Жил-был человек…

Старая рябина под моим окном.
Тело её рассечено
было молнии огнем.
А кора шершавая
изъедена и покрыта мхом.
Кряжистая баба за моим окном.
Знаю, знаю…
В молодости слыла ты первою
красавицей среди подруг.
Станом стройным гнулась
от метель и вьюг.
Что же и теперь
так отчаянно цветешь?
Словно суженого-ряженого
до сих пор ты ждешь.
Или для небес твоя
бессловесная мольба?
Чтобы день последний
отсрочила для тебя судьба?
Честно!
Видом своим давно портишь мне
каменный фасад.
Да кто о тебе вспомнит?
А кто-то будет даже рад.
Я решила, я точу топор
и иду к тебе как палач
исполнить приговор.
Под тобою в тишине…
молчу… и осознаю…
подлую миссию свою.
Слышу…
Как по венам деревянным
движется упрямый сок.
Может быть, и правда
не вышел для тебя ещё
жизни срок?
Под тобою деда
бабушка ждала с войны,
а моего отца-мальца —
друзья-пацаны.
Я любуюсь  на небо
через кружевной узор,
яркой ягодой засыпан
каждой веточки зазор.
Пью чай с плодами от тебя
каждый вечер дома, у огня.
Ладно, разве нет сердца у меня?
Скоро старой стану ведь и я!
Заброшу топор в дальний свой сарай.
По весне цвети рябинушка,
жизнь мне украшай!

Встать, суд идет!

Встать, суд идет!
А мы не слышим
или думаем – то дождь
шумит по крыше.
А мы не осознаем,
как день бежит за днем.
А вот друзья уходят в смерть,
закопаны уже в земную твердь,
или к другому, или другой,
накрепко закрыв дверь за собой.
Но больше предаем, когда
Христа в себе однажды продаем,
и льем на раны яд – не йод.
А суд идет.
А мы не слышим
или думаем – то дождь шумит по крыше
или деревья шелестят.
А звуки выше, выше…
Нет!
Дела шуршат,
в небесной канцелярии идет совет,
готовят каждому поправку или ответ.
Кому-то дать отсрочку,
чтобы вопрос он заменил на точку.
А кто-то чтобы прилагательных поток
успел бы поменять на ритмы строгих строк.
А суд идет, а мы не слышим
и, затыкая уши, кричим: «Тише, тише!»
А что потом?
Известно что…
Любви суровый трибунал.
Догнал ты, не догнал.
Ты все придумал, что это
дождь шумел по крыше
или копошились из подполья мыши…

Легко

Легко
алмаз превратить
в сажу или черный графит.
А воскресить?
Сотни градусов в печи,
чтобы появились алмазные лучи.
И сотни тысяч атмосфер,
чтобы прорубить для света дверь.