Ваш ход, миссис Норидж

– Скажешь тетушке? Что ж, давай, Томас! Потребуй от нее все! Ты ведь хочешь ее денег, а? Скажи, чтобы она упомянула тебя в завещании… – Голос его зазвучал зловеще. – И послушай, что Аделиза тебе ответит!

– О чем ты? – насторожился Томас.

– А я-то еще пожалел тебя! Дурак, тысячу раз дурак… Ты не заслуживаешь ни уважения, ни жалости!

– Ты сам мечтаешь заполучить Дастанвиль! Но ты не получишь от нее ничего!

– Что ж, возможно, – по-прежнему оскалясь, продолжал Эммет. – Но кому он точно не достанется, мой дорогой мальчик, так это тебе. Тебе не увидеть от Аделизы ни пенни! Ни пенни, слышишь?!

– Тебе-то откуда знать!

– О, я знаю, мальчик мой! Поверь мне, уж я-то знаю!

Мистер Ричардс помчался к двери, выронил по дороге тетрадь, вздрогнул и вернулся за ней. Порыв ветра донес до миссис Норидж запах от его жилета. Она узнала аромат – так пахло и в шкафу с ядами. Перед мысленным взором миссис Норидж возникла, без всякой на то причины, огромная миска риса…

– Ах вот оно что!

Восклицание вырвалось у нее так неожиданно, что мужчины уставились на нее. Томас неожиданно чихнул. Его дядя вздрогнул, как испуганное животное, и метнулся прочь.

Миссис Норидж последовала за ним. Она поняла многое в ту секунду, что созерцала воображаемую плошку риса, но далеко не все.

– Мистер Ричардс, постойте!

Эммет, все еще красный от ярости, обернулся к ней.

– Что такое?

– Ответьте мне на один вопрос: как умер шимпанзе?

– О чем вы говорите?

– О шимпанзе Лу, – терпеливо повторила гувернантка. – Которого привез из Африки и держал у себя сэр Бассет.

Эммет Ричардс с трудом удержался, чтобы не ответить резкостью. Меньше всего в эту минуту его занимала мертвая обезьяна.

– Он просто перестал двигаться и издох.

– Вы сказали, он мучился.

Когда миссис Норидж хотела добиться ответа, она его добивалась. Ее кроткая настойчивость сделала свое дело: Эммет задумался, на время позабыв о племяннике и нанесенном им оскорблении.

– Я так сказал? – переспросил он. – В самом деле? Нет, это преувеличение. Да, он задыхался… Наверное, потому я и упомянул о мучениях… Но это длилось недолго. Потом он просто застыл, словно чучело. И все. Конец наступил очень быстро.

– Мистер Ричардс, вы не осматривали его?

– Осматривал. Я намеревался добавить его в свою коллекцию экспонатов, но Аделиза наотрез запретила мне. Она видеть не могла эту обезьяну, ни в живом, ни в дохлом виде.

– У шимпанзе были какие-то раны?

Эммет озадаченно уставился на нее.

– Откуда вы знаете? Да, в самом деле, я припоминаю, что на плече у него была длинная царапина. Правда, поверхностная. Я не придал ей значения, ведь он мог поранить сам себя, от скорби по хозяину.

Миссис Норидж сомневалась, что несчастный шимпанзе уподобился вдовам-плакальщицам, расцарапывающим собственные лица, но вслух сказала только:

– Благодарю вас, теперь многое становится яснее.

Эммет решительно пошел прочь, но возле лестницы остановился. Миссис Норидж все еще стояла в задумчивости перед закрытой дверью спальни. Пальцы ее исполняли в воздухе подобие гаммы. Поколебавшись, Эммет возвратился к ней.

– О чем вы говорите? – спросил он, сощурившись. – К чему эти странные расспросы?

Миссис Норидж перевела на него взгляд.

– Однажды мне довелось видеть, как человек заблудился среди нарисованных деревьев. Это был спектакль, а человек был лицедеем. Глядя на вас, я задаюсь вопросом: заблудились ли вы среди своих колонн, мистер Ричардс? Погрузились ли полностью в свою игру, перестав различать выдумку и реальность? О, вы краснеете. Это хороший признак. Лжецов, которые сами уверовали в свою ложь, невозможно вогнать в краску.

