Апостолы Революции. Книга первая. Лицедеи

Барер снова кивнул.

– Далее, – менторским тоном продолжал Верлен, – мы должны объяснить, каким образом камни оказались у него. Версия должна быть правдоподобной, естественной и… – он сделал короткую паузу, подбирая подходящее слово, – крайне неблагоприятной для Сен-Жюста. Ей предстоит, с одной стороны, убедить твоих коллег в виновности Сен-Жюста, а с другой – не позволить ему оправдаться от возводимых на него обвинений.

– Ты имеешь в виду анонимное письмо, адресованное, скажем, Вадье? – предположил Барер.

– Ненадежно, – отмахнулся Верлен. – Кто станет из-за какой-то анонимки обыскивать квартиру героя Рейна и автора доклада, отправившего короля на эшафот? Да ее просто отбросят в сторону! Нужен конкретный человек с именем и прошлым, который, к тому же, не проболтается, а также простая и в то же время изящная история перемещения камней из кармана роялистов в карман Сен-Жюста. Камни королевские, следовательно, они должны прийти из рук представителя высшей аристократии. Не стоит примешивать сюда всякую рвань, к которой драгоценности могли попасть нечестным путем. Такие не станут отдавать их Сен-Жюсту, да и он дел с ними иметь не будет.

Верлен выжидательно взглянул на депутата, ища согласия с приведенными доводами.

– Продолжай, – потребовал Барер.

– Итак, бывший аристократ с именем, в молчании которого мы можем быть уверены, – подытожил Эжен.

– Таковых на существует, – разочарованно отмахнулся Барер. – Другие предложения имеются?

– Лучше всего хранят тайну покойники, – невозмутимо продолжал Верлен, не обращая внимания на возражения собеседника. – Так что нам нужен живой дворянин вначале и мертвый на выходе. Это несложно устроить. Тюрьмы полны возможными кандидатами, готовыми на все в обмен на обещание освобождения. Достаточно уговорить одного из них купить свободу клеветой на Сен-Жюста. А когда дело будет сделано, я найду способ устранить доносчика. Что скажешь?

Барер молчал, покусывая губы.

– Что скажешь? – нетерпеливо повторил Верлен.

– План неплох, – выдавил из себя член правительства.

На лице Верлена появилась гримаса. Казалось, все его существо возмущенно вопило: «Неплох?! Да он гениален!» Барер прочитал адресованное ему немое послание и повторил с нажимом:

– Неплох. Слишком хрупок. На подобный донос никто даже внимания не обратит. Мало ли что придумают роялисты, чтобы опорочить члена республиканского правительства!

– Надо сделать так, чтобы на него обратили внимание, – настойчиво проговорил Верлен. – Главное, чтобы он попал в нужные руки. В руки того, кому подобная информация придется по душе. – Он помедлил: – У Сен-Жюста есть враги, особенно в Комитете общей безопасности. Обвинение в продажности, а если повезет, то и в симпатиях к роялистам, да еще с вещественными доказательствами! Даю голову на отсечение, Вадье не упустит такого подарка. Сен-Жюсту придется оправдываться. А когда у него найдут указанные в доносе драгоценности, доказать свою невиновность ему будет сложно.

– Я должен подумать, – Барер принялся медленно вышагивать по гостиной, в задумчивости ломая пальцы.

– Думай, – милостиво позволил Верлен. – Только не очень долго. Сен-Жюст ведь тоже будет размышлять, как поскорее избавиться от опасного сокровища. У тебя не больше пары дней, Бертран. Решать надо быстро. Будет непростительной ошибкой упустить такую возможность. Кроме того, – он поднялся с кресла, – не стоит забывать, что Сен-Жюст может попытаться использовать камни против тебя. Он ведь убежден, что их нашли у твоего агента.

Последняя фраза была сказана уже у дверей, за которыми посетитель и скрылся, взмахнув на прощанье рукой.

Оставшись один, Барер долго расхаживал по гостиной, подходил к окну, садился в кресло, в задумчивости покусывал ноготь большого пальца. Наконец, словно решившись на что-то, резко поднялся и позвал камердинера.

– Давай умываться, – приказал он. – Мне пора в Комитет.

29 плювиоза II года республики (17 февраля 1794 г.)

