Твердыня грёз

– Ты губишь их, – суровым взглядом пригвоздила опечаленную гостью Никс. – В глубине души ты понимаешь, что вина их кошмаров, их безумия лежит на тебе. Кроется в самой природе тебя. Попутчиками крадушей витают кошмары и страх.

Злата, гулко отбивая шаги, удалилась прочь из кухни. Друзья последовали за ней, поглядывая на Никс с осуждением. Когда правда не облечена в слова, она мнится разрешимой выдумкой.

Горан остался сидеть в тихой комнате, напротив злоречивой девчонки с черничными волосами.

– Откуда ты знаешь о её надеждах?

Никс повела плечом:

– Я много, о чём знаю. Мне шепчет метель.

Взгляд Горана невольно прокрался за окно, где стаями торопливых мотыльков спускался на землю снег.

– Ты хочешь отговорить их от путешествия?

Никс посмотрела на него в упор.

– Напротив. Я желаю присоединиться к нему.

– Не веря в магию Алефы?

– Кудесник, магия цитадели грёз – понятие большее, нежели сказки о мечтах.

Горан поднялся. Ему требовался сон. И молчание. Комната превращалась в морозное ненастье.

– Но ведь у тебя есть мечта? – спросил, выискивая подвох в каждом уверенном слове северянки.

– Как и у всех, Горан. – Никс начала убирать посуду со стола. – Отдохни, кудесник, и ты увидишь, что я – ваш верный союзник в опасном пути. Народ гор видит в детях Альфатум защитников. Истинный враг обитает в Янтарном оплоте династии Велирадовичей.

Глава 13

1

К подножию Краеугольных гор свирепыми ведьмами спустились метели. Окраины Реморы обросли стенами льда, пути сообщения перекрыли ребристые наносы снега. За стёклами гудели, сталкиваясь, ветра. В крайней западной комнате Дома планет гости Везнича наблюдали, как гневливая зима метлой бурана неотвратимо закрывает потайные тропы к чернолесью.

– Деревьев совсем не видно. Словно равнина, взгляните, – Исмин отдернула в угол с широкого окна синий бархат штор. – Пятый день кружит.

Снежинки дрожали белыми точками, каждая – в неуёмном сражении за пространство. Исмин осмотрела небольшую бледно-жёлтую комнату, предназначенную для чаепитий. В стенах разноцветными деталями теснились корешки книг и резные статуэтки птиц мифического Заморья. Ребята сидели на двух парчовых диванчиках у пылающего камина. Круглый столик на когтистой треноге покрывала ажурная скатерть. Широкая люстра в форме крыльев светилась горчично-оранжевыми огневиками. Эфа выводила непонятные треугольники, пытаясь отвечать на вопросы Тами. Клюв намеревался починить компас Никс. Злата штопала платье, а Горан отрешённо просматривал блокнот Бахаря.

– Мы можем рискнуть пробраться в заросли многоликих, – предложил Клюв, отвёрткой подкручивая болтик крепления стрелки.

– Без звёздной ветви? – сомневалась Злата. – Мы погибнем в круговерти.

Крадуши невольно взглянули на клубящуюся пыль снега.

– Там жуткий холод, – поёжился Тами, хмуря лоб в попытках разобрать письмо Эфы. – Трепещите! Даже Зверушка спит у печи на кухне.

– Чтобы ты ночью не таскал выпечку.

Тами усмехнулся и заговорщиком посмотрел на Клюва:

– Не я один.

– Никс пообещала провести по чернолесьям к граду. – Горан захлопнул атлас, уступая отвлекающим разговорам. – Без звёздной ветви.

Злата отложила шитьёё:

– Такое возможно?

– Бахарь пишет, что народ гор изучает звёзды веками: Регул, Наир и бесчисленное множество других светил. Из их скоплений создавалась Альфатум. Чернолесья полны загадок, но в Морионе не ленятся размышлять. Кто знает…

– Это легенды. – Исмин присела на софу возле камина. – Разве нет?

– У народа гор свой взгляд на историю.

– Мы уже поняли…

Горан внимательно осматривал ребят:

– Века обособленного существования позволили вольнодумию шириться, а неприступным горам служить защитой от влияния мудрецов града.

– А чернолесье?

– Похоже, в Реморе научились закрывать тропы путешественников. Вполне возможно, что здесь отыскали секретные способы пересекать границы провинций.

– Лучше спросить обо всём у Везнича, – упредительно посоветовал Тами.

Горан хмыкнул, но после задумался: «И впрямь, почему я страшусь задавать вопросы?»

Крадуши прониклись к старику Везничу и Никс доверием. Всезнающая девчонка часто заглядывала к ним на этаж с морионскими вымыслами, сдобренными пряными вкусностями. Два дня в неделю в Дом планет приходила из селения дочь Везнича, Вара, и готовила супы, пекла сладости. В остальное время на кухне хозяйничала Никс, у которой из кастрюль то бежала каша, то в них пригорали овощи. Эфе удавалось поправить вкус пересоленной, сыроватой или разварившейся еды. Но частенько случалось гостям глотать убивающую аппетит пищу, делая вид, что содержимое тарелок вполне съедобно для человека. «Я никудышная хозяйка, – сетовала Никс за столом с извинениями, предлагая альтернативу: пряники, булочки или бутерброды с тушенкой. – И замеры, чертежи – пытка для рук. А вот изучать диалекты глубинок Царны – занятие интереснее, как по мне. Живая речь лучше мёртвых линий и цифр».

Везнич дни напролет трудился над чертежами, настаивая на присутствии Никс – надежды на преемственность дела всей его жизни: карты звёздного неба. Он не пускал к себе в кабинет, но листы с зарисовками созвездий повсюду встречались в доме. Порой за столом он мог ни с того ни с чего начать озвучивать сложнейшие расчеты энного квадрата небосвода. Своих гостей он мало расспрашивал о прошлом. Минувшие события более беспокоили Легату. Первые дни она часто приходила в Дом с сундучком лекарств от ссадин, синяков и царапин. Лечила кашель Тами и Исмин. Делала мази от ушибов, чаи от головных болей и озноба простуды. Немота Эфы не поддавалась лечению. Легата прекратила готовить микстуры:

– Голосовые связки повреждены неизлечимо. Травма детства – яд для прислуги.

– Но она ведь иногда говорит! – не смирялся Тами.

– Лишь потому, что – крадуш. – Легата вручала упрямому другу Эфы баночку с засахаренной карамелью. – По одной на ночь для крепкого сна. Угощай, когда кошмары вернутся к ней в новолуние. Эфе приходится возвращаться к ужасам раннего детства. Возможность произнести слово сопряжена с невероятной болью. Ты даже не представляешь, какие зверства она вынуждена помнить ради хрупкого звука.

Никс сумела расшифровать письмо Эфы, прозванное Тами «полем с колючками».

– Это язык народности восточного Мориона. Он состоит из заостренных символов, соответствующих гласным и согласным буквам.

– О чем она пишет, Никс? – переживали ребята.

– Отвечает на вопросы Тами. Он веселит её. Эфе – одиннадцать. Пишет, что любит рисовать и готовить сладости. В доме управителя, при котором она служила, кухарка научила печь её вкусные пироги.

Горан расспрашивал о прошлом Эфы. Все слушали, узнавая отчасти собственные судьбы.