Твердыня грёз

– Вы позволите мне взглянуть на него?

Горан поднялся.

Старик отрицательно мотнул головой, но оцепенелого взгляда не отвел.

– Бенедикт Вагус, – обратился к нему Горан по имени, которое знали все любители вымысла и книг. – Вы обещали мне показать аль, когда я закончу обучение в Башне Воспитанников. Пожалуйста.

Горан протянул руку, чувствуя, как щеки краснеют от стыда, но эмоции сейчас только усугубляли душевный надлом. Своё умение Горан использовал редко. Внушать людям воспоминания – изматывающая, крайне болезненная задача. Если увлечься, близок риск забыть собственное прошлое, самому поверить в обман.

– Эрса просила вас не копить тайны минувших лет топящим грузом. Верно? – Напоминание о погибшей дочери – запретный и низкий шаг, но другой возможностью Горан не располагал. Бахарь предпочитал сидеть в панцире секретов. – Я верну аль завтра. И мы поговорим о Рохе.

Глаза старика вспыхнули надеждой:

– Ты расскажешь мне о крадуше?

– Да, если вы позволите изучить аль… и те две книги из тайника.

Горан требовательно указал на зелёный корешок тома-ящика.

Бахарь с минуту колебался, рассеянно осматривая книги. Но убеждающие слова кудесника подействовали. Старик достал из тайника в обложке блокнота цепочку с кулоном, рыхлым алым шариком, но при внимательном взгляде Горану померещились внутри металла сине-белые звезды. Цепочка легла в руку обманщика. Минерал кулона потемнел, словно подделка.

– Что с ним?

Старик изумленно отстранился.

– Впервые наблюдаю такое…

– Я пойду уже. – Горан с трудом выдерживал доверчивый взгляд Бахаря, который всегда относился к нему как к сыну. – Вот перья альтурга, – достал он из кармана пропажу. – Под креслом лежали. Спрячьте их надежнее.

Кудесник понимал: этим вины не загладить, но так он успокаивал себя, что никогда впредь не станет внушать старику лживые воспоминания. Горан, не поднимая головы, решительно направился прочь из избы.

На улице холод впивался ледяными когтями ветра. Стужа проникла во владения леса, словно это обман мальчишки осквернил покой чащ.

В селение Горан вернулся с наступлением сумерек. Тротуары пустовали. Жители коптили в домах дешёвые свечи, обсуждая новости, ужиная. Торговые избушки на улице Лавочников закрывались на ночь. Дворовые фонари с искрами грозовых скатов, вспыхивая неисправно, догорали последние минуты. Хмурый час вечера. Он надеялся, что Злате позволят выйти.

Дом Златы располагался в дальнем углу площади Сходов. Рисунки на ставнях закрытой ремесленной избы взирали выпуклыми очами истуканов. За избой дремал дом из цветного камня с треугольной крышей. Горан дёрнул язык медного колокольчика у ворот. В бледно-желтом окне дома шевельнулась тень. Дребезжащий звон уговорил входную дверь приоткрыться. На пороге появилась Злата. Она смотрела на позднего гостя настороженно.

– Здравствуй! – Горан помахал рукой, приветливо улыбаясь. – Подойди сюда, пожалуйста. Не бойся, я не кусаюсь.

Злата скрылась за дверью, но через несколько секунд приблизилась к мальчику по каменной дорожке, надевая пальто поверх домашнего платья до пят. Её длинные волосы свисали двумя тугими косами за ушами, пронизанными мелкими, но многочисленными серьгами: мастера украшений любили демонстрировать товар на своих детях. Голую шею обвивали сплетения шнурков и бус. Девочка накинула капюшон, стыдясь шрамов вокруг миловидных щечек.

– Время позднее. Родители скоро вернутся от управителя и…

– Там сход?

– Да. – Она не смотрела ему в глаза – оба понимали, какое происшествие взволновало жителей. – Я думала, ты там.

– С чего бы?

– Ты вчера не пришёл.

– Прости.

Злата в лесу откровенничала с ним. О своей жизни. О больных братьях. Через неделю её вновь собирались отправить к дяде на восточную окраину Царны, к Спящим скалам забвения. Горан спрашивал ее о причинах ссылки в места, где жители наблюдали солнце чаще на картинах, чем над головой, но Злата не пожелала объяснить. Не рассказала даже, когда Горан с вкрадчивостью кудесника начал расспрашивать её о родителях, о том, как она смогла повлиять на троицу обидчиков у срыв-камня.

Горан взял девочку под локоть, побуждая идти к округлому фонарю на заборном столбе. В прозрачном стекле, как в аквариуме, плавали белые искры, озаряя двор полумесяцами света. Горан остановился в млечном ореоле, излучаемом затухающими скатами. Злата притихла напротив в замешательстве.

– Так ты расскажешь мне о твердыне? – Её суровые глаза вонзали в него проницательные взгляды, но Горан более не пытался обманывать.

– Зачем тебе знать о ней?

Злата усмехнулась с его напускного удивления:

– В ней исполняется мечта. Об этом все дети знают. В граде ты видел стражей?

– Да. Одного.

Строгость зеленых глаз растаяла в тепле сказочных фантазий.

– Они трёхглавы? От их прикосновений оживают камни? Они могут победить любую болезнь?

– Болезнь? – Горан нахмурился, гадая над мыслями девочки. – Ты явно мало знаешь о цитадели грёз.

– И ты не расскажешь мне?

– Я… – он взял ее холодную ладонь в тепло рук, – принес тебе одну вещь. Она из окрестностей Алефы.

– Правда? – Злата затаила дыхание в радостном предвкушении, позабыв о прежней осмотрительности.

Горан улыбнулся, уступая неподдельному восторгу девчонки, которая впервые раскрыла лучистый нрав, сокрытый скорлупой недоверия. Его рука извлекла из внутреннего кармана частицу метеорита, дороже которого в Царне не обнаружить клада.

– Возьми.

Злата задумчиво отступила.

– Рубин?

– Почти.

– Ничего подобного не видела. Там звезды. Внутри вспыхивают точки звезд! – изумилась она в восхищении. – Он темнеет в твоих руках. – Соболиные брови сдвинулись к переносице.

– Он волшебный. Аль.

Горан притянул её ладонь и вложил в хрупкий изгиб пальцев кулон. Минерал потускнел, треснул угасшим угольком и рассыпался горсткой золы. Злата опустила ладонь, отшатываясь.

– Что это?.. – прошептала в испуге. – Что это с ним? – Чёрные пылинки темнели на её коже сажей. – Он исчез, Горан. Горан?..

– Аль – осколок мертвящей звезды, Злата. Его разрушает прикосновение крадуша.