди ангелов, ни среди людей. Что же мне делать?

Ангел задумался, потом сказал:

– Если хочешь, пойдем со мной. Я лично похлопочу за тебя на суде и попрошу отправить в мое подразделение. У нас большая нехватка «кадров», ангелы не особо хотят к нам идти, крылышки пачкать. Мы работаем в так называемых «горячих точках», у нас своя специфика. Работа сложная, не особо приятная, иногда приходится «обрабатывать» по десятку душ сразу, да и навидишься всякого, долго немногие выдерживают. Это вам не наверху в «штабе» сидеть! Но кто-то должен делать и эту работу! С другой стороны, нас за это уважают, к нам прислушиваются и дают немало привилегий. А я – вроде как супервайзер, архангел. Меня ты случайно встретил, считай, что тебе повезло. Ребята сами не справляются, приходится помогать. Если пойдешь, не до печали будет, да и среди чужого горя свое не так болит, поверь…

Михаил вздохнул и пошевелился впервые за долгое время. И тогда вместе с движением в его голове возник новый план, идея. Он уверенно шагнул в портал вслед за своим новым покровителем…

Серега одним прыжком оказался рядом с бородатым, который, закрывшись руками, валялся на кушетке, и схватил его за воротник гимнастерки. По всем описаниям это было то, что нужно.

– Ну что, гад, вот ты и попался. Теперь молись своему Аллаху, чтоб я тебя живым до ребят дотащил. Предупреждаю, если кто будет стрелять, ты как щит пойдешь. Все ясно?!!

Бородатый в ответ захрипел, только тогда Серега ослабил хватку и почувствовал что-то мокрое и лиипкое у себя на руке. Бандюга был ранен в спину, причем сильно. Он истекал кровью, вместе с тем пытаясь что-то сказать. Серега паклонился поближе.

– Это ошибка, ошибка… – Сквозь боль хрипел бородатый. – Я Наджиб, вам нужен не я, а мой брат, Салман. Я никогда никого не убивал, говорю тебе это честно, перед лицом смерти. Об одном прошу, спаси мою жену и дочку, они ни в чем не виноваты, а если и был за нами какой грех, то я уже, считай, за него заплатил. Умоляю тебя, не бросай их… Умоляю…

Глаза бородатого остановились, а изо рта вырвался последний выдох, похожий на вздох облегчения. «Черт, – про себя выругался Серега, – конечно, поверю я тебе! Все вы на расплату жидкие! А у самого где-нибудь в заначке автоматик на всякий случай припрятан.»

Михаил стоял над мертвой женщиной, прикрывшей собой ребенка, не веря своим глазам. Это было второе потрясение за день, что-то слишком много сразу. Девочка, выбравшись из под тяжести тела матери, что-то тихо лепетала, казалось, не замечая ничего вокруг и не понимая еще в силу своего младенческого возраста всей трагичности ситуации. Она была вся такая беленькая, светящаяся, в длинной хлопковой рубашке, с пушком рыжеватых волос, а ее серо-голубые глаза отливали чистым, почти ртутным серебром. Эти глаза Михаилу не забыть никогда, ни на этом свете, ни на том… Девочка засмеялась чему-то своему, теребя прядь волос лежавшей навзничь матери.

Серега подошел и проверил пульс женщины. Как и предполагалось, его не было. Где-то совсем близко на улице послышались выстрелы. Это, наверное, подошедшая группа ввязалась в бой с теми бандитами, чьи шаги он слышал во дворе. Девочка что-то сказала на своем детском тарабарском языке и улыбнулась Сереге очаровательной невинной улыбкой

– Бедолага, как же я тебя возьму, – прошептал Серега. – В бой я с тобой не пойду, детям там делать нечего.

– Возьмешь, – вдруг услышал за своей спиной голос с характерным южным акцентом Серега и почувствовал холодное твердое дуло автомата, упершееся в спину. – Положи автомат и возьми ребенка.

Серега медленно подчинился и обернулся лицом к говорившему. Перед ним стоял еще один бородатый, сильно похожий на первого, только глаза у него были какие-то стеклянные, как у мультика, как будто они жили отдельно на его лице. Но теперь в глубине этих глаз затаилась тоска загнанного волка. Бандит был ранен, но еще полон сил. Черная дыра автомата зияла прямо напротив.

– Возьмешь, потому что здесь ей точно не выжить. Дом окружен вашими. С минуты на минуту начнется штурм, и тогда здесь не останется никого. Поэтому уходите…

– Так зачем же ты сюда вернулся? – недоверчиво спросил солдат.

– Пытался спасти брата с семьей, но попал в засаду. Теперь вижу, из всех родных на этом свете у меня осталась только племянница. А скоро и она останется совсем одна, без родных и без родины, как растение без корней.

