Лето длиною в ночь

Он помрачнел и додумал с горечью: «Или поискали, да не нашли. Поплакали, да и рукой махнули…»

* * *

Что это? Хнычет кто?

Глеб огляделся. Вроде никого.

Прислушался.

Откуда-то из подзаборных крапивных зарослей – писк. Подошёл поближе. Девчонка лет шести-восьми – растрёпанная, зарёванная – в крапиве по самое горло стоит. Глаза вытаращила – как в японских мультяшках, огромные. Шею кверху вытянула, замерла, шевельнуться боится.

Он моргнул. Вот бедолага!

Ага, а через пыльную дорогу, наискосок, гуси идут. Сердитые, гогочут, шеи тянут, крыльями взмахивают. И гусята с ними. Мелкие совсем, пушком покрыты, семенят смешно, враскорячку. Ну, ясно! Уходят уже. Дело сделали – девку малую в крапиву загнали. Ы-ых!

Глеб поморщился, опять огляделся. Крапива у забора высоченная. Девчонке до горла, ну и ему – по грудь. И никого. Ни детей тебе, ни взрослых поблизости. Ну не бросать же малявку. У них в детдоме, во всяком случае, так не принято было.

Взял хворостину, стал стебли сбивать. Тут только сообразил, что босой. В сердцах отшвырнул палку, развернулся и вломился в крапивные заросли спиной вперёд. Девчонка обхватила его за плечи ручонками, он её на спину подсадил – и бегом оттуда! Хорошо, не тяжелая попалась.

Ух! Обожгло так обожгло. Ноги мигом волдырями покрылись.

Девчонка легко со спины соскользнула, встала рядом – лицо зарёванное…

Заревёшь тут! У самого слёзы выступили – такая жгучая эта зараза.

– Привет! – улыбнулся он девчонке.

Стоит, смотрит. Не красавица, глаза разного цвета, и один косит немного. Зато лицо доброе. И того, наивное слегка…

Вытерла слезы, улыбнулась.

– Привет, – сказал он ещё раз, яростно расчесывая покрасневшие щиколотки. И представился. По всем правилам этикета, ага.

А девка – ни гугу, только мокрыми слипшимися ресницами хлопает.

– Тебя как звать-то?

Молчит. Застенчивая какая. Или… Немая, что ли? Мычит чего-то, испуганно пальцем ему куда-то за спину тычет.

Обернулся – гуси!

– За мной! – скомандовал Глеб и ухватил девчонку за руку.

Они припустили со всех ног. Вниз, к речке, побежали. Не в крапиву же обратно лезть.

Никакие гуси, ясно дело, такого спринтерского рывка не выдержали бы. А может, и вообще догонять не собирались, кто их разберет… Но уж лучше, как говорится, от греха подальше! Рублёв ведь с нравами сельской живности знаком не слишком. На своём Ямале он даже обыкновенных куриц только в супе видел…

* * *

Стянув с себя треники и футболку, он стоял на песчаном берегу, расставив ноги, уверенно расправив плечи, уперев кулаки в бледные бока. Это нынешним летом был о-ого-го какой загорелый, Тоня всё повторяла: «Ты у меня чернющий прямо», а к октябрю сошёл загар, как и не было.

Коренастый, немного косолапый – для какого-нибудь балета, может, и плохо, а для футбола очень даже хорошо. И для плавания – годится.

Вот мы сейчас и поплаваем! Красота! Ещё бы знать, как эта речка называется…

Глеб деловито щёлкнул широкой красной резинкой трикотажных плавок с самолётами-истребителями, и тут же покраснел, поймав восхищённый девчонкин взгляд. Вот деревня! На плавки уставилась. Трусов с самолётами не видала, что ли!

Он смутился, отвернулся, торопливо зашлёпал ногами по воде, забежав по колено, развернулся, раскинул руки и с размаху плюхнулся на спину, подняв целый фонтан прохладных желтоватых брызг.

Она тоже зашла в воду. Какой там купальник! Сарафан – или что там у неё – стянула и прям в длинной рубашонке в речку полезла.

Потом они брызгались. Сначала Глеб брызнул – легонько, издалека. Попал. Она даже не закрылась рукой, только заморгала испуганно. Он улыбнулся, наддал ещё. Через секунду они уже молотили ладонями по воде, щурясь и захлёбываясь от смеха. Наконец, нахохотавшись и досыта нахлебавшись тёплой, чуть тинистой воды, Глеб первым запросил пощады:

– Ну всё, всё. Хватит! Ну, хорош уже! – Он задрал кверху ладони, показывая, что сдаётся. – Погоди, на тот берег сплаваю!

Он перевёл дух и с серьёзным выражением лица бросился в воду. Поднырнул, поплыл под водой – долго-долго.

Вынырнул на самой глубине, пошёл к противоположному берегу короткими, энергичными сажёнками. Но скоро устал, до того берега плыть передумал и, перевернувшись на спину, отдался медленному плавному движению реки. Лениво пошевеливая ногами, подгребал только слегка и, глядя прямо вверх, в неяркую прозрачную синь тёплого летнего неба, вдыхал тинистый запах речной воды…

А всё-таки хорошо, что лето…

Наконец, фыркая и отплевываясь, он выбрался на берег. Трусцой припустил обратно, к тому месту, где осталась на берегу девчонка и где валялись его треники и футболка. По дороге скис немного: возвращаться оказалось нудно и долго.

Девчонку он заметил ещё издали – на неё и ориентировался, – зашла в воду и стоит неподвижно, столбиком. Как суслик, честное слово.

Подошёл поближе. Она всё так же стояла по колено в воде, замерев и напряженно всматриваясь в даль, сжав голову ладонями. Нелепо и как-то горестно торчали в стороны острые локти.

Глеб окликнул девчонку издали. Она не обернулась. Фу-ты! Она ж не слышит!

Глеб подошёл к ней сзади, осторожно дотронулся до худого плеча. Девочка вздрогнула, повернула к нему заплаканное лицо. Разулыбалась, радостно всхлипывая, размазала по мокрым щекам слёзы.

– Ты чего ревёшь-то, глупая? – не понял Глеб.

Мыча и как-то мучительно кривя лицо, она стала энергично размахивать руками в сторону реки. Рублёв смотрел то на эту пантомиму, то на реку, силясь уразуметь, в чём же дело.

– Решила, что я утонул, что ли? – догадался он наконец. – Да ты чего? Я плаваю отлично! Я ж нахимовец! Мне в море служить.

Девчонка смотрела на него, преданно улыбаясь, но явно не понимала, о чём он толкует.

– Не понимаешь? Эх!.. Ну как с тобой такой разговаривать-то! Поди, и не знаешь, что такое море! Ну хоть по телику-то видела? Или нет?

Глеб даже засомневался, видела ли она телик вообще, уж больно вид у неё был отсталый. Нет, не то чтобы глуповатый, а… Ну, словом, несовременный был вид.

– Море, знаешь, это… Это прорва воды, не то что в реке. И другого берега не видать. И солёная в нём вода, прям солонущая. Я тоже один раз только на юг, на море-то ездил. А в Петербурге – ну, там тоже море, конечно, да только… А, да что я тебе рассказываю, всё равно не понимаешь! Или понимаешь? Про Петербург-то слышала, нет?

Девчонка смотрела на него не мигая. Не похоже было, что она сильна в географии. А может, просто от того, что не слышит…

– А про Москву?