Шопинг с Санта Клаусом

– Так и запишем: при задержании оскорбляла лицо, находящееся при исполнении! – с удовольствием отметил сержант.

– Какого преступления?!

– Да ладно вам! К чему запираться? – махнул рукой старлей, настроение которого улучшалось с каждой минутой. – «Какое преступление»! А такое: незаконная заготовка новогодних елей!

– В количестве ста штук! – услужливо подсказал сержант Петров. – Или не ста? Признавайтесь по-хорошему, сколько деревьев срубили?

– Чем бы я их рубила?! – удивилась нахалка. – У меня и топора нет, одна пилочка!

– Сколько деревьев спилили? – учел поправку сержант.

– Это дамская маникюрная пилочка!!! – завопила гражданка, топая ногами.

– Ага, рассказывайте! Дамская! – заржал сержант. – А нарисован-то на ней мужик с топором!

– Мужики, вы что – смеетесь? – Дамочка перестала орать и широко раскрыла глаза, заблестевшие не хуже новогодних шариков.

Милицейские мужики и впрямь весело смеялись.

– Не пилила я деревья, клянусь вам! – горячо сказала задержанная, прижимая руки к сердцу. – Я веревку пилила!

– О, точно, тут и веревочка есть! – заглянув под сосенку, пуще прежнего обрадовался сержант Петров. – Вокруг стволика намотана, а на коре имеются отчетливые следы пилки!

– Так и запишем: пилила деревья – раз, вязала их – два! – резюмировал старлей Горохов. – Короче, гражданочка, попрошу прекратить разговорчики. Пройдемте!

– Да побойтесь бога, господа товарищи! Какие елки? Между прочим, я сама стала жертвой бандитского нападения! Меня, между прочим, ограбили! Украли очень важный документ! – задергалась гражданочка. – Вы выслушайте меня сначала!

– А вот мы сейчас вас в отделеньице отвезем и там как следует выслушаем! – пообещал Петров.

– Погоди уезжать, надо в лесничество сообщить, пусть пришлют своих людей – ущерб посчитать, елки собрать! – возразил Горохов.

В ожидании лесников милиционеры поместили задержанную в «шестерку», а сами остались на плантации, глубоко и свободно дыша хвойным ароматом. Солнышко поднималось все выше, приятно согревая воздух и озябшие милицейские души.

Для кого как, а для сержанта Петрова и старлея Горохова день обещал быть чудесным.

9

– Ладно! – сказала я себе, нервно побарабанив пальцами по бугристому сиденью, с которым до меня контактировали не лучшими своими сторонами худшие люди общества. – Ладно, ладно, ладно! Только один звонок. Один звонок – это же не беспринципное заигрывание, правда? Тем более у меня и в мыслях нет с ним заигрывать. Хватит уже, наигралась.

«Доигралась!» – ворчливо поправил внутренний голос.

– Тем более пусть он меня спасает! – огрызнулась я. – Во всех детективах безвинно арестованные герои всегда звонят своим юристам! Вот и я позвоню.

«Да уж, что-что, а повод организовать ты умеешь!» – неодобрительно буркнул мой внутренний ментор, но я его уже не слушала.

Я быстро, но внимательно, чтобы вновь не ошибиться, набрала нужный номер и, пока шел вызов, успела трижды прочитать успокаивающее заклинание: «Юрист человеку – друг, товарищ и брат!»

В братьях благодаря Вадику у меня острой нехватки не было, а вот юридически подкованный друг и товарищ требовался просто до зарезу. С учетом специфики шьющегося мне дела, я бы даже сказала – до запилу и зарубу.

– Привет! – вполне ласково сказал мой заклятый друг. – Как дела? Я рад тебя слышать.

– А уж я как рада, – удерживая на лице старательно прицепленную улыбку, ответила я. – Слышать! Видеть, обонять, осязать…

«Полегче с сомнительными глаголами, – сердито предупредил внутренний голос. – Договоришься опять…»

– Извини, что беспокою, но у меня возник срочный и важный вопрос по твоей юридической части, – светски застрекотала я, усилием воли заглушив вскипающие эмоции. – Не подскажешь, какое будущее светит человеку, которого несправедливо обвиняют в том, что он спилил сотню елок?

