Иркутский рынок

Эта миска железная, соль земли.
Эта миска пустая, хлеб съеден весь,
Солнце всходит-заходит, в тюрьме темно,
Ах, Сибирюшка, рыбья, родная взвесь,
Беловьюжное злое веретено!
Ну давай, народ, осуди меня!
Мало выла! Плохо любила! И крик
Не рожала – на берегу огня!
Наизусть не твердила твой патерик!
Ну, давайте! Суйте свои кулаки
Под ребро и в грудь! Я-то – как-нибудь!
Я зеленый плес золотой реки,
Я раскольный полоз, чащобный путь!
Зри, мой рынок! Я нынче жаркий товар:
На торги, напоказ, наружу краса!
Изо рта на морозе – лошадный пар:
А вокруг – дымы, фонари, голоса!
Я сама дошла до позор-столба.
До тяжелых, в обхват запястья, цепей.
Такова на рынке моя судьба:
Эй, кто больше?! Испей – и стакан разбей!
Не так шла! В гулянках плясала не так!
Не таковских детей на свет родила!
А поет – отменно! Купи за пятак!
Распотешься! А после – сожги дотла!
Еретица! Чужачка! Старая кость!
Зимней столпницей гаснешь! Да ты не дашь
За нее – хоть грош! О, скелетный мост
Между миром и миром, и баш на баш!
Ну же, рынок! Спаси ее! заплати!
Нету мусорных денег давно, бедняк.
Бесполезную медь ты зажми в горсти.
Из кармана – ворох гнилых бумаг.
…ветер рвет мне подол. Мой поезд ушел.
Гомон бойкой торговли залепит слух.
Лютый снег – силками: последний шов
Между жизнью и жизнью, меж крыльев двух.

Эшелон

О, мы верили так свято в лучезарную Звезду!
А теперь она – заклята: красным чудищем в бреду.

Змеевласою Горгоной… пятипалым топором…
…из теплушки, из вагона —
песня: брат! стакан нальем!

Мы с войны катим! Стакашек
опрокинь… бутылка – вот…
И вернемся, и попляшем, все как водится, народ.

И помянем, и заплачем – все как надо, все путем.
Вон боец вопит незрячий —
с виду сам – дите дитем.

Курит вон солдат безрукий. И трясется эшелон!
…перегоны, перестуки. Плач и хохот, тихий звон.

О, мы верили так свято: мир навеки, да, навек!
Вот – за все пришла расплата.
Кровь струится из-под век.

Так течет святое миро. По скуле да по губам.
Этого святого мира – я за царство не отдам!

Так мы жизни отдавали, люди добрые, за жизнь.
Так орудья обнимали —
ну, проклятый враг, держись!