В то самое время, когда Бертран Барер ломал голову, как с наибольшей выгодой для себя воспользоваться оплошностью Сен-Жюста, Луи Антуан Сен-Жюст, не торопившийся, подобно своему коллеге, приступить к обязанностям управления республикой, тоже размышлял. Неторопливо намазывая дешевый серый хлеб маслом и попивая крепкий кофе, сваренный горничной, обслуживающей апартаменты в отеле «Соединенные Штаты», он искал разгадку головоломки, свалившейся на него ночью. «Стоит ли поиск информации о деятельности шпиона Барера времени и средств, которые будут на него затрачены?» – спрашивал себя Сен-Жюст. Даст ли он ключ к разоблачению нечистоплотности Барера? И если это так, какова конечная цель поисков? Чего он желает добиться? Изгнания Барера из Комитета общественного спасения? Получения против него грозного оружия шантажа? Или расследование покажет наличие столь тяжких преступлений, что жизнь Барера станет несовместима с общественным благом, и тогда… Кофе остывал на столе. Сен-Жюст в задумчивости расхаживал по гостиной, скрестив руки на груди. Каким бы ни оказался результат, заключил он, игра стоит свеч. Что бы ни выявило расследование, оно, безусловно, послужит республике, удалив от управления ею преступника, если Барер окажется таковым, или освободив от подозрений одного из вернейших слуг народа, если факты докажут его невиновность. Впрочем, усмехнулся про себя Сен-Жюст, последнее маловероятно. Драгоценности, изъятые у агента Барера, если и не являются неоспоримым аргументом в пользу связей одного из одиннадцати членов Комитета общественного спасения с роялистскими организациями, наводнившими Французскую республику, то безусловно свидельствуют о продажности депутата. Остается лишь доказать, что перед тем, как оказаться в кармане шпиона, камни прошли через руки Барера. И тут Сен-Жюст вынужден был расписаться в полном бессилии: ни одна, пусть даже самая тонкая ниточка не ведет к Бареру. Шпион умер, не оставив ничего, что могло бы помочь поискам, кроме…

Он снова перечитал страстное послание, написанное некой Элеонорой. Эта женщина явно испытывала к своему любовнику куда более сильные чувства, чем он к ней. Вряд ли он откровенничал с ней о своих делах, да и дела эти, возможно, ее не интересовали. Но поговорить с ней стоит, надо ведь с чего-то начать. О том, кому поручить поиски, Сен-Жюст не размышлял: лишь один человек обладал необходимыми качествами и информацией, чтобы разыскать в шестисоттысячном Париже женщину, о которой известно лишь ее имя и то, что она состояла в любовных отношениях с убитым агентом Барера.

Сен-Жюст склонился над столом и наскоро набросал несколько строк, после чего спустился во двор в поисках горничной. Он нашел ее на кухне, располагавшейся на первом этаже отеля, справа от лестницы.

– Брат дома? – спросил он, просунув голову в тесное помещение, наполненное жаром печи.

Хрупкая длиннолицая девушка, с сосредоточенным видом натиравшая серебряные приборы, оторвалась от своего занятия и приветливо улыбнулась вошедшему.

– Я отправила его на рынок, гражданин Сен-Жюст, – ответила она извиняющимся тоном. – Разумеется, знай я, что он понадобится вам…

– Это терпит, – перебил ее депутат и протянул запечатанный конверт. – Как вернется, пусть отнесет это письмо, – он назвал адрес и пояснил: – Третий этаж, слева от лестницы.

– Конечно, гражданин Сен-Жюст, обязательно, как только Жан вернется… – затараторила она вслед удалявшемуся жильцу.

Вернувшись в апартаменты, Сен-Жюст отхлебнул холодного кофе, поморщился и отставил чашку. Бутерброд с маслом он дожевывал на ходу, складывая в портфель бумаги, которые могли понадобиться ему в Комитете. Натянув мягкие черные сапоги из тонкой свиной кожи, Сен-Жюст взглянул на себя в зеркало. Черный элегантный сюртук плотно облегал его стройную фигуру, сложные складки высокого белоснежного галстука придавали юношескому лицу строгое и высокомерное выражение, которое, надеялся Сен-Жюст, добавляло ему, самому молодому депутату Конвента, несколько лишних лет. Оставшись довольным своим внешним видом, он надел пальто и шляпу, взял портфель и направился во дворец Тюильри, где еще пару лет назад жил король Франции Людовик XVI, а ныне разместился Национальный конвент и двадцать один его комитет, над которыми главенствовал всесильный Комитет общественного спасения.

Спустя двадцать минут, ровно в полдень, Сен-Жюст появился на пороге Зеленой комнаты, бывшей гостиной королевы Марии Антуанетты, превращенной в зал заседаний Комитета.

Это время суток было наиболее спокойным в работе революционного правительства. Утренняя аудиенция уже закончилась. Делегации департаментов, коммун и местных революционных комитетов отправились на заседание Конвента, открываемое между десятью и одиннадцатью часами. Члены Комитета разошлись по бюро и комиссиям, занимавшимся более узкими вопросами снабжения городов и армий, ведения военной кампании против европейских монархов, в которую Франция вступила два года назад, проблемами образования, идеологии, полицейского и административного надзора. Именно эти комиссии и бюро служили рычагами огромной бюрократической машины, созданной для спасения молодой республики от внешней и внутренней угрозы.

После дневного затишья жизнь Зеленой комнаты оживала к девяти-десяти часам вечера, когда члены Комитета общественного спасения собирались на общее заседание, где решались стратегические вопросы, обсуждались проекты законов, которые Комитет представлял на одобрение Конвента, заслушивались доклады, с которыми его члены должны были выступить перед депутатами. На этих вечерних заседаниях, затягивавшихся порой до глубокой ночи, вершилась судьба республики. Здесь билось ее сердце и рождалась воля. Здесь разрабатывалась политика государства.

