На реальных событиях

– Зачем? Зачем ты убил ее? – слабый голос прежнего Петра Узича, миролюбивого и терпеливого, прорвался наружу сквозь все заграждения. Было слышно, как работали дворники. – Отвечай же!

– Я не знаю! – то же лицо выражало раздражение. Я понимала, что мертва просто из-за порыва психа, которого сама раздраконила. Но почему мое сознание все еще здесь? Почему я вижу происходящее, хоть и не могу повлиять на него? Это и есть жизнь после смерти? Неужели человек обречен вечно видеть то, как дорогие ему люди счастливы в его отсутствие. У меня в жизни был только один важный человек – Денис. И если он знает правду, то меня ненавидит. А если нет, то мне предстоит увидеть его разочарованное лицо, когда мой эксперимент окажется перед его глазами. Теперь я труп, но мне бы хотелось, чтобы хоть одна живая душа скорбела. Раньше я думала, что это совсем неважно, но сейчас… Сейчас все изменилось. Мне страшно хотелось, чтобы он оплакивал меня, всем сердцем, как оплакивают мать, отца, любимую собаку.

Жалела ли я о том, что сделала? Я как тот вор, который не жалеет, что украл, а жалеет, что его поймали. