Путеводитель потерянных. Документальный роман

– Прямо-таки абсолютно все? – Мириам вскинула брови. – А моему сыну Гидеону – ничего. Я сказала ему: приходи, у меня будет в гостях женщина, то есть ты заодно узнаешь про мою жизнь. Так он вечером заехал и оставил мне этот прибор: «Пусть гостья жмет на кнопочку, а я потом послушаю».

Грета Штраус (Мириам Бренер), 1932. Архив Е. Макаровой.

Мириам Бренер и Елена Макарова, Герцлия, 1997. Фото С. Макарова

На столе стоял допотопный магнитофон.

– Не волнуйся, характер у меня легкий, удароустойчивый. Представь себе, только вышла замуж – сразу война, сразу Гитлер, Терезин, Освенцим… Ты пьешь кофе? Вот тебе спецкофе. Гидеон такой любит, я для него специально варю.

Кофе – сплошная горечь. Зато в красивой чашечке.

– Ты куришь? Гидеон тоже курит. Вот тебе его пепельница. Жмешь на кнопочку?

– Да.

– Я родилась в последний год существования Австро-Венгрии, представляешь себе? Второго января 1918 года в Брно появилась такая хорошая девочка. Смотри не на меня, на фото!

– А где фото?

– Видишь толстуху в пинетках?

– Вижу.

– Я была хорошей девочкой. Но не единственной. У меня есть младшая сестра Зузка, она живет в Брно. В Освенциме я привязывала ее к себе за ногу. Нет, давай по порядку.

Отец – судетский еврей, офицер австрийской армии, говорил по-немецки. Мама из Брно, говорила по-чешски и по-немецки. Получив серьезное ранение, отец был списан с фронта и работал на текстильном предприятии. Я выросла в Брно и, как подавляющее большинство евреев, училась в немецкой школе. В четырнадцать лет закончила немецкое реальное училище. Состояла в молодежном движении «Маккаби ха-Цаир», где кроме обычных занятий мы занимались гимнастикой, ритмикой, танцами. Останови запись, я тебе кое-что покажу.

Альбом с фотографиями. Грета летит в прыжке.

– Ну я так высоко не прыгала. Это муж пригнулся, снимал снизу.

Бабушка, дедушка, папа, мама, группы детей, девушки в белых накидках… Занятия ритмикой, все выстроены треугольниками и трапециями… Спорт – здоровье, все на кольцах, турникетах, бегут, перерезают ленту на финише, слеты, маккабиады, летние лагеря на природе…

– В «Маккаби» моим учителем был Фреди Хирш[10 - Альфред (Фреди) Хирш родился 11 февраля 1916 года в Ахене, Германия. Учитель физкультуры. Идеолог молодежного сионистского движения в Ахене, Франкфурте и Дрездене. В 1935 году эмигрировал в Чехословакию, где работал под началом Эгона Редлиха в молодежном крыле «Маккаби». Депортирован из Праги 4 декабря 1941 года в Терезин, где заведовал детской спортивной секцией. 6 сентября 1943 года депортирован в «семейный лагерь» в Освенциме, где был старшим воспитателем детского блока и участвовал в Сопротивлении. Узнав о предстоящем массовом истреблении детей 8 марта 1944 года, совершил попытку самоубийства. Погиб в газовой камере.], ты наверняка о нем знаешь. Когда я оказалась в Терезине, он сказал: «Грета, мы ждали тебя, ты должна заниматься с детьми физкультурой».

Итак, машина времени возвращается в мои двадцать. Я вышла замуж за Герберта Штрауса и переехала в город Простеёв, неподалеку от Брно. Через шесть недель после свадьбы – тотальный призыв в армию. Мужа призвали. Думали, будет война с Германией, из?за Судет. Но Чемберлен с этим делом разобрался, и муж вернулся. Через два месяца Гитлер захватывает Судеты. Но мы-то – в Моравии, мы молоды и веселы, нам хорошо. А Гитлеру в апреле 1939?го стукнет полтинник. Гормональный сбой. В такой момент фанатики уже не трендят, а действуют. Тем более с Судетами вышло. 15 марта 1939 года Гитлер захватывает всю страну. Теперь, когда она целиком в его руках, можно бы и не мелочиться. Но нет. Он решил прибрать к рукам маленький заводишко, которым управлял мой Герберт. Явились гестаповцы, нашли недочеты, Герберта арестовали. Год с небольшим как я замужем, и они забрали у меня мужа! Не волнуйся, в этот раз он вернется. Тебе интересно?

Фото из альбома. Архив Е. Макаровой.

– Да.

– Глава еврейской общины нашел моего Герберта в полицейском участке Брно. Хорошо, что в чешском, но плохо, что арестован гестапо. И тут пришел на помощь еврей по фамилии Эльбат, он был связным между гестапо и еврейской общиной и спас моего мужа. «Этот парень ни в чем не виноват, что вы от него хотите?!» Через шесть недель Герберта отпустили, но немцы уже успели прихватить заводик, так что мы собрали манатки и уехали из Простеёва в Брно к родителям Герберта. У них была большая квартира, нам выделили комнату. Это уже сороковой год. Сколько времени?

– Час дня.

– Час дня? А мы еще в самом начале… Продолжать по порядку или вразброс?

– По порядку.

