Дикая, или Когда взойдёт солнце

Поняв, что я твёрдо намерена к ним подойти, фигуры опустили свои посохи. Я замедлила шаг, но движение не остановила.

– Помогите… – просипела я, но фигуры даже не пошевелились, только теперь я обратила внимание, что телосложение у них мужское, а лица замотаны не до конца, оставляя открытыми глаза, которые мне показались странными. Но я уже нагляделась на столько странностей, что эта мне показалась самой маленькой. Это несомненно были разумные существа! И я их нашла! Пусть они пока не понимают меня, но ведь это поправимо!

Один из мужчин приподнял посох и сделал ко мне на три шага, я остановилась. Он тоже. Тогда он произнёс:

– Доркхайя, симпэ!

В тоне его голоса почувствовался приказ, но я не понимала его, так и ответив:

– Не понимаю…

И присела на землю. Мне показалось, что я так покажу свою слабость и усталость, и мне непременно должны будут помочь. А, может, я подумала о том, что именно это ждут от меня мужчины, но, как оказалось, что я надеялась зря. Тот же самый мужчина вдруг повернулся к другим и произнёс им что-то вроде:

– Гро прихэ!

А потом резко поднял свою палку и замахнулся мне ею по голове. Увернуться я уже не успевала, да и не осталось сил. Резкий удар по лицу, боль, и я нырнула в темноту.

Очнулась я от жуткой головной боли и тряски. Меня укачивало и швыряло.

"Везут, сволочи… Уроды… Бить беззащитную женщину… Сотрясение мне сделали, подонки…"

Голова и челюсть раскалывались от боли, жутко тошнило. Я подняла дрожащую руку и пощупала лицо, глаза у меня, почему-то, не открывались. Правая сторона опухла, а челюсть показалась мне выбитой или сломанной. "За что? Твари…"

Видимо, мои шевеления заметили. Опять прозвучало гортанное "рггэ" и тряска прекратилась. Раздался скрип, похожие на скрип дверей, и мне разжали губы, в которые полилась кисловатая жидкость. Я сделала несколько глотков, но желудок мой не захотел принимать это питьё. Начались рвотные спазмы и меня вывернуло.

Тут же получив чем-то тяжёлым по рёбрам, я задохнулась от боли.

– Доркхайя сэйе!

"Сам ты, сэйе, козёл!" – захотелось мне крикнуть в ответ, но губы издали только невнятное мычание: перебитая челюсть не желала шевелиться. Вдруг я услышала женский смех, раздавшийся где-то недалеко.

"Женщины? И они смеются над тем, как обижают другую? Какое ужасное место! Господи! Куда же я попала?"

Господь мне пока ответов не предоставил, поэтому я продолжала лежать тихо и старалась больше не шевелиться. Тот, кто пытался меня напоить, давно ушёл, тряска возобновилась, но я продолжила слышать женские голоса, щебетавшие что-то на этом же, незнакомом мне языке.

Но организм не обманешь: мне захотелось в туалет, хотя рот был сухим от жажды. Я опять пошевелила рукой, и опять повозка остановилась. Вошедший на этот раз мне ничего не дал, а поднёс что-то к моеей шее. Я услышала тихий щелчок. Дотронувшись до неё рукой, я обнаружила на себе ошейник!

– Доркхайя, назовись!

Если бы я могла, то я открыла бы рот от удивления: я поняла, что мне только что сказал этот мужчина. Я попыталась сказать своё имя. Я знала, что со сломанной или вывихнутой челюстью не поболтаешь, но своё имя назвать можно было и одними губами, которые я, слава Богу, чувствовала.

– Ри… та… – прошептала я.

– Кто твой миэр? – слово "миэр" у меня в голове почему-то переводилось между "хозяин" и "отец", я не знала что ответить на этот вопрос, самым лучшим было назвать папино имя, что я и сделала.

– Пёт… – "эр" выговорить у меня не получилось.

– Биуж, она тебе лжёт! Нет среди сифэйнов никакого с таким именем Пиот! – раздалось неподалёку. Я попробовала открыть хотя бы левый глаз, чтобы рассмотреть того, кто так настойчиво обвинял меня во лжи, и кое-как мне это сделать удалось: глаз открылся, но я по-прежнему ничего не видела. Перед глазом мелькали цветные пятна и яркие точки, от видения которых у меня опять закружилась голова. А мужчина продолжил меня обвинять под постоянное женское хихиканье: – Доркхайи все на столько же неразумные, как и лживые создания, недаром их клеймят и держат в ошейниках! Скорее всего, сбежала от своего миэра, да заблудилась среди Спящих камней, а теперь морочит нам голову! Посади её лучше на цепь, иначе она опять попытается сбежать!

Мне захотелось крикнуть: " Ты ничего не знаешь обо мне, чтобы обвинять меня во лжи!" Но мой голос мне опять отказал, и я захрипела, а женщины рассмеялись, теперь уже очень громко.

– Заткнитесь, ленивые тирайи!  – прокричал им всё тот же голос, и женщины перестали смеяться. – Это от вас рождаются такие выродки! Там, куда вас везут, не забывайте про настойку прайи, она поможет вам уберечься от беременности от сифэйна! А то плодите всякую шваль, а всем остальным расхлёбывать…

Он говорил что-то ещё, но я уяснила одно: та, в чьё тело я попала, относится к очень низкому классу или касте этого общества. Само слово "доркхайя" у меня в голове переводилось как "дикарка" или "животное", от чего моё настроение не могло улучшиться. И интересным мне показалось значение слова "сифэйн", от которых неведомые мне тирайи рожали таких, кем стала я. Это слово перевелось как "колдун" и "хранитель". Откуда такое странное значение? Мне было непонятно. Но я и так мало что пока понимала.