– Это ты так думаешь своими глупыми мозгами. Если выживем, она еще пустит корни. Здесь или в другом месте. Да и откуда ты знаешь, тупоголовый бандит, где они на самом деле, эти корни? – неожиданно для самого себя добавил Серега.

– Мой брат был действительно мирный человек, до войны работал биологом на станции растений. Он не хотел бороться за свободу, не хотел принимать войну, но она его все-таки достала. Его и его Джамилю. Они хотели жить мирно, работать, растить детей, – бандит криво усмехнулся. – Я им говорил, что так просто не получится, и, как всегда, был прав.

– Мой брат тоже был мирным, самым дорогим для меня человеком, но такие как ты убили его здесь, в Чечне.

– А что он здесь делал, на нашей земле, твой брат?

– Бандитов ловил, таких как ты!

– Видишь, теперь и у тебя нет брата, и у меня его нет…

Он немного помолчал, вглядываясь в личико девочки, та притихла, доверчиво прижавшись к Сереге и вслушиваясь в речь мужчин. Как бы прийдя в себя и встряхнувшись, бородатый подтолкнул дулом Серегу к выходу.

– Я еще тебя найду, – зло прошептал тот ему в лицо.

– Не беспокойся, отсюда мне живым не выйти. Ладно, иди, не время тут с тобой разговоры вести, – вдруг сам на себя разозлился бородач. – И… девочку береги… Ее зовут Асет…

– Свои, – крикнул Серега и осторожно шагнул за дверь.

Салман подошел к тому, что раньше называлось его братом, сел рядом с ним по-турецки заложив нога за ногу и положил голову когда-то самого дорогого ему человека себе на колени. Потом он закинул свою голову наверх, глядя туда, где по его представлению должен был быть его бог, и изо рта вырвался беззвучный вой боли и отчаяния…

Михаил не знал, испытывает ли он чувство удовлетворения от всего происходящего. С тех пор, как он увидел серебристые глаза девочки, как будто пелена спала с его глаз. Аня, его Анечка жива! Он и до этого знал, что смерти не существует, но знать и видеть – две разные вещи. Он стал свидетелем чуда, обыкновенного чуда рождения и перерождения, и это сняло с его души мрак отчаяния и тяжесть жажды мести. В глубине своей души Михаил даже почувствовал жалость к этому ужасному, плохому, но по-своему несчастному персонажу безумной пьесы под названием жизнь. И еще он почувствовал, что очень устал играть в войну…

«Наверное, босс обидится, но пора мне найти более мирное занятие», – подумал Михаил, позвал жестом две испуганно жавшиеся друг к другу новопреставленные души, открыл портал и исчез, даже не оглянувшись на того, чей образ преследовал его последнее время в самых страшных кошмарах, так и не дождавшись собственно акта возмездия, который еще час назад был смыслом всего его существования.

Автобус «Ростов – Ставрополь» остановился на обочине дороги возле указателя небольшого поселка, выпуская из своей пасти невысокого роста крепкого парня. В одной руке он держал чемодан, другой прижимал к себе еще совсем маленькую рыжую девчушку с серебряными глазами. Автобус тронулся, оставляя за собой клубы придорожной пыли и газа, когда послышался крик:

– Сережа, Сереженька! – и немолодая женщина с усталым, но счастливым лицом кинулась навстречу бывшему солдату. Она ощупывала его, как будто не верила, что это на самом деле ее сын, – пообещай мне, что ты больше никогда нас не оставишь, и она заплакала, вытирая глаза краешком своей косынки.

– Обещаю, мать, правда. Не плачь, видишь, я даже обнять тебя не могу, руки заняты… А это Асет, я писал тебе про нее, она теперь будет жить с нами.

– Что ж это за имя такое нерусское, – сказала, все еще всхлипывая, женщина, – так ее все ребята в школе засмеют. Мы ее будем звать Аня, Анечка.

Она улыбнулась девочке.

– Мы ее в обиду не дадим! Не верится, что такая чудесная малышка столько пережила и в живых осталась. Наверное, у нее сильный ангел-хранитель…

– Теперь, да, – неслышно сказал Михаил и расправил свои белоснежные крылья, защищая серебряные глаза малышки от яркого весеннего солнца, а та, как будто заметив его, счастливо ему улыбалась.

А может правда, что маленькие дети могут видеть ангелов?

