Мухи творчества

– Вот, ясень, ценная древесина твердых сортов! – обрадовалась подруга. – Может, кто-то из нуворишей захотел особо выпендриться с шашлычком?

В паре километров от Пеструхина есть элитный коттеджный поселок, деревенские называют его «Поле чудес». Мне не нравится это название: по умолчанию получается, что мы, народ попроще, живем в стране дураков.

– С натяжечкой, но принимается, – сказал Митяй, успевший вооружиться потрепанным блокнотом и замусоленным карандашом – из кармана форменных брюк их вытащил. – Еще версии?

– Гнет для бочки с соленой капустой, – предложила тетка Вера.

Митяй посмотрел на нее с сомнением, но вариант записал.

– Или оригинальная емкость, – подала голос я. – Там же внутри, в башке, есть отверстие для винта. Если перевернуть голову и набить внутрь землю, получится очень необычный горшок для цветов.

– Вот! – Лизка указала на меня надкушенным пирогом. – Что значит – творческая семья! Какие версии высокохудожественные! А мы – дрова, гнет… А ну-ка поднажали, Синеглазовы! Генерируем небанальные идеи!

– А может, резная башка тоже в подпольную коллекцию ушла, к буряковскому шишаку в пару? – предположил Митяй. – В отдел экспозиции «Сокровища деревни Пеструхино»?

– Тогда мы точно знаем, кого потрясти! – обрадовалась я.

– Господина Бойченко! – поддакнула Лизка.

Не так давно один морально нечистоплотный ценитель прекрасного, управляющий областным филиалом банка «Монолит» Роман Игоревич Бойченко, неправедным путем раздобыл для своей частной закрытой коллекции предметов искусства сокровище народного творчества – жемчужный головной убор, так называемый торопецкий шишак. Шишак этот был украден у моей соседки бабы Дуси Буряковой, и так получилось, что я, Митяй и Лизка распутали ту детективную историю [1 - Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Купидон с жареным луком».].

– Прямо скажу, мне не нравится Бойченко, а эта версия, наоборот, симпатична, – призналась Лизка. – Но разве пропавшая голова чурбана – вполне законченное произведение искусства?

– Нет, – вынуждена была признаться я. – Андрюша еще не сделал инкрустацию камнями и металлические детали. У чурбанов будут янтарные или бирюзовые глаза, коралловые губы и бронзовые кольца в носах и ушах.

– Вот видишь! Янтарь, бирюза, кораллы – это все ценное, с чего бы Бойченко тащить к себе в коллекцию некомплектный полуфабрикат?

– Тогда у меня больше нет версий, – призналась я.

– Значит, пойдем, осмотримся на месте, – братец встал из-за стола, и Лизка с теткой тоже вскочили. – А вы куда?

– А мне Алисина машинка нужна, у меня стирка набралась, не идти же с мылом к проруби! – не затруднилась придумать повод сообразительная Лизка.

– Чего к проруби-то, у нас тоже стиралка имеется, – озадачился Митяй и поглядел на маменьку, ожидая, что она выступит единым с ним фронтом.

Как же! Матриарху нашему тоже хотелось посмотреть на пострадавших истуканов.

– Наша стиралка несовременная, для растущей семьи нужно новую покупать, мне бы тоже надо научиться пользоваться такой, как у Алисы, – объявила тетка Вера и незаметно подмигнула невестке.

За спиной у Митяя две его любимые женщины бесшумно стукнулись в ладошки.

Говорю же, в семье Синеглазовых у свекрови и невестки прекрасные отношения.

В общем, мы пошли ко мне, как выразился братец, всем кагалом: впереди я с ключом от хаты, за мной Митяй с большой сумкой собранного для стирки белья, а позади тетка Вера с Лизкой под ручку, как добрые подруженьки.

Процессия привлекала внимание. Из-за заборов и из окон на нас поглядывали, с нами здоровались, нас обсуждали. И тоже строили версии:

– Смотри-ка, участковый Ляську кудысь повел, с вещами на выход, а родня ее, сталбыть, в долгий путь провожает…

– Не, это они ей так одиночество скрашивают, прогулками на свежем воздухе: мужик-то ейный, Ляськин, уже тю-тю, опять она удвох с котом осталася…

– А кот у ей, говорят, чистый тигра, жрет за пятерых, прокормить нереально, вот Митяй ему харчи и несет, вишь, в сумаре необъятном…

Скажу как филолог: тихая сонная деревенская жизнь – идеальная питательная среда для бредовейших сплетен и слухов. Когда-нибудь я непременно соберу и издам собрание сочинений пеструхинских народных сказителей. И это совершенно точно будет многотомник.

