Тигровый, черный, золотой

Пожилая женщина, сотрудница музея, сопровождавшая его, держалась в некотором отдалении. Вид у нее был такой, словно она ждала, что он вот-вот начнет крушить мебель. «Мышь музейная», – страдальчески думал Бабкин. «Вахлак!» – страдальчески думала мышь.

– Да, Николай Николаевич следил за порядком в ночь с воскресенья на понедельник, – признала она.

– И теперь его нет?

– К сожалению, не вышел сегодня утром. Мы не можем с ним связаться, он не отвечает на звонки. Возможно, с ним что-то произошло… – в голосе ее звучало сомнение.

– Мне нужно взглянуть на его документы и посмотреть запись с камеры.

Бабкин зашел за стойку охранника, проверил содержимое ящиков. Ключи, жвачки, сигареты… Альбом Гогена в нераспечатанной целлофановой обложке и зачитанная до дыр книга «Пособие по выживанию». Наведался в каморку, которая носила название «Комната отдыха», и бесцеремонно выгнал оттуда ее обитателя – толстощекого мужчину лет пятидесяти с поросячьими глазками.

Стул, стол, продавленный топчан. На батарее за шторой – пара носков. Угол комнатки был забит старыми журналами. Бабкин вытащил наугад пару из них, и в дверной проем, как Луна, выплыла сонная физиономия охранника.

– Мое это, – пробормотал он. – Там это. Кроссворды.

Музейную мышь сменила молодая женщина по имени Ксения, разговорчивая и насмешливая. Мышь, передав ей сыщика, облегченно пискнула и исчезла. Бабкин бы тоже облегченно пискнул, но вынужден был держать лицо.

Пока искали запись, он связался со следователем, который вел дело. Следователь что-то сонно и вяло бормотал, ничего не помнил и даже толком не знал, о каких картинах идет речь.

«С этим каши не сваришь», – сказал себе Бабкин. Кажется, прошлое дело вычерпало весь их запас везения.

Он внимательно отсмотрел все, что запечатлела камера в ночь с воскресенья на понедельник. До шести утра все было тихо. Темнота, темнота, темнота. Редкие прохожие. Такие же редкие машины, в основном такси: промелькнули и исчезли. В шесть часов четырнадцать минут к заднему входу подъехала грязная «Газель» и встала, перегородив узкий переулок. С водительского сиденья выпрыгнул мужчина в шапке-балаклаве, враскачку подошел к двери, потянул за ручку – и исчез внутри.

Сергей прокрутил этот отрывок четыре раза. Никаких ключей в руках у вора он не разглядел. Следовательно, дверь была не заперта…

– Вот это мощно, – сказал он, не веря самому себе. – Ксения, в вашей организации такое в порядке вещей?

– Нет, мы тоже удивились. Николай Николаевич клянется, что перед сном сделал обход и все запер.

Сергей сделал копию с документов охранника, которого в музее упорно называли сторожем. Вакулин Николай Николаевич, пятьдесят четвертого года рождения, прописан в Мытищах… Бабкин набрал указанный номер телефона, но Вакулин был недоступен.

Мужчина в балаклаве снова появился перед камерой спустя двенадцать минут. «Знал, куда идти и что брать», – пометил Бабкин. Он первым делом проверил, сколько занимает путь от входа до подвала, где хранились картины. Четыре минуты, плюс выбить дверь – допустим, еще одна. И восемь минут на то, чтобы отыскать нужную картину среди других полотен и вытащить наружу.

Кстати, как вор ее нашел?

– Картины упакованы, но все они подписаны, – объяснила Ксения. – Подписывала я сама.

Сергей спросил у Ксении, сколько весит «Владыка мира», и услышал в ответ, что как человек, занимавшийся развеской картин, она может ответить ему с большой долей уверенности: чуть меньше двадцати килограммов, из которых основной вес приходится на массивную раму.

Выходило, что либо сторож помогал вору, либо тот физически достаточно силен, чтобы в одиночку поднять по лестнице и пронести по коридору тяжелую картину, да еще и в упаковке.

На записи с камеры было видно, что со своей ношей похититель обращался без всякого почтения. Прислонил к стене, открыл задние дверцы машины, подхватил картину – и довольно небрежно забросил внутрь.