АНГЕЛЫ НЕ СДАЮТСЯ

Роман Михайлович Cамойлов, а для друзей просто Ромка, взглянул на индикатор содержания алкоголя в крови своего коллеги, заместителя и просто закадычного друга Пашки. Этим индикатором являлся Пашкин глаз. Когда он заплывал и начинал «бычиться» – это значит все, Пашке хватает, и больше ему не наливать. Когда Пашка напивался, он становился буйным – его тянуло на разного рода приключения, которые обычно заканчивались в двух вариантах. Первый был более распространенный и предпочтительный – они снимали девочек и ехали к Ромке дальше продолжать веселье. Вариант второй – более веселый, но с печальными последствиями: в парах алкоголя Пашка становился ну очень уж задиристым, и все заканчивалось скандалом, а иногда даже и дракой, в основном опять же из-за женщин, а иногда и просто так, от нечего делать. Ромка драки не любил, он предпочитал первый вариант, но не брезговал и вторым… Вобщем-то от скуки…

Абаканск – маленький курортный городок на берегу Черного моря – за два года опостылел ему хуже пареной редьки. Его «сослали» из областного центра, где он в филиале крупной московской строительной компании «Криэйшн лимитед» занимал должность рядового менеджера, но проявил себя с очень хорошей стороны. Сюда же его направили руководить местным филиалом. Сказали – поднимешь, можешь рассчитывать на перевод в Москву и даже на часть акций компании, что было предложением щедрым, к тому же от которого нельзя было отказаться. Дела филиала после приезда Ромки быстро пошли в гору, руководство было довольно. Он даже выиграл городской тендер на восстановление храма святому Серафиму Саровскому. Дело это было достаточно выгодное и, к тому же, престижное, а в дальнейшем предполагались кое-какие договоренности в мэрии, которые позволили бы сделать этот проект поистине золотой жилой. Вобщем, все было бы замечательно, если б не смертельная тоска, которая одолевала Романа. Зимой здесь было откровенно скучно, а летом городок становился душным и истерично визжащим, когда толпа отдыхающих набивалась в его казалось бы безразмерное брюхо, как селедки в бочку. Они с Пашкой предпочитали не ходить на заново с пышностью провинции отстроенную набережную, где до утра голосили неугомонные туристы. После работы они предпочитали заходить в небольшой очень уютный ресторанчик, о котором вездесущие краснолицые еще не успели пронюхать. Поскольку они заходили сюда часто, их здесь знали, любили и даже прощали некоторые вольности в виде разбитого стакана или редких потасовок. К тому же клиенты были постоянными и ценными – ребята платили щедро и не жалели чаевых, за что были внесены в число почетных посетителей. А еще они были веселыми, знали многих других «важных» персон, что создавало заведению определенную репутацию. Оживление также вносил и тот факт, что оба они былы неженаты и числились в завидных женихах для местных барышень. Поскольку городок был курортный и небольшой, то свои парни – те которые поумней – разъехались на учебу и появлялись только чтобы похвастаться своими достижениями и столичными невестами. А если даже и случались полу-курортные романы, так сказать, по старой памяти, то были они непродолжительными и оставляли лишь разочарование, поскольку никто не торопился увезти своих провинциальных подруг за собой. А те, кто не уехал, крутились, как могли, и если у кого получалось, то на него была сразу целая очередь. Как на Пашку, например. После местного политеха работал бы себе где-нибудь в шарашкиной конторе, а он смог устроиться в московский филиал, да еще до зама дослужиться. Здесь и ум предполагался, и верткость особая. И держаться Пашка умел – костюмы носил дорогие, а если без официоза, то весь «по фирме» был одет – «армани» всякие, да «прады». Это вам не разные шалопаи, которые сосисками по ларькам торгуют да пьяных туристов обдирают. Человек перспективный! И ничего, что выпивает – дебоширит иногда. В надежде на светлое будущее такое счастье можно поднять, почистить, домой привезти да спать уложить. Зато потом – уважение в местном свете, дом – полная чаша, солидные друзья: здрасте –здрасте, как здоровье-детишки, все в этом году едут на Патайи, ладно, увидимся на банкете у Иван Василльича, чмоки-чмоки. Вобщем, полный набор преуспевающей провинциальной матронессы. А о Ромке вообще говорить нечего. Девки из-за него чуть ли глаза друг дружке не расцарапывали.

Пашка навел на друга свой слегка запьяневший окуляр.

– Слыш, Ром, как думаешь, нам за тендер премию дадут? Или как-то по-другому благодарность проявят?

– Паш, не грузи сегодня, устал я. Давай лучше о чем-нибудь еще.

– О чем?

– Ну, например, о бабах.

– Опять? Не могу уже видеть этих липких сучек! И каждая надеется заарканить посильнее, желательно, на всю оставшуюся жизнь. Про высокие чувства сразу петь начинают, а в каждом глазу по баксу стоит.

– Ну есть же и свои девчата, которые так дают, по призванию. Вон Люська сидит, девка веселая и не выпендривается. Правда, пьет как мужик! Еще нас с тобой, Пашка, за пояс заткнет. Настоящая боевая подруга!