Хмуро-серым февральским днем Сен-Жюст обнаружил в зале заседаний Комитета лишь одного из коллег, сидевшего за огромным столом, покрытым зеленым сукном, которое и дало название Зеленой комнате. Перед ним были разложены папки с выпотрошенными из них бумагами, несколько английских газет и десяток покрытых крупным размашистым почерком листов, правкой которых он и занимался. При появлении Сен-Жюста он оторвался от своего занятия и встал навстречу вошедшему.

– Антуан, рад тебя видеть! – приветливо проговорил он, словно обращался к старому товарищу.

Увидеть в Зеленой комнате неизменного оратора Комитета в Национальном конвенте в час, когда конвентское заседание было в самом разгаре, Сен-Жюст никак не ожидал, о чем и сообщил ему сухо, но вовсе не враждебно.

– Заседание не обещало ничего интересного, – отозвался Барер, вновь усаживаясь на свое место, – так что я предпочел поработать здесь над будущей речью. Дома с вечными просителями, толкущимися в приемной, работать невозможно.

– Просители осаждают лишь те дома, где рассчитывают получить желаемое, – с деланной невинностью бросил Сен-Жюст, пожав плечами.

Барер предпочел пропустить едкое замечание мимо ушей.

– Я только что разговаривал с Бийо-Варенном, – продолжал он как ни в чем не бывало. – Ты не встретил его на лестнице? Нет? Так вот, послезавтра, как тебе известно, первое вантоза, и место председателя Конвента снова становится вакантным, – Сен-Жюст согласно кивнул. – Бийо предлагает выдвинуть твою кандидатуру.

Сен-Жюст удивленно взглянул на Барера: Бийо?!

– Никогда бы не подумал, что ты пользуешься расположением Бийо, – Барер словно читал его мысли. – Но идея мне нравится. Думаю, она понравится всем членам Комитета, и тогда твое избрание – дело решенное. В конце концов, твоя последняя миссия в Северную армию не может не быть оценена депутатами. Две недели председательства, Антуан. Две недели полного владения ситуацией в Конвенте. Стоит заранее продумать выгоды, которые Комитет может извлечь из этого положения. Ты понимаешь, о чем я?

Сен-Жюст рассеянно кивнул, погруженный в свои мысли. О да, он понимал, о чем толкует Барер, понимал, что пришло время действовать и, наконец, выбрать лагерь, как понимал он и то, что его коллега Бийо-Варенн не случайно ратует за его избрание председателем высшего законодательного – по крайней мере, формально – органа страны. Бийо рассчитывает привлечь его на свою сторону. А на что, интересно, рассчитывает Барер?

– Пора остановить затянувшуюся дуэль экстремистов во главе с Эбером и умеренных во главе с Дантоном и Демуленом, – продолжал Барер, отвечая на незаданный вопрос Сен-Жюста. – Комитет должен выступить против одной из фракций, пока они окончательно не уничтожили единство революционного правительства. Нам необходимо сделать выбор, Антуан, и как можно скорее. Твое председательство в Конвенте придется как нельзя более кстати.

Пока Барер говорил, Сен-Жюст медленно вышагивал по просторному залу между столом и окнами с зелеными шторами.

– Умеренные или экстремисты? – спросил он, останавливаясь и глядя сверху вниз на Барера. – Как возможно сделать выбор, если победа любого из них станет губительна для свободы? Эбер с агитацией в Клубе кордельеров и требованиями развернуть террор до невиданных доселе размеров и Дантон с речами в Конвенте, в которых то и дело звучат призывы к открытию тюрем и прекращению террора, – оба в случае победы нанесут одинаково страшный, непоправимый ущерб республике. Мы поставлены в ситуацию, когда выбор невозможен, – Сен-Жюст опустился на стул рядом с Барером. – Все фракции должны быть уничтожены, Бертран, в противном случае, будет уничтожено революционное правительство.

Серые внимательные глаза Сен-Жюста прямо смотрели на собеседника. Барер спокойно выдержал этот взгляд и коротко кивнул.

– Я поддержал бы тебя, Антуан, если бы был уверен, что члены правительственных Комитетов пойдут за нами. Комитет общей безопасности сплошь состоит из сторонников эбертистов. Большинство же Комитета общественного спасения, включая Робеспьера, на стороне Дантона и Демулена. Для того, чтобы свалить обе фракции, Комитеты должны выступить единым фронтом. Каким образом ты рассчитываешь достичь этого единства?

– Достаточно показать угрозу, которую их деятельность представляет для правительственных Комитетов, чтобы заставить их членов поддержать мое предложение, – уверенно ответил Сен-Жюст.

– Если бы все было так просто! – горько усмехнулся Барер. – К тому же, выступить против обеих фракций одновременно означает толкнуть их к объединению против Комитетов. А это уж точно приведет к краху правительства и его членов.