Подумав, что этак мои родичи Синеглазовы удостоятся отдельного тома на соответствующую букву, я замедлила шаг, чтобы поравняться с братцем и прикрыться его массивной фигурой от кумушек справа. От кумушек слева меня закрыли подоспевшие Лизка с теткой.

Кумушки, заметив наше выразительное перестроение, то ли усовестились, то ли обиделись, замолчали и вернулись к своим делам. Запарусили вывешиваемые на просушку простыни, заскрипели снегоуборочные лопаты, застучала выбивалка по ковру, наброшенному на забор.

– В лесу раздавался топор дровосека! – с воодушевлением прокомментировала шумный процесс зимней чистки ковров Лизавета.

– Не нервируй меня! – я вырвалась из окружения и заспешила, при упоминании дровосека с топором вдруг испугавшись за оставшихся во дворе чурбанов.

А ну как их в мое отсутствие тоже переполовинили?!

Но нет, чурбаны стояли как прежде: три высоких, один – обезглавленный – пониже.

– Кошмар, – сказала Лизка, остановившись, как велел Митяй, метрах в трех от группы деревянных истуканов.

– Просто жуть, – согласилась с ней тетка Вера и выразительно поежилась, отчего я усомнилась, что так она оценила возмутительный акт вандализма.

Тетка Вера – женщина простая, неискушенная. Для нее шедевральные резные истуканы – просто чудища, идолища поганые… Кстати!

– У меня еще версия! – сообщила я. – Что, если преступник руководствовался идейными соображениями? Типа, он истово верующий, например, такой ниспровергатель языческих кумиров?

– Оскорбление чувств верующих – это серьезно, – согласился Митяй, копошась в снегу у подножия безразличных ко всему истуканов. – Я, правда, не слыхал, чтобы кто-то из деревенских чурбанов ваших хаял, но на всякий случай поинтересуюсь у батюшки Владимира. Некоторые наши околоцерковные бабки дико злющие, зайди кто в храм не в том виде – зашипят, покусают, и все из лучших побуждений… Так, нету тут ничего, никаких улик, – участковый разогнулся, отряхнул колени и ладони, пошел к нам. – Что, Лизочек? Чего ты так смотришь?

Лизка и вправду уж очень внимательно таращилась на чурбанов, склоняя голову то к правому плечу, то к левому.

– Я, Мить, прикидываю: кому вообще под силу утащить такую деревянную башку? Уж точно не церковным бабусям.

– Логично, – я сбросила капюшон куртки, чтобы почесать в затылке. – Сколько она может весить, такая голова? Сорок на пятьдесят сэмэ, массив дерева…

– Как та чушка, – без задержки решила задачку практичная тетка Вера, кивнув на колоду для рубки дров, стоящую вблизи соседской поленницы.

Митяй пошел туда, обнял «чушку», потискал ее и прокряхтел:

– Не-е-е, неподъемная-а-а…

– Значит, унести никак, только увезти можно, – сделала вывод Лизка. – Но я клянусь: вчера, как вы уехали, так больше до самого вашего возвращения машин тут не было. Никаких! Я специально прислушивалась, ждала же…

– Это мог быть какой-то бесшумный транспорт, – сказала я и с намеком кивнула на санки, пристроенные у поленницы. – Сосед наш дровишки до своего крылечка на салазках возит, и голову точно так же могли утащить.

– А ну-ка! – Митяй метнулся за соседскими дровяными санками, повозился, опять покряхтел и успешно перевалил на них колоду. – Ну вот! Следственный эксперимент показал, что версия с салазками вполне жизнеспособна! – И, добросовестно продолжая эксперимент, он впрягся в санки и резво покатил колоду по двору.

– Вези к калитке, поедем к нам, у меня же есть напольные весы, взвесим на них эту чушку! – азартно предложила Лизка. – Узнаем приблизительный вес пропавшей башки!

Идея всем показалась отличной, и через минуту мы уже катили по улице.