Не остановишь силой дождь. Выбор

– Не тайна. Я приехала продать дом. Родители переехали к брату и хотят обосноваться там.

– Дом в Вирране? Взять за него хорошую цену будет непросто. Сейчас оттуда многие уезжают. Цены упали.

– Я знаю.

– Давайте, Кэсси, я завтра познакомлю вас со своим поверенным, он поможет подготовить сделку, проследит, чтобы вас не обманули.

Я не стала отказываться от предложенной помощи. Принять её от отца Хельги мне легче, чем от Шимы. Отец Хельги унаследовал семейное дело и по рассказам подруги сумел его преумножить, так что поверенный у него наверняка опытный и порядочный, а какие люди служат дору Шимонту я знаю.

Я написала записку Павлу, где рассказала об изменившихся на завтра планах. Слуга, отвозивший её в гостиницу, вернулся с ответом от оборотня. Он просил никуда не ходить без него и обещал появиться утром.

Оставшийся вечер прошёл чудесно. И я, и Хельга избегали разговоров о политике, а выбирали безопасные темы, тем более что тут нам было чем поделиться. Я рассказывала об Академии и «Жасмингарде», о своих однокурсниках. Хельга – о беременности и родах, о том, как растёт малыш. Она даже настояла, чтобы я взяла маленького Олафа на руки, хоть я немного побаивалась. И не зря. Пока я, вспоминая свой опыт с младшими, держала маленькое горячее тельце, вдыхая сладкий запах крохи, он умудрился описать моё единственное платье!

Найти замену оказалось непросто. Все женщины в семье Брант отличались высоким ростом и статью. В их нарядах я просто тонула. Пришлось Хельге просить платье у одной из горничных, которая хоть как-то совпадала со мной по комплекции.

Когда я вышла в нём к ужину, мама Хельги посмотрела на меня с удивлением и подруга со смехом рассказала о «подвиге» сына. На забавную историю дора Хильда среагировала неожиданно – прослезилась. Потом промокнула глаза батистовым платочком и своим обычным прохладным тоном сказала:

– Простите, это от неожиданности. Давно не слышала, как Хель смеётся.

Заболтаться до поздней ночи, как раньше, не получилось. Вся жизнь Хельги сейчас подстраивалась под сына, и она ложилась спать рано. Она и так ради меня несколько раз оставляла его на нянек, что раньше, как я поняла, не делала. Она призналась со смущённым смешком:

– Боюсь его оставлять даже ненадолго. Всё кажется – с ним тоже может что-то случиться. Знаю, что это глупо, но не могу. Как только долго не вижу Олафа, сердце начинает колотиться и нарастает паника. Дора Ингрид, вторая бабушка, говорит, что это ненормально, нужно бороться с этим. Я пытаюсь, но никак…

Под конец её голос затих, и она смущённо опустила голову.

– Это она, наверно, из ревности говорит. Не обращай внимания. Ничего странного в твоём страхе нет, особенно после того, что ты пережила, – я взяла её за руку. – Конечно, ты боишься. А почему бы тебе не сделать какой-нибудь артефакт, по которому сможешь следить за ребёнком на расстоянии? Ты же можешь.

Хельга подняла на меня глаза:

– И правда… Могу. Сделаю.

– Кстати, ты не думаешь закончить учёбу? Чуть позже, когда Олаф подрастёт.

– Нет. Зачем? Мы ведь уже заканчивали, оставалась только практика. Это ты всегда мечтала стать настоящим артефактором, а у меня были другие планы, – Хельга погрустнела. – Другие. Только не сбылось…

– И что теперь? Ты что – зря училась? И хорошо училась. Осталось только диплом получить, и бросишь?

– Я не думала.

– Так подумай! – я со смехом пощекотала её бок, зная как подруга боится щекотки.

Она, смеясь в ответ, шлёпнула меня по руке.

– Хватит, Кэсси. Нет, диплом я получать не буду. Зачем? Работать на кого-то нужды нет. Может, пойду потом на отцовскую фабрику. Не знаю.

Но я видела, что Хельга задумалась. Я сомневалась, что она усидит дома, слишком сильным и энергичным человеком была подруга.

Вечером, когда осталась одна в отведённой мне комнате, то пожалела, что не взяла с собой книгу, переданную князем Харальдом. Она лежала где-то на дне саквояжа, который остался у Павла. У Хельги в доме не было хорошей библиотеки, и почитать нечего. А так бы позанималась.