На ночь повозки не останавливались, продолжая движение. Мне насильно больше не вливали ничего в рот, цепью меня тоже не пристегнули, и я могла бочком, по полу, передвигаться. Левый глаз стал видеть лучше, да и головокружение почти прекратилось.

Я обнаружила, что еду внутри огромной крытой повозки, в которой, кроме меня, находятся ещё с десяток женщин в светло-серой одежде. Это они насмехались надо мною, когда мужчина меня бил. Только, в отличие от них, я ехала в чём-то наподобие клетки, сделанной из деревянных прутьев. Напротив бархатной ткани повозки была маленькая дверца, в которую и входил один из тех, балахонистых. Сейчас там стоял небольшой кувшинчик с узким горлом, чтобы мне удобнее было вливать в себя питьё, а в полу была дыра, от которой шёл неприятный запах. "Местный туалет" – поняла я, и, не стесняясь смотрящих на меня в тусклом свете единственного светильника женщин, оправилась. Как говорила моя бабушка: " Когда наполняется мочевой пузырь, отключается разум и совесть." Женщины на это моё простое действо отреагировали странно: они начали возбуждённо перешёптываться и тыкать в меня пальцами. Вскоре мне это надоело, и я решила над ними пошутить: подойдя к клетке, я зарычала и бросилась на неё, изображая хищника. Для пущего эффекта провела по ней ногтями, как когтями. Эты дуры завизжали и прижались друг к дружке. На визг отреагировали: повозки остановились, и внутрь зашёл один из мужчин.

– Что разорались?

А я уже сидела, прижавшись спиной к деревянным прутьям и изображая сон.

– Доркхайя… Она взбесилась!

– Не выдумывайте, глупые стримэ! Полезли, наверное, к ней, чтобы поддразнить!

– Нет, она сама! Мы её не трогали!

– Заткнитесь! Пора спать! А то своими криками призовёте сюда крайгэ, уж они то точно от вас и костей не оставят!

Женщины успокоились, а я подумала, что не очень-то и похожа на местных женщин: они все, как одна, были крупными, полными, с большими грудями и широкими бёдрами, скорее, были похожи на прежнюю меня, а я сейчас имело очень худое, подростковое тело, хотя прежняя хозяйка могла стать такой от банального недоедания. Но и лицо этих женщин сильно отличалось от моего нового: ничего утончённого в их чертах не было, скорее, наоборот. Крупные, мясистые или крючковатые, носы, небольшие глаза, тонкие губы на небольших ртах, отсутствие скул. Как будто я и они – из разных народов или рас.

Единственный светильник погас, в повозке слышалось только чьё-то тихое сопение, уснула и я.

ГЛАВА 3. Крепость.

С утра значительно похолодало, и балахонистые принесли женщинам скатанные шерстяные одеяла. Меня они обделили, хотя видели, что я сижу, обхватив себя руками. Женщины накинули их на плечи, и стали поедать принесённые лепёшки с кусочками чего-то тёмного, меня опять пропустили, только поставив новый кувшинчик. Кислое питьё шло мне на пользу: желудок уже практически не болел, голова не кружилась. Женщины опять защебетали, а я сидела в уголке своей клетки и дрожала от холода.

И тут открылась дверца, и на пол полетела шкура какого-то зверя, вонючая, до рвоты. но выбора у меня, по сути, не было, и я накрылась ею с головой, опять подавляя в себе рвотные позывы. От холода тоже можно было погибнуть, и я знала несколько таких примеров, услышав их от нашего инструктора в университете.

Дурно пахнущая шкура грела хорошо, и я, сомлев, опять уснула. Щебетание женщин стало для меня просто фоном, как и шум большого города. Наш дом стоял недалеко от центрального проспекта, и мы, жители близлежащих домов, уже привыкли к круглосуточному гулу машин, сигналам водителей. Наше сознание уже просто его не воспринимало, хотя дядька мой, брат моего отца, проживший всю жизнь в небольшом посёлке под Смоленском, приехав к нам погостить, заснуть так и не сумел, а уезжаю, буркнул: "Как вы тут только живёте?"

Меня разбудил громкий крик уже знакомого "рггэ" и чьи-то чужие переругивающиеся голоса. С повозки стала сползать ткань, и женщины ещё более оживились. Я села и стала ждать того, что будет. Розовый свет немного резанул по моему открытому глазу, и я увидела огромную каменную стену, рядом с которой стояла наша повозка. С другой сторону собралась небольшая толпа из десятка мужчин, которые негромко переговаривались между собой. Все они были одеты по-другому, не так, как те, что подобрали меня. Верх их напоминал полукафтаны тёмно-синего цвета, украшенные вышивкой и большими разноцветными кристаллами, похожими на драгоценные камни. Несмотря на холодный ветер, который я сразу почувствовала, когда скинули покровы с повозки, мужчины стояли с непокрытыми головами, без перчаток, в странной обуви, похожей на валенки и сапоги одновременно.

– Смотри, каких молоденьких привезли…

– Свежая кровь…

– Раньше привозили лучше…

– Эта – и год не протянет…

– Смотрите, а это кто там, в клетке? Неужели доркхайя? А она-то здесь зачем?

Мужчины осматривали девушек, как товар, а я осматривала их, стараясь делать это аккуратно. "Кто владеет информацией, тот владеет миром", эту фразу знают все, но моя бабушка добавляла всегда:

– Многие знания – многие печали… Не думай, Ритка, что это придумали глупцы. И в древности не глупее люди жили… Посмотри на пирамиды…