– Муж нашел себе работу у какого-то крестьянина, а я уехала в Прагу на курсы гимнастики, ритмики и спорта при еврейской общине. Была и легкая атлетика. Курс на десять недель. Там были разные учителя, конечно, Фреди Хирш. Танцы преподавала Мирьям Кумерман. Единственная, кто из тех учителей выжил. Ты с ней встречалась?

– Да. Ее погибший муж сочинял музыку, она передала мне ноты.

– Ничего себе! Я не знала про ее мужа и музыку… Хорошо, что кого-то мы еще интересуем. Выключи магнитофон.

Мириам решительным шагом направилась к зеркалу, поправила редкие волосенки, клубящиеся над оголенным черепом, подкрасила губы.

– Знаешь историю, как еврейские девушки сбежали с марша смерти в Прагу, и там их чехи развели по разным квартирам, раз в три дня разносили еду по разным адресам, ставили под дверью и уходили? Так вот, одна из них, кажется, Мария Шён[11 - Мария Шён (Весела) родилась в Праге 17 января 1922 года. Сестра актрисы Навы Шён. Депортирована в Терезин 27 июля 1942 года. Сыграла в Терезине много разных ролей, в том числе Агафью Тихоновну в «Женитьбе» Гоголя. Депортирована в Освенцим осенью 1944 года. В январе 1945?го совершила побег с марша смерти. После войны играла в театре Кладно и Ческе-Будеёвице. Умерла в Ческе-Будеёвице в августе 1968 года.], попросила губную помаду. Чех-подпольщик ей говорит: «Ты спятила, зачем тебе помада, кто тебя видит за закрытой дверью?» А она в ответ: «Я сама себя вижу, в зеркале, этого достаточно». Понимаешь?

Мириам принесла стаканы и бутылку воды. Надо пить.

Раз надо, будем. Выпили по полстакана.

– Фреди Хирш был голубым, это не пиши. Он запятнал себя и в Корчаки не выйдет. Не зачтется ему полгода работы с детьми в Освенциме, не зачтется ему участие в лагерном Сопротивлении, не зачтется ему мученическая смерть. Он принял яд, узнав, что назавтра все будут уничтожены… Но и яд его не взял. Несли в газовую камеру на носилках… Жертве надлежит быть кристально чистой. Ты это записала?

– Да.

– Ладно. Кого интересует Фреди? Идолы избраны – Анна Франк, Корчак, кто там еще?

– Лео Бек, Эли Визель…

– Эти не столь популярны. Короче, Фреди спас меня в Терезине. Устроил к детям в Дрезденские казармы заниматься с детьми физкультурой. Тех, кто работал с детьми, до определенного времени на восток не отправляли. Ой, куда-то мы не туда заехали…

– Вернемся в Брно?

– Да. После курса я вернулась к родителям Герберта, он все еще работал в деревне. Когда евреям запретили ездить на общественном транспорте, он нашел работу на строительстве вокзала в Брно, а я давала на дому уроки гимнастики для еврейских девочек. Мы отодвигали мебель в сторону и упражнялись. Еще была у меня ученица моего возраста или чуть постарше, жена главы еврейской общины Брно, к ней я ходила на дом. Милейшая женщина, прелесть какая куколка. Из Терезина их отправили «Вайзунгом». Знаешь, что это такое? Бизнес-класс. Комфортабельный вагон для еврейского начальства. В Освенциме этот вагон первым отправляли в газ. Ничего, что я забегаю вперед? Хотя поди разбери, где назад, а где вперед…

Мои родители оказались в первом транспорте из Брно в Терезин – сначала был АК-1 из Праги, потом этот, в конце ноября сорок первого. Я думала, что никогда их больше не увижу. Но еще увижу, не бойся!

В начале декабря мой дядя с женой уехали в Терезин. В январе сорок второго их депортировали в Ригу и там убили, я слышала, там расстреляли всех.

Мы остались в Брно с моей бабушкой, ей было восемьдесят четыре года. Когда в марте сорок второго пришла наша очередь, мы думали только об одном: что делать с бабушкой? В списках ее не было. Что делать? Кто будет за ней ухаживать? Решили взять с собой. Прибыли мы в Терезин в день рождения моего отца, ему исполнилось сорок девять лет. Тебе сколько?

– Сорок шесть.

Представь себе, тогда он был всего на три года старше! Но выглядел… Первые сутки мы провели в шлойске, это такое место, где все отбирают. Там я получила первый шок. И не из?за кошмара вокруг, нет. Я не думала, что нас ждет курорт. Из-за мамы. В то время гетто еще было закрыто, дабы евреи не контактировали с местным населением. Чехов осталось раз-два и обчелся, и вот из?за них тысячи евреев были заперты в казармах. К чему это я? А, вот! Поскольку у отца была работа в другой казарме, он мог выходить из своей по пропуску. И он привел маму в шлойску. Контрабандой. А мама… увидела корку хлеба на полу, схватила ее и начала грызть.

Мириам заплакала и вышла из комнаты. Ее не было минут десять, и я забеспокоилась. Может, хватит на сегодня? Нет, она готова продолжать.

– Пойми, раз я здесь, значит, в какой-то момент плохое закончится. Зузка, вон, выжила, жаль только рядится в тряпье! Так вот, несколько месяцев я прожила в Дрезденских казармах. До обеда у всех была физкультура, после обеда я тоже возилась с детьми. Сидела с ними, рассказывала что-то, чему-то учила, это было самое начало, первые четыре месяца.

– Какие упражнения вы делали?

– Показать?

– Да.

– Сейчас покажу. Построились в круг, маршируем.