Затем мужчина в балаклаве вернулся в музей. На второй раз ему потребовалось чуть больше времени: он показался снаружи только через шестнадцать минут.

Бабкин увеличил изображение. Но, как ни старался, не смог разглядеть никого на пассажирском сиденье. Вор действовал в одиночку.

– Записи предыдущих суток остались? – спросил Сергей. – Хотя бы тех, что накануне кражи?

Ксения покачала головой.

– Что вы! Чудо, что эта сохранилась. Когда я поняла, что «Тигры» и «Владыка» пропали, сразу побежала к сторожу и велела сделать копию. Ну, в итоге пришлось самой корпеть… наш Николай Николаевич человек хороший, но с техникой не дружит.

«У хорошего человека обворовали им же охраняемый объект прямо под носом», – подумал Сергей, однако ничего не сказал. Только спросил, нет ли у Ксении предположений, где может быть сторож.

– Дома? – неуверенно предположила та.

Бабкин покивал. Он выпытал у нее все, что Вакулин когда-либо упоминал о своей жизни, и вернулся на шаг назад.

– Ксения, как вы обнаружили, что картины исчезли? – Заметив недоумение в ее глазах, он пояснил: – Я ведь ничего не понимаю в организации процесса. Можете детально рассказать, начиная с окончания выставки? Картины сразу унесли в хранилище? И кто это сделал?

– Это входит в мои обязанности, – сказала девушка. – Я упаковываю работы, подписываю, переношу их вниз, как правило, безжалостно эксплуатируя Николая Николаевича в роли грузчика, он всегда готов помочь, за это мы его и ценим… В этот раз он был занят, так что я осталась одна. Но меня выручил муж Майи Куприяновой. Он приехал со своей женой отметить окончание выставки. Она тоже художница. Андрей – святой человек! Пока все… э-э-э… отмечали, он пришел мне на помощь. Мы с ним вдвоем перетаскали все вниз довольно быстро.

Бабкин окинул взглядом хрупкую фигурку в брюках и блузке с бантом и вспомнил о весе картин Бурмистрова:

– Разве у вас не должно быть специального человека для такой тяжелой работы?

– Должен, – подтвердила Ксения. – Как только для него выделят дополнительный оклад, он появится. А пока приходится справляться самим. Вы вот, я вижу, сразу нашего сторожа начали подозревать! А мы на него молимся. Он добрый и отзывчивый человек, о чем ни попросишь – все исполняет! Фактически он у нас здесь за разнорабочего.

– А второй охранник?

– Петрищев? Нет, от него помощи не дождешься. Его максимум физической деятельности – кроссворды разгадывать.

– Что происходит с картинами после того, как вы их упаковали? Сколько они могут оставаться в хранилище?

Она засмеялась:

– Ой, долго! Вообще-то у нас есть договоренность со всеми художниками, что работы должны быть разобраны в течение трех дней. Подвал-то не безразмерный! Но это правило часто нарушается. Кое-кто вообще забывает про свои картины. Но есть и те, кто сразу после выставки их увозит.

– Как именно?

Ксения пожала плечами:

– В обычном такси, никаких сложностей. Скажем, Майя Куприянова очень дисциплинированная. В этот раз у нее, по-моему, остались только две небольшие пастели, и она сразу забрала их с собой… А Борис Касатый после выставки захватил из хранилища все пять картин своего друга Ломовцева, потому что отправился к нему в гости. Мы всегда благодарны за такие поступки. Это значительно облегчает мою работу.

– А когда вы обнаружили исчезновение картин Бурмистрова?

– На следующее утро, чуть позже девяти, – не задумываясь, сказала Ксения. – Я пришла на работу в половине девятого, спустилась в подвал. У нас был заказан транспорт, чтобы отвезти некоторым художникам их картины…

– Подождите! Вы только что сказали, что они сами должны все забрать.

– Это зависит от договора с Ясинским. Попросту говоря, есть художники, у которых имеются деньги, чтобы мы все упаковали и отправили по адресу.

Бабкин понимающе кивнул. Бурмистров, разумеется, был из таких.

– Кому вы должны были отправить картины?

– Ульяшину, Бурмистрову, Алистратову, Юханцевой, – перечислила Ксения. – Все остальные разбирают свои работы сами. Я сначала решила заняться Бурмистровым…