– Гм… – Саша, похоже, озадачился, но в грязь лицом не ударил. – Секундочку, я сейчас посмотрю… Этот человек, он спилил свои елки без договора аренды лесных участков?

– Вообще без всякого договора, ты угадал, – вздохнула я, с тоской и печалью вспомнив отнятый у меня наглыми грабителями германский контракт.

– Значит, рубка является незаконной, и ущерб от нее будет исчисляться на основании постановления Правительства Российской Федерации от 8 мая 2007 года, – бодро зачастил законовед. – В каком возрасте были ели? Старше десяти лет или моложе?

– А я почем знаю? – искренне изумилась я. – Они мне свои паспорта не показывали!

– А стволы тебе показывали? – по тону чувствовалось, что Александр начинает нервничать.

– Стволы – это пистолеты? – Я обернулась к окошку и опасливо посмотрела на пленивших меня ментов. – Пока не показывали. А что, могут?

Мне сделалось зябко: если меня будут допрашивать с оружием, я сознаюсь в чем угодно – от незаконной рубки елок до убийства президента Кеннеди. Таким образом, перспектива давать показания под дулом пистолета для меня топографически совпадает с прямой дорогой на нары.

– Я тебя про еловые стволы спрашиваю! – рассердился Саша. – Они больше двенадцати сантиметров в диаметре или меньше?

– Меньше, точно меньше! – вспомнила я.

– Стоимость древесины деревьев хвойных пород, не достигших двенадцати сантиметров, определяется исходя из «Ставок платы за единицу объема лесных ресурсов и ставки платы за единицу площади лесного участка, находящегося в федеральной собственности».

– Да к чертовой бабушке эту высшую еловую математику! – психанула я. – Скажи просто, впаяют штраф?

– Надо смотреть конкретный случай, – уклончиво ответил Саша. – Но если это сто елок, то административным взысканием не отделаться. Видишь ли, есть еще статья 260 Уголовного кодекса Российской Федерации «Незаконная рубка лесных насаждений». Наказывается действительно штрафом до сорока тысяч рублей или в размере заработной платы осужденного за период до трех месяцев…

– Ну, это пустяки! – обрадовалась я, вспомнив, сколь мизерную официальную заработную плату назначил мне Гадюкин, злостно экономящий на налоговых отчислениях в бюджет.

– Я еще не договорил, – остановил меня знаток преступлений и наказаний. – Либо штраф, либо лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет!

Эта информация меня не напугала: что-то мне подсказывало, что журналистская деятельность в число потенциально подзапретных не входит. Но Саша продолжал меня запугивать:

– И это, учти, только если данное уголовно наказуемое деяние не совершено группой лиц, потому что в противном случае умножай все в разы. Штраф – до двухсот тысяч, лишение свободы – до двух лет.

– Что?! Меня посадят на два года за какие-то паршивые елки?! – возмутилась я. – Да кто придумал такие законы?!

Очень хотелось развить эту тему с упоминанием сухарей-адвокатов-законников-лицемеров-крючкотворов, но пришлось экстренно свернуть дискуссию, потому что на гребне железнодорожной насыпи появилась знакомая фигура в белом пижамном обмундировании. Очевидно, не замечая ни милицейский «жигуленок», ни его хозяев, мой верный товарищ Вася целеустремленно шагал к покинутой мною сосенке.

«Надо же, как он некстати! – сокрушенно охнул внутренний голос. – Вот сейчас они так и запишут: незаконную пилку сосен совершила группа лиц!»

– Вася! Вась, Вась, Вась! – заблажила я, судорожно тиская мобильник. – Стой, где стоишь! Ни шагу вперед!

– Лен, я как раз стою на рельсах и вижу – поезд идет, – неуверенно хохотнул голос в трубке. – Можно я все-таки отойду с пути состава на пару шагов?