В руках Ирбиса

– А Кисса не появлялась.

– Нет, видно сильно загуляла.

– Спасибо.

Я развернулась, чтобы уйти, но скрипучий голос тормознул меня.

– Не хочешь узнать, как твой отец вашу квартирку продал?

– Какая теперь разница.

– Её можно отсудить.

– Можно, но не нужно. Спасибо ещё раз.

Я сидела на лавочке у подъезда. Всё казалось чужим, даже детские воспоминания не реанимировали прежнее желание вернуться в когда-то родные стены. Я не чувствовала себя здесь как дома, меня не тянуло внутрь и действительно было всё равно как отец провернул сделку. Представляю, как он обрадовался, когда узнал, что мы исчезли, как и я, когда исчез он, так и не добившись от меня согласия продать или разменять квартиру. Мама ещё при жизни позаботилась, чтобы мы с сестрой были обеспечены жильём и никто не смог у нас его отнять, даже отец. Странно, что он не нашёл способ заставить меня, когда мне было пятнадцать, будто боялся, каждый день чего-то боялся до моего восемнадцатилетия. Зря я о нём думаю, его судьба мне не интересна. Мне бы хоть крупицу информации о Киссе. То, что игрушки вынесли по её просьбе, я не сомневаюсь, она была помешана на своей коллекции, для каждой куклы наряд шила самостоятельно. Я не удивилась, что делали это какие-то, как там сказала пенсионерка, мордовороты. Это означало что Кисса с ребёнком там, куда я её отправила, и о них заботятся, если даже о коллекции её кукол позаботились и забрали перед новым годом. Вернее, она добралась до человека, к которому я её отправила, но это было два года назад. Этой информации мне мало, нужно как-то узнать с ним ли она до сих пор, а затем действовать по обстоятельствам.

– Ваши документы. – Прозвучало где-то рядом. Я никак не отреагировала, не приняв их в свой адрес. – Девушка, ваши документы. – Прозвучало громче и настойчивее.

Я подняла голову и упёрлась взглядом в форму полицейского, точнее сразу двух.

– А в чём дело? – Спросила, передав одному из них свой паспорт, попутно пытаясь вспомнить представлялись ли они и показывали ли документы. Может и да, я могла не заметить.

– На вас поступила жалоба от гражданки Скворцовой.

Ольга Олеговна! Подняла взгляд на её окна, сразу рассмотрев силуэт в отвратительном ситцевом халате в ромашках.

– Неужели? И что же, по её мнению, я нарушила? – Спросила, вернув взгляд на правозащитников.

– Ломились к ней в квартиру, угрожая поджечь, если она не отдаст все свои деньги.

– В этом доме, а также соседних в радиусе километра, все знают, что она чиканутая на всю голову. С каких пор вы реагируете на подобный бред?

– С тех самых, как одного из наших коллег затаскали по судам из-за неё. Мы задерживаем вас до выяснения обстоятельств.

Глава 7

– Фамилия, имя, отчество, дата рождения, место рождения…

Странно это. Я не помню, как это было в первый раз. Знаю, что происходило, но не помню деталей, хотя должно же было отложиться в памяти. Когда тебя арестовывают за убийство это непременно должно отпечататься, но ничего, вакуум, будто этих событий не было в моей жизни, ареста, допроса, досмотра и взглядов, самых разных взглядов, все как один обвиняющих. Кажется тогда я отказалась говорить без адвоката, хотя нет, я просто не могла говорить, не зная, как должен вести себя человек только что случайно убивший другого человека, поэтому терпела до последнего непрекращающийся шум в голове от давления окружающих. Мне подсовывали на подпись какие-то документы, буквы на которых будто разбегались, как муравьи, и я не могла ни на чём сосредоточиться, ни на голосах, ни на тексте, ручку в руках держать не могла от дрожи. Сейчас же я была спокойна, сидя в пропахшем сигаретами кабинете ближайшего отделения полиции, раздумывая, что лучше: посылать теперь Ольге Олеговне по два цветка каждый день, или лекарства, как бы она их назвала, от «срамных болезней», или может натравить на неё каких-нибудь сектантов, хотя, боюсь, она обратит их в свою веру. Ольга Олеговна всё-таки не удержалась напакостить мне напоследок, похоже поняла, что видимся в последний раз. Мерзкая горгулья. И не скажешь, что всю жизнь проработала поваром в детском саду. Откуда у неё вообще взялись такие наклонности. А может ей дверь монтажной пеной замазать?

– Вы меня слышите? – Ах да, я же не одна.

– Я хочу позвонить. Я вроде имею право на звонок? Или можете сами, думаю, у вас лучше получится объяснить Царю за что я задержана.

– Какому Царю?

– В этом городе так много Царей? – Я вовремя вспомнила, что умею быть стервой. – Номер телефона дать, или у вас есть?