– Н-не понимаю, о чем вы…

– О запахе камбоджийской гарцинии, порошок которой вы храните в своем шкафу. Я вспомнила ее не сразу. Мне довелось бывать в Индии, как и вам. Местные хозяйки добавляют эту специю в еду, а в Англии она почти неизвестна – этим вы и воспользовались. Все остальное куплено на рынках, хотя что-то вы, наверное, спасли из огня, в котором горели вещи покойного сэра Бассета.

Ричардс выставил ладони в умоляющем жесте, но миссис Норидж не замолчала.

– Что в остальных пробирках? – спросила она. – Подкрашенное масло? Эти колонны, черепа, головы мертвых зверей и разбросанные карты должны были убедить всех, что вы настоящий ученый, как и ваш шурин. Сэр Кросби Бассет действительно был исследователем. Вы же лишь притворяетесь им. Хранить в шкафчике смертельно опасные яды и не запирать ни одной двери? Нонсенс! Вы пытались убедить меня, что мне случайно удалось проникнуть в вашу святая святых. Но туда может попасть любой желающий. Вы – подделка, мистер Ричардс, хоть и безобидная. Все ваши истории взяты из чужих книг и дневников. Должно быть, они хранятся в той каморке, где вы прячетесь от всех. Когда вы упомянули Танганьику, это название показалось мне знакомым. Но я не могла уловить, откуда пришло ко мне воспоминание… – Миссис Норидж нахмурилась и склонила голову. – Они мучили меня, это озеро и аромат из вашего шкафа, и вызывали в памяти посещение театра… Лишь сегодня мне удалось вспомнить. Капитан Ричард Френсис Бертон много писал о своих путешествиях по Восточной Африке. Экспедиция Бертона и Спика – вот что вы пересказывали нам, не правда ли? Ах, мистер Ричардс, – с упреком произнесла она, – нельзя полагаться на невежественность своих слушателей. Книга «Озера экваториальной Африки» была опубликована не так давно, чтобы о ней успели забыть.

Эммет обессиленно прислонился к стене.

– Вы – романтическая выдумка, мистер Ричардс!

– Лучше быть романтической выдумкой, чем прозаическим ничтожеством! – вырвалось у него.

– Вот почему леди Бассет не тронула ваш кабинет. Она знала, что вы никуда не выезжали, кроме Индии, и молчаливо поддерживала вашу мистификацию. Не сомневаюсь, вы были благодарны ей. Но два месяца назад что-то случилось… Или некий процесс подошел к концу. Вы твердо решили совершить настоящее путешествие. Куда вы хотели отправиться, мистер Ричардс?

Вопрос был задан тоном искреннего участия, и Эммет вдруг преобразился. Он поднял голову, краска схлынула с его лица.

– В Южную Америку, – тихо, но твердо сказал он. – В поисках истоков Амазонки. Ведь до сих пор нет единого мнения… Уильям Чандлесс исследовал Пурус до верховья – но и только. Бейтс в «Натуралисте на реке Амазонке» – вы читали ее, конечно же? – утверждает, что…

– Мистер Ричардс, – позвала гувернантка.

Эммет вздрогнул. Слабая улыбка появилась на его губах.

– Вы хотите сказать, что я лжец и бесплодный мечтатель? Вы правы. Я всю жизнь бежал от смерти, бежал так далеко, что последние годы вовсе не жил, а имитировал жизнь. Спектакль и декорации? Так и есть.

– По счастью, вы всего лишь лжец, – согласилась миссис Норидж.

– Что вы имеете в виду?

– Вы хвастун, мистер Ричардс, хвастун – и только. Вам хотелось признания, хотелось восхищения, но вы не знали, как получить их, и выдумали самого себя. Хвастуны убивают лишь из страха перед разоблачением. Но Томас Уилкинсон не знает, кто вы на самом деле; его совсем не интересуют ваши путешествия. Он человек сугубо практического склада характера, чтобы не сказать ограниченного. Он не придавал ни малейшего значения вашим историям, а значит, не мог вас разоблачить. Не вы убивали его.

– Отчего вы говорите об убийстве? – в изумлении произнес Эммет, вглядываясь в нее. – Томас болен… у него приступы…