Я перебирала моменты прошедшего вечера с Хельгой и радовалась, что решилась на встречу. Словно вернулась в беззаботную студенческую пору, когда все были живы, а главным страхом оставался проваленный экзамен. И то, что я высказала Хельге своё несогласие с её идеями о «независимой Харрании», тоже принесло облегчение. Желая сохранить дружбу, я ничего не писала ей раньше об этом, боясь оттолкнуть. Но её слова царапали, копились обидой, всё равно разрушая тепло и доверие, что когда-то жили между нами.

Теперь, когда я сказала прямо в лицо то, что об этом думаю, наши отношения очистились от лжи. И то, что Хельга потом не стала спорить и не отвернулась от меня, давало надежду, что мы сумеем сохранить дружбу даже если не сходимся во взглядах на прошлое и будущее королевства.

Что там говорить! В суждениях о Лакхоре и Харрании разница между нами была как зияющая пропасть, где я и Хельга стояли на противоположных берегах. И сейчас мы плели из соломы мостик, что даст нам возможность встретиться и сделать вид, что пропасти этой нет. Любой порыв бури грозит разметать сплетённую нами связь, но мы продолжаем тянуться друг к другу.

Я не могла забыть, что даже умирая от горя, Хельга позаботилась обо мне. Дежурила рядом со мной в лазарете. Уезжая, попросила Марику присмотреть за мной, чтобы я не осталась одна. Рада, что сейчас смогу отплатить ей такой малостью, как завтрашний ужин.

Вспомнила, как Хельга сказала, с нежностью глядя на сына:

– Знаешь, сейчас я даже рада, что не успела выйти за Олафа, – и в ответ на моё удивление, пояснила, – Тогда бы его родители точно отобрали бы у меня сына. По нашим обычаям мальчик остаётся в семье отца. А так им нужно искать весомый повод, чтобы забрать Олафа себе.

– Так может поэтому дора Ингрид выставляет твой страх за малыша как ненормальный?

Хельга на мгновения словно погрузилась в себя. Потом задумчиво протянула:

– Знаешь, возможно. Его родители очень недовольны были моими взглядами на… ну ты знаешь. Они думают, как ты.

– Не удивлена. Не обижайся, Хельга, но если бы они думали по-другому, то их сын вряд ли бы поступил в Военную Академию.

Хельга бросила на меня сердитый взгляд, но спорить не стала, а задумчиво продолжила:

– Если им удастся выставить меня полубезумной, это им вряд ли поможет. Олаф останется у моих родителей.

– А вот если к этому добавится ещё и твоя неблагонадёжность, то тень падёт и на твоих родителей, – развила я пришедшую в голову мысль. – Могут сказать, как я про них, только наоборот. Если ты выступала против короля и королевства, то и они такие, просто умело скрывают.

Подруга продолжила ход подобных рассуждений:

– А значит, лучше забрать у них внука, и вырастить его в семье Магнусон, чей сын погиб за короля.

Хельга вскочила и нервно зашагала по комнате:

– Кэсси, ты открыла мне глаза. Точно! Именно это они и задумали. То-то отец говорит, что от нас многие отвернулись. Из-за меня. Это дора Ингрид наверняка раздувает слухи. Чтобы подготовить почву. Выставить меня безумной мятежницей и забрать себе Олафа.

Она подошла к кроватке, где спал малыш, и замерла, глядя на пухлые щёчки и длинные реснички, и продолжила уже тихо, но решительно:

– Ничего у неё не выйдет. Я этого не допущу! Теперь, когда я поняла, то поведу себя по-другому. Ясно, почему мама устраивает этот ужин. Чтобы разрушить сплетни о нашей неблагонадёжности. А ты, Кэсси, поможешь!

– Конечно. Но как? Что нужно делать?

– Ничего. Просто побудешь рядом со мной.

– Всегда пожалуйста! – засмеялась я.

Утром появился Павел и после завтрака отец Хельги отвёз нас к своему поверенному и, представив, сказал, что просит работать со мной так, словно я Хельга. Поверенный, солидный добродушный мужчина, внимательно изучил мои документы, расспросил обо всём, уточнил, что для меня важнее – взять хорошую цену или продать побыстрее.

– Продать побыстрее.

– Взять хорошую цену.