В руках Ирбиса

– Дальше.

– Я хотела уйти сама, но Барс схватил меня. Когда я попыталась вырваться он достал нож и начал водить им у моего лица, угрожая. Я притворилась, что не буду сопротивляться, а когда он отвлёкся на зазвонивший телефон, попыталась сбежать. – Я замялась вспоминая, что говорила дальше в своих показаниях, но мысли были будто разбросаны, и у меня никак не получалось их упорядочить. – Барс догнал меня, схватил, начал скручивать, душить, я начала вырываться, когда высвободилась из его хватки, он потерял равновесие, упал и замер. – Снова замялась, но на этот раз Виктор мне помог.

– «Когда перевернула его, увидела нож в животе, попыталась привести в себя, но он не реагировал». – Виктор зачитал часть моих показаний со своего телефона. – У тебя хорошая память – слово в слово. Его можно было спасти?

От вопроса Виктора непроизвольно вздрогнула, будто от удара током. Зачем сейчас об этом спрашивать? У него наверняка есть материалы дела, в которых всё подробно описано.

– Ты же знаешь из заключения, что нет. – Ответила, поняв, что пауза затянулась.

– А ты пыталась?

– У меня был шок. Его ранение было смертельным, Барс не выжил бы даже если бы я вызвала скорую.

Виктор молча смотрел на меня. То что его лицо и взгляд ничего не выражали, казалось жутким. В тишине до меня дошло, что все эти вопросы не о последних минутах Барса, а о моих рядом с ним. Стоило это понять и вибрирующую тревогу сменил леденящий страх.

– В палате твоего недавнего пациента были установлены камеры. – Прервал тишину непривычно жёстким тоном. – После того, как я лицезрел тебя в непотребном виде, сразу добился у Гордеева видеозаписей произошедшего. Я видел как ты реагируешь на угрозу.

– От пациента её не было.

Моё подсознание било тревогу, но я не обращала на неё никакого внимания, потому что было поздно – Виктор ещё не задал вопрос, ради которого я здесь, но предчувствие которого заставляло моё сердце колотится как никогда бешено.

– Ты не в первый раз продемонстрировала хладнокровие и стрессоустойчивость. Мне перечислить? Напомнить?

– Со дня смерти Барса многое изменилось, я в том числе.

– Ника, не ври мне! – Предупредил, показывая, что на грани, но у меня до сих пор нет права рассказать правду, за которой скрывается реальный кошмар. – Ты же уже поняла, к чему я веду. – Его голос расползался во мне острой дрожью, пробирающей до боли.

– Нет. – Мотала головой, вцепившись пальцами в сиденье стула, пытаясь поверить в свои слова, быть убедительной, отвечая голосом противящимся лжи, чувствуя как по щекам скатились первые слёзы.

Виктор поднялся со своего места, подойдя ко мне, медленно развернув салфетку, лежащую на тарелке передо мной. На плотной белой ткани лежал нож с красным лезвием, который я уже видела на днях во время празднования дня рождения Клима.

– «Когда я начала вырываться, он достал нож и начал водить им у моего лица, угрожая». – Виктор процитировал уже по памяти мои показания. – Такие детали впечатываются в память, разъедая её. – Виктор взял нож в свою руку и поднёс к моему лицу на уровне глаз. – По-твоему такое возможно забыть? Прекрати врать, смысла больше нет. Давая показания, ты понятия не имела, что нож, от которого умер Васька, был особенным, не таким, как миллионы других.

– Я не понимаю о чём ты. – Застыла взглядом на лезвии, по которому будто стекала кровь, в отражении металла которого я видела на своём лице кровавые слёзы.

– «Ты намного сильнее, тебе не нужно оружие, чтобы справиться со мной», – слова, которыми ты успокаивала слетевшего с катушек пациента. Мы оба знаем, что Барс без труда мог нагнуть тебя и выебать, и нож для этого ему бы не потребовался. Ника, ответь мне на вопрос, на который когда-то не смогла солгать, кажется я имею право получить на него ответ: ты когда-нибудь убивала?