Я может и подольше растянула удовольствие от своего задержания, но мне нужно было успеть в ещё одно место. Пока мужчина в форме чьё звание, а также имя я не запомнила, соображал, в кабинете зазвонил стационарный телефон, на который он не спешил ответить, презрительно сверля меня взглядом. Наверно думает что я подстилка Царя, его родственницей меня он точно не считает. Когда он всё-таки соизволил поднять трубку, сконцентрировавшись на синяке на моём лице, физиономия его стала ещё противнее, чем была до этого. Вот не вызывают у меня доверия такие люди как он. Сто процентов сидел мысленно осуждал меня за связь с Царём, а сам недвусмысленно рассматривал, а я недвусмысленно отвечала поглядыванием на его обручальное кольцо. Хорошо что не лапал, держался в рамках, ну или если обладает обширными знаниями просто испугался – одета я дорого, сумка и туфли стоят как отечественный автомобиль, всё в стиле тотал блэк с ненавязчивым намёком на оригинальность вещей.

– Понял. – Ответил кому-то скрежеща зубами. Не трудно догадаться, что звонить Царю он уже не будет, за него справились.

– Николь Викторовна, вы свободны. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Выйдя из здания, я не торопилась идти дальше. Мне не пришлось долго осматриваться по сторонам.

– Тебе нельзя доверять. – Произнесла, сев на пассажирское сиденье рядом с водителем, в машину к Виктору.

– Сама подумай, куда бы я тебя отпустил без присмотра.

Интересным словом он завуалировал свой неугомонный тотальный контроль. Я тоже наивная, могла бы догадаться, что слишком легко Виктор согласился меня отпустить. А что самое интересное, снова сам лично мается со мной, машин его охраны нет, что является свидетельством того, что он боится, что я что-нибудь выкину и не хочет, чтобы в этот момент были свидетели из его окружения. Значит в мою здравость и адекватность он по-прежнему не верит. Правильно делает, я сама не знаю, что от себя ожидать. Пока добиралась до бывшего родного дома, думала, что разрыдаюсь оказавшись внутри, но ничего не почувствовала. Когда меня везли в отделение полиции, готовилась окунуться в пережитые переживания прошлого, но снова ничего. Будто действительно от Моники Абрамовой во мне ничего не осталось.

– Много интересного узнал?

– Ника…

– Что Ника! Сколько это будет продолжаться? Мы оба понимаем, что если Ирбис захочет со мной что-то сделать, он это сделает и никто не сможет его остановить. Он человек, который всегда добивается своей цели. Если ты думаешь, что он будет действовать топорно, разочарую, Ирбис сделает всё так, что сразу и не заметишь. – Странно, что именно я сейчас объясняю это Виктору, а не наоборот. О нас с Ирбисом всё предельно ясно, вариантов на выбор здесь нет.

– А ты хорошо его знаешь. Спала с ним до смерти Василия?

Я обернулась, застыв на Викторе непонимающим взглядом, пока он неприкрыто считывал мою реакцию.

– Ты с ума сошёл такое спрашивать? – Я попыталась выйти из машины, но дверь заблокировалась. И кто только придумал эти блокираторы, что б он в гробу перевернулся, если ещё жив. – Мне казалось, что тебе достаточно того, что ты уже знаешь.

– Этого не знаю. В медкарте нет соответствующей записи.

Понятия не имела о какой медкарте он говорит, лишь догадывалась, что о фальшивой предсмертной. Если о ней, зря Виктор её прочитал и мне об этом сказал, растоптав мою надежду на то, что он не станет узнавать подробностей и мне о них напоминать. Но, похоже, прямолинейность и садизм у них семейные черты.

– Какая разница? Открой дверь и больше не следи за мной, я сама вернусь домой.

– Ирбис никогда не тратил время на ухаживания, сразу озвучивая, что хочет от женщины, но с тобой у него всё было по-другому. Ты ему нравилась, значит и он хотел понравиться тебе. – На этих словах в меня вернулась Моника Абрамова, которая сейчас громко кричала внутри, что лучше бы не нравилась, тогда всё могло быть иначе. Но я больше не она, поэтому продолжала слушать Виктора, стараясь не слышать. – К тебе у него был особенный подход. Поэтому я понадеялся, что было, что он успел тебя соблазнить.

– Это не имеет значения. Я никогда не считала первый раз чем-то особенным. Он мало чем отличается от всех последующих. Однообразный процесс. Закончим на этом. – Произнесла то, что в чём убеждала себя постоянно, но произнесённые вслух эти слова оказались неубедительны.

– Если дело не в том, что первый раз не удался, тогда в чём? Что из произошедшего тебя искалечило больше всего? Ведь не физическое насилие.

– Закроем тему. Мы больше не будем разговаривать о прошлом, его у Николь Разумовской нет. – Отрезала ледяным тоном, понимая, что сейчас очень нехорошо смотрю на Виктора, зло, но его это никак не задевает.

– Интересный выбор имени и фамилии. – Виктор откинулся на спинку сиденья и закурил, приоткрыв окно, будто продолжив непринуждённую беседу.

Вот об этом я не подумала. Теперь, когда Виктор знает кто я, то и моё прошлое прошерстил.

– Доктор Разумовский всегда был моим кумиром. Он уникальный человек. В его фамилии все мои стремления.

– Знал я одного доктора Разумовского – подпольного хирурга.

– Он рассказал мне чем занимался и ради чего.