Язверь

– Знаете, на всякую ерунду у меня времени нет!

– Это недолго, – двусмысленно буркнул он. – Идем, я покажу тебе другую Москву.

Он взял Геру за руку. Его крупная ладонь оказалась сухой и горячей, как у сангвиника.

С ним было, о чем говорить. Тема погоды плавно перетекла в политические дебаты, которые закончились разговором о бродячих животных. Сошлись на том, что собак нельзя ни отстреливать, ни кастрировать. И уж тем более нельзя ставить на них опыты. Потому что в критической ситуации каждый может стать таким же бродячим отщепенцем.

Они купили билеты на колесо «Москва 850», чтобы минут через семь сесть в кабинку с открытым обзором – подвесную конструкцию с несколькими сидениями, снабженными упором для ног и фиксатором для тела.

Чем выше они поднимались, тем сильнее хотелось вернуться обратно. Гера искренне пожалела, что поддалась на уговоры того, кто, в отличие от нее, зевал и лениво разглядывал выставочные павильоны. Наверное, в метро он специально говорил странные вещи, чтобы вызвать к себе интерес. Вот такие оригинальные «фортеля» иногда выделывают горожане, чтобы познакомиться с девушкой. Впрочем, в интернете она встречала и другие занимательные способы.

И все же Гере нравились глаза незнакомца – темно-карие, невозмутимые, в которых душу не так-то просто увидеть. Нравилась брутальность мужского лица, несмотря на странное выражение; как будто их встреча ему неинтересна совсем, а ее присутствие – лишь способ разрядить обстановку.

«Да он настоящий флегматик!» – в течение часа Гера дважды изменила мнение о человеке.

– Значит, вы так и не расскажете мне…

– Не нужно так громко, – резко перебил он ее, – они могут быть рядом. Лучше поднимемся выше.

– Рядом? Они?

Она огляделась. И сразу же поняла, что «попала», как «попадает» турист, купивший билет не в то направление.

Ее визави не был ни флегматиком, ни сангвиником. Он просто душевно больной человек, и она стала его добровольной заложницей. Теперь остается одно – не раздражать собеседника.

– Если они узнают, кто мы на самом деле, случится беда. Ты же не хочешь, чтобы нас выследили?

– Кого это – вас? – тихо спросила она.

– Нас, лемургов.

«Лемургов…», – повторила она еле слышно, – «полный абзац!».

Словечко новое для Геры, и она наивно решила, что возникло оно в среде столичных «мажоров». Действительно, звучало вполне естественно: «мажор» -«лемург». С определенным налетом маргинальной «совковости».

– Можно еще раз, я не ослышалась? – решила она уточнить.

Он не отреагировал на просьбу, обескуражив встречным вопросом:

– У тебя ведь был контакт с лемургом?

– Понятия не имею! – опешила Гера.

– Ты же с ним целовалась. Поэтому пахнешь так.

– Как это – так?

– Как лемург.

Разговор затягивался. Гера разнервничалась, и ладони, которые отогревались в манжетах колючего свитера, за пару секунд окоченели. Раньше ей не приходилось сталкиваться с одержимыми. Кто знает, что от него ожидать? И как ей вести себя? Если разговор пойдет в том же ключе, она неправильно отреагирует, и это вызовет у безумного гнев. Нет, все же лучше не лезть на рожон и отмолчаться.

Эх, она отдала бы все деньги, лежащие в кошельке, чтобы исчезнуть отсюда. Но выйти из колеса обозрения на ходу равносильно самоубийству.

– Вы уверены, что я, как и вы, лемург?

– Не сомневаюсь. Хотя, если будешь меняться, можешь стать скамом – сильной и хитрой особью.

– Насколько сильной и хитрой?

– В экстремальных условиях ты это поймешь.

– Думаете, я буду меняться?

Лемург пожал плечами и равнодушно ответил:

– Возможно. Мы не отслеживаем. У нас тоже бардак, как и везде. Да и времени прошло всего ничего. Года четыре, не больше.

На скулах лемурга заиграли упругие желваки, он сразу как-то изменился в лице. По напряжению, по внезапной его настороженности Гера поняла, что вот-вот случится нечто из ряда вон выходящее.

Кабинка прекратила набирать высоту и на максимальном подъеме на время зависла. Москва распростерлась по обе стороны от колеса впечатляющим панорамным видом. Останкинская телебашня, гостиница «Космос», монумент «Рабочий и колхозница», здания комплекса ВДНХ – все известные с детства «приметы» Москвы просматривались как на ладони.

В другой компании Гера с удовольствием предалась бы разглядыванию, но не сегодня. Тот, кто находился рядом с ней, мог в любой момент преподнести новый сюрприз. Сейчас главное – быть предельно внимательной.

– Не пересказывай наш разговор никому, – «лемург» смотрел на нее широко распахнутыми глазами ребенка.

– Это так важно?

– Другим ник чему знать, кто ты на самом деле.

Гера вздохнула:

– Ладно, не проболтаюсь.

Он отвернулся, чтобы перевести взгляд на что-то за пределами кабинки. Она проследила за этим взглядом, но ничего выдающегося не заметила. Ниже пролетала стая ворон, и одна из птиц закаркала низким, простуженным тембром. Но его определенно не интересовали вороны. Он всматривался в нечто близкое, несуществующее.

– Пора прощаться, – «лемург» отодвинул фиксатор, слегка раскачав кабинку, – надеюсь, в будущем встретимся. Когда проявятся способности.

– Как – прощаться? Вы что – уходите?

Если он вздумал отсюда прыгать, то не нужно ему мешать по одной лишь причине: они в разных весовых категориях. А вдруг в последний момент он захочет ее схватить, ведь для чего-то он притащился на это чертово колесо?

Мужчина встал на сиденье и, словно атлет перед прыжком, затоптался на месте, а потом шагнул в пустоту. Именно так прыгают из самолета спортсмены-парашютисты – дерзко, презрев опасность. Только Гера не заметила у «лемурга» за спиной ни парашюта, ни какой-то другой страховки.

Она вскрикнула и с силой прижалась к фиксатору-поручню.

Секунду назад в кабинке, раскачивая ее, находился вполне осязаемый человек. Человек настолько реальный, что и неглубокие морщинки у глаз, и рыжеватая щетина на скулах, и шрам от «ветрянки» на верхней губе вовсе не казались Гере галлюцинацией. И вот теперь этого человека словно стерло из бытия. Будто он растворился не в загазованном московском воздухе, а в другом измерении.

И только след рифленой подошвы на кресле свидетельствовал, что она не свихнулась.