Самая хитрая рыба

– Вечером прошел сильный дождь. Дом Бережковой он не спас, но помог замедлить распространение пожара.

– А где нашли тело?

– На диване в гостиной.

Илюшин задумчиво покивал. Выглядел он как человек, который не слышит, что ему говорят.

– Можешь начертить план? – вдруг спросил он.

– План чего? Дома?

– Нет, гостиной. Ты ведь был у нее, помнишь, как была обставлена комната.

Сергей вытащил из кармана блокнот и огрызок карандаша, отыскал чистую страничку.

– Большое окно, рамы деревянные, не пластик… Возле окна широкая тахта и кресло под торшером, а рядом отдельная лампа на длинной высокой ножке – я тогда еще подумал, зачем ей столько источников света.

– Для занятий рукоделием, – не задумываясь, сказал Макар.

– Откуда ты знаешь?

– Не отвлекайся. Значит, тахта?

– Да. А вот здесь, – Бабкин провел длинную линию напротив окна, – огромный книжный шкаф, до потолка, во всю длину комнаты. Он был забит книгами и журналами. Страшно представить, как все это запылало. На стенах картины… их описывать?

– Нет, это пропусти. Что еще?

– Телевизор. В трех метрах от него – диван, узкий и неудобный.

– Откуда ты знаешь?

– Я на нем сидел.

– Для тебя все узкое и неудобное.

– Нет, серьезно. Я тогда еще подумал, что Бережкова купила его за красоту обивки: переплетающиеся цветы, как на старинных гобеленах. Маша такое любит.

Илюшин внимательно следил за движениями карандаша.

– Хорошо. Что еще?

– В центре комнаты круглый стол на гнутых ножках, вокруг него четыре стула. Из мебели, кажется, все. Я хорошо запомнил старый вытертый ковер на полу, огромный, как аэродром. В детстве я на таком играл у бабушки с дедушкой, обожал его. На подоконнике несколько пузатых ваз из разноцветного стекла, в них играло солнце…

Он осекся и замолчал.

Пожарище лежало перед ними: страшное, черное, мертвое.

– Где нашли тело? – не глядя на него, спросил Илюшин.

– Что? На диване. Перед телевизором.

Макар отошел к соседнему дому, смахнул со скамьи сухие листья и сел. Бабкин, потоптавшись, вытащил пачку сигарет и опустился рядом с ним.

– Значит, проводка перегорела, – сказал Илюшин. – Телевизор не работал. Бережкова вернулась в комнату и легла отдохнуть…

– Не легла. Я же сказал, диван очень узкий. Фактически это диван-кресло, обычно его ставят для гостей, чтобы можно было быстро разложить и превратить в такую же неудобную кровать.

Он не стал вертеть в пальцах сигарету, как делал обычно, а сразу закурил.

– Странная история, – пробормотал Илюшин. – Женщина, которая не смотрит телевизор, садится перед ним на диван, хотя у нее есть любимая тахта, где она рукодельничает и читает. Не говоря уже о том, что электричество вырубилось. Может быть, ей стало плохо?

«Надеюсь, стало, – подумал Бабкин, – надеюсь, она умерла не от удушья, а во сне, от сердечного приступа, и не видела, как огонь пожирает ее старый дом. Пусть в экспертном заключении будет сказано, что в легких не обнаружено копоти, а слизистые не обожжены».

– Посмотреть бы экспертное заключение, – в унисон его мыслям озабоченно сказал Макар. – Ладно, пойдем побеседуем с жителями.

2

Два часа спустя Сергей Бабкин многое бы отдал, чтобы покинуть Арефьево и обо всем забыть.

Бережкову здесь любили. Немолодой узбек, который, как им сказали, иногда помогал Анне Сергеевне по хозяйству, после первого же вопроса Илюшина опустился на корточки, уткнул лицо в руки и сидел, раскачиваясь, пока сыщики стояли рядом, чувствуя себя глупо как никогда. Из конуры притащилась большая лохматая собака, положила морду ему на плечо.

– Извините нас, – сказала заплаканная хозяйка дома. – Мы действительно ничего не знаем.

Еще хуже вышло с бывшим преподавателем физики, Прудниковым.

Если помощник-узбек мог выразить свои чувства, Прудников сдерживался изо всех сил. «Лучше бы он плакал», – подумал Бабкин, отводя взгляд от лица старика.

– Не знаю, может ли быть от меня какая-то польза, – сдавленным голосом сказал тот. – Я прибежал, когда все уже было… когда было поздно.

– Ян Валерьевич, она рассказывала, зачем ей нужны были частные сыщики? – спросил Илюшин.

– Нет. Мне показалось, ее что-то сильно гнетет, но я счел, что любопытство будет неуместно. Лишь сказал, что она всегда может на меня рассчитывать. Но Анне Сергеевне это и так было известно.

– Бережкова страдала приступами забывчивости? Рассеянностью?

– Она – один из самых здравомыслящих, умных и ясно рассуждающих людей, каких я встречал. И она всегда была аккуратна с газовой плитой. Знаете, – вдруг сказал он и посмотрел почему-то прямо на Сергея, – это совершенно невозможно: когда я остаюсь один, везде ее лицо. Гляжу в окно и вижу, как Анна Сергеевна идет к калитке. У нее синее платье, вы не знаете, наверное, чудесное синее платье, а на нем веточка из янтаря, довольно старомодная брошь, но ей очень идет, впрочем, я не видел вещи, которая бы ей не шла… Сегодня я дважды выходил наружу, чтобы встретить ее. Мне приходилось и раньше терять близких, но…

– Сочувствую вашей утрате, – с трудом проговорил Бабкин.

Ян Валерьевич снял очки, вытер слезы и вновь превратился в старого джентльмена, сдержанного и учтивого.

– Бестактно с моей стороны обременять вас своими переживаниями. Чем еще я могу помочь?

– …Какой красивый старик, – сказал Илюшин, когда они вышли из дома. – Он, кажется, ее…

– Макар, замолчи.

Илюшин заткнулся, и пока они шли к машине, не проронил ни слова.