Посмотри, отвернись, посмотри

Пришло сообщение от Антона: он писал, что закончил пораньше и скоро будет дома. Я медленно двинулась к подъезду. Не оставляло ощущение, будто что-то идет не так. Обычно-то я всем довольный беспечный лопух, и оттого, что на ровном месте психика начала выдавать невротические фортели, мне стало не по себе.

Это посттравматический синдром. Конечно, он! Запоздало проявился тревогой и страхом.

Стоило мне найти объяснение, я подняла глаза – и увидела на другой стороне дороги «дядю Григория».

Меня пригвоздило к месту.

До подъезда оставалось каких-то сто метров, а я не могла двинуться.

Паспорт! Паспорт, который он доставал из моей сумки! Ему нужна была страница с пропиской, и он подсмотрел адрес.

При дневном свете он выглядел старше, чем на искитимском застолье. Тощий матерый урка с синей веной на лбу. Джинсы, футболка, мятая трикотажная кофта на молнии…

Григорий шагнул на проезжую часть, вздернул верхнюю губу, изобразив улыбку-оскал, и я поняла, что сейчас он убьет меня. Подойдет в тихом московском дворе, где дети играют на площадке и коты дремлют на подоконниках, ударит заточкой – и мое время закончится девятнадцатого мая в пять часов вечера.

Нас разделяло несколько шагов, когда на Григория налетел Антон. Он врезался в него, как пушечное ядро. Григорий отлетел в сторону и, не удержавшись на ногах, шлепнулся на бордюр. Антон обернул ко мне побагровевшее лицо. Я никогда не видела его в такой ярости.

– Иди домой, – сквозь стиснутые зубы приказал он. – Я сам с ним разберусь.

– Антон…

– Иди домой, – повторил он. – Подожди! Вот, возьми…

Он сунул мне свой телефон и буквально затолкал в подъезд.

– Антон, что ты хочешь делать…

– Ничего не бойся. Все будет хорошо.

Дверь подъезда закрылась. В последний миг я увидела костлявую фигуру Григория, быстро удалявшегося через двор.

Антон бросился за ним.

Можно было пренебречь его распоряжением. Выскочить на улицу, поднять скандал, вызвать полицию… Но Антон пообещал, что разберется сам.

Когда, поднявшись в квартиру, я выглянула из окна, двор был уже пуст. Антон с Григорием исчезли.

Несколько часов я места себе не находила. Рассказать о происходящем можно было только Эмме, но та всполошилась бы. Незачем тревожить даму ее возраста.

В половине девятого щелкнул дверной замок. Я вылетела в прихожую, готовая увидеть своего мужа окровавленным и избитым. Но Антон выглядел как обычно, разве что чуть более измученным.

– Полина! Как хорошо, что ты дома!

– Господи, где мне еще быть!

Теперь я обнимала его так, словно он потерялся и нашелся.

– Дай ботинки сниму, – рассмеялся он, и я отстранилась.

– Что произошло? Ты его догнал? Вы дрались?

– Да ну, какое там… Я существо миролюбивое. – Он взлохматил мне волосы.

– Я думала, ты его прямо там убьешь, на месте.

– Я жутко за тебя испугался. – Антон снова притянул меня к себе. – Слушай, живот подводит. У нас есть поужинать? Разогрей, пожалуйста. Меня на нервяке пробило на хавчик.

Он как-то судорожно улыбнулся и прерывисто вздохнул. Вот теперь стало заметно, что встреча с этим выродком далась ему нелегко.

Пока он мылся, я сварила картошку и пожарила отбивные. Антон вышел, обернутый в полотенце, налил рюмку водки и опрокинул в себя, как родниковую воду. Потряс головой:

– Бр-р-р! Совсем я отвык от таких людей. Их только с водкой можно принимать. Дай огурчик!.. – Он захрустел огурцом и потянулся. – Я его вспомнил, как только увидел. Когда я освободился, за мной несколько дней по пятам ходил хвост. Вот это он и был. Кто он такой, не знаю, но его харя у меня на сетчатке выжжена.

– Ты догнал его? – Я поставила перед ним тарелку и села напротив.

– Ага. Правда, он удирал довольно резво. Видимо, решил, что его будут бить.

– Я тоже так подумала!

– Мы просто побеседовали. Правда, разговор вышел долгий. Я ему объяснял все то, о чем мы с тобой говорили… Что если бы я знал, где деньги, я бы давно их потратил. Да и смысла никакого не было Олегу со мной делиться. В чем профит-то? Ради какой великой цели? Чтобы я вышел раньше него и слинял с бабками? За которые его чуть не ухлопали… – Он налил себе еще одну стопку, опрокинул ее и внезапно засмеялся.

– Ты чего?

– Подумал: вот где пригодились тупые клиенты.

– Что ты имеешь в виду?

– Начальство дрючит нас, как чертей. «Никаких склок, никакой грубости!» Даже если заказчик безмозглый и орет как баран, мы все равно обязаны разговаривать с ним спокойно. Выдержанно! Я раньше так бесился… А сегодня сидим на лавке с этим обрубком, он курит, я ему втираю, что они должны меня оставить в покое… Елозим сто раз по одному и тому же месту, уже достало. Но я все равно думаю: буду повторять сколько потребуется, пока он не въедет.

– И как, въехал?

Антон отправил в рот горячую картофелину.

– Вроде бы! – с набитым ртом выговорил он. – Я все время балансировал между нормальным разговором и угрозами. Они не понимают другого языка. Но, знаешь, у меня хорошее предчувствие. Надеюсь, этот дрищ передаст своим, что я для них – пустой билет.

– А зачем ему нужна была я?

Антон отрезал кусок отбивной, прожевал и лишь тогда ответил:

– Хотел через тебя найти ко мне подходы.

– Каким образом? – изумилась я.

Он пожал плечами:

– Говорю тебе, у этих людей своя логика. Он решил, что очаровал тебя, когда ты была у них в гостях… Значит, можно к тебе подкатить. О том, что ты сбежала от них ночью, он уже успел забыть или вообще не думал. – Антон вытер вспотевший лоб. – Ф-фух! Два часа трепались, а такое чувство, будто я неделю вагоны разгружал. Пойду прикорну на часок. Разбуди меня, вечером пройдемся…

Но разбудить его я не смогла. Антон проснулся только утром, опухший и страшный, словно выпил накануне не две рюмки, а бутылку. Впрочем, так оно и оказалось. Пустая бутылка стыдливо пряталась за мусорным ведром. Значит, он вставал ночью, пока я спала.