Я сорвалась, поднялась резко со своего места, отвернувшись, спрятав глаза, и шатаясь отошла к ближайшей стеклянной стене, по которой струйками стекала дождевая вода. Я не слышала, когда начался дождь, шум капель заглушил мой внутренний вопль отчаяния, растянувшийся на два года и только что иссякший под ненавидящим взглядом Виктора, отражение которого на фоне ночной тьмы становилось всё ближе. Я снова увидела этот звериный взгляд, который моментально сковывает, от которого леденеет всё внутри, в котором нет ни капли здравого смысла, только дикие инстинкты и приговор. Именно так смотрел на меня Барс, когда захотел, когда, стиснув челюсть, выслушивал мои отказы, когда сдавливал моё горло, возвращая себе контроль над эмоциями, понимая, что моё «нет» не перестанет звучать для него. Тогда я не знала, что значит этот взгляд, к чему может привести непокорность ему и ответный протест, зато теперь, когда испытала его плоды, была готова принять всё, что сейчас на меня обрушится. Я собрала остатки воли, чтобы обернуться и принять новую реальность, осквернившую всё, что стало для меня дорого, из чего я собрала новую себя.

– «Попыталась привести в себя», – ты так не говоришь, это слова не врача, больше похоже на слова глупой напуганной девчонки, такой как… твоя сестра. – Я вздрогнула от испуга, застыв и перестав дышать, молчаливо дав ответ сразу на все вопросы Виктора, даже ещё не заданные. Реакция была молниеносной – Виктор схватил меня за шею, сдавив горло, приблизив своё лицо к моему, рассматривая с отвращением. – Идиотка! Ты хоть понимаешь, что ты натворила!?

Я увидела в нём то, что все это время игнорировал мой разум – взгляд, который достался обоим его сыновьям, дело было не в цвете глаз или их разрезе, а том, как он смотрел на меня. Он больше не скрывал свою жестокость, не сдерживал бешенство. Знакомься, Ника, Виктор Кириллович Царёв собственной персоной, без прикрас. Ты в очередной раз ошиблась, решив, что обрела в этом мире опору и защиту. А я-то ломала голову, как у такого отца могли вырасти такие дети, а на самом деле всё было на поверхности, просто мне в очередной раз хотелось довериться кому-то и, как бы наивно это ни было, почувствовать отцовскую любовь. На этого человека я растратила остатки своей веры в то, что моё решение, принятое два года назад, смогут понять. Может и смогут, но только после того, как исчерпают, выместив на мне, своё бешенство.

– Только что поняла. – Прохрипела, приняв реальность, смирившись с её правдой. – Вы все чудовища – Барс, Ирбис… ты. Каждый считает, что вправе вынести приговор и привести его в действие. Теперь твоя очередь, каким будет твой приговор моей сестре? Мне?

– Нет, это у тебя не пройдёт, жалости к тебе больше нет. Я из-за тебя… – Виктор осёкся так и не выпустив из себя своё главное обвинение, вспомнив наверное, что то, что я не признаю изнасилованием было, одному из его сыновей удалось без труда, как он выразился, выебать меня. Рука на моей шее ослабла, дав почувствовать на коже дрожь своего хозяина. Виктора Царёва трясло от сдерживаемой жажды наказать меня. – Ирбис возвращается послезавтра. Через неделю вы поженитесь, и ты станешь для него лучшей из жён, тебе придётся ещё немного постараться ради благополучия своей сестры. Ты меня поняла? – Схватил за лицо, уже больно, теряя самоконтроль. Кивнула, больше мне ничего не осталось, теперь на мне отыграется сам Царь, он же и прикончит, узнав о гибели сына Барса, своего внука, маленького зверёныша.

Виктор потянул меня и куда-то повёл. Дойдя до двери он затолкнул меня внутрь помещения, оказавшегося уборной.

– У тебя пять минут. Преобразись, Шмель не должен ничего заподозрить, новую голову, в случае твоей глупости, ему не приделают, как это было с зубами.

Виктор оставил меня одну, уйдя хлопнув дверью. Выровняв дыхание обернулась к зеркалу и замерла, моментально возненавидя своё отражение. В нём я снова видела ту самую забившуюся в угол девушку, которую ненавижу, которой нет во мне места, которая способна быть только безвольной куклой, с которой можно делать всё что угодно.

– Нет. Нет! Нет. – Произнесла твёрдо, прогнав тошнотворное отражение. – Не позволю. Больше никому и никогда. Хватит! – Приказала себе жёстко.

Воспользовавшись порывом смелости вышла, чтобы закончить наш с Виктором разговор, заявить ему, что никогда не лягу в постель с его сыном, не стану женой Барского, но в коридоре никого не оказалось и, не думая, я сняла туфли и побежала.

Я бежала изо всех сил, надеясь, что он не сразу хватится. Ни он, ни его люди, уже давно не ждут от меня бегства. Бесконечные ступеньки пролетали перед глазами. Дыхания не хватало из-за душивших слёз, глаза щипало от растворившейся туши, в боку кололо с непривычки. Останавливаться нельзя. Оборачиваться нельзя. Только бежать. Только быстрее. Никак иначе.

«Идиотка», – звучит в голове звериный рык, рикошетящий внутри черепной коробки. Снова рука на моей сонной артерии, расположившаяся со знанием дела. Но я не стану его жертвой, ни одного из их семьи. И пусть терять мне больше нечего, но им я не дамся. Никто из них больше не посмеет терзать ни моё тело, ни разум. С самого начала, как только всё узнала, самым верным решением было бежать, но я в очередной раз поверила, повелась как примитивное существо, не почувствовала угрозы, которой они смердели.

Как же много этажей. Он дал мне пять минут, чтобы привести себя в порядок. Бесценные пять минут, за которые я обязана вырваться из этого здания и их лап, оставивших достаточно отметин на мне и во мне. Только бы найти запасной выход. Я ведь точно видела табличку. Крепко сжимая туфли преодолела последний пролёт. Где же эта дверь? Недалеко раздаётся скрип и хлопок. Мимо меня проходит девушка, от которой веет прохладой улицы. Непринуждённо следую, пытаясь найти откуда она пришла. Натыкаюсь на небольшое помещение вроде тамбура. На стене развешана какая-то рабочая одежда, куртки и плащи. Хватаю первый попавшийся под руку, накидывая его на ходу, внутренне радуясь, что он с капюшоном, который сразу набрасываю на голову. Перед тем как выйти надеваю туфли и не мешкая выхожу на улицу, следуя в ближайший закоулок, где окончательно скрываюсь. И пусть теперь сожрёт себя за то, что дал мне эти пять минут, за то, что расслабился, мне всё равно. Мне всё равно. Мне всё равно!

Только почему внутри снова гадко и паршиво? Почему хочется вернуться и рассказать всю правду? Мне уже некого беречь и защищать. Или, всё же есть?

Эпилог

Пепелище.

Символично.

– Участок присматриваете? – После двадцатиминутной прострации наконец смогла пошевелиться, оторвать взгляд от горы пепла, которая раньше была домом, и повернуть голову в сторону голоса, встретившись взглядом с пожилой женщиной, которая, судя по лыжным палкам в руках и спортивной одежде, вышла позаниматься ходьбой.

– Продаётся? – Говорила, заставляя себя держаться, не давая окончательно расклеиться.

– Не знаю, только предупрежу, не советую здесь что-то покупать, по соседству одни бандиты. Их то поджигают, то взрывают, вот и этого спалили. – Женщина перекрестилась, что-то пробормотав, а у меня начали подкашиваться ноги.

– Давно?

– Года два… да, точно. Осень в тот год была дождливая, так они дом бензином залили и внутри, и снаружи. К приезду пожарных ничего не осталось ни от дома, ни от хозяина.

– Кто-то ещё кроме него пострадал?

Задержала дыхание в ожидании ответа.

– В газетах писали, что только он. Хотя кто их, бандитов, знает. – Вот зачем она это сказала? Мне и так выть хочется, потому что именно сюда я отправила Киссу и теперь меня не прекращая колотит от неизвестности. – Ты бы присмотрела себе место поспокойнее. Нечего тебе, молодой, красивой, здесь делать, это не дома, а логова лютых зверей.

Так и хотелось сказать, что странно, что тебя до сих пор не сожрали, но вместо этого отделалась дежурным:

– Спасибо, вы мне очень помогли.

Пока шла думала, что делать дальше? Голова отказывается соображать. Нужно прийти в себя, прежде чем продолжить поиски.

– Катюха! – Рядом со мной затормозила синяя иномарка, ехавшая мне на встречу, в окне появилось широченное лицо, украшенное забором из дорогущих зубов. – Ты же за бугром должна быть. Давно вернулась?

Мозг моментально заработал на полную. Кажется из моей жизни никогда не исчезнет призрак и клиентская база порно звезды Екатерины Соболевой.

– Вы обознались. – Произнесла спокойно, продолжив свой путь, прислушиваясь к звукам, и выдохнула, когда услышала как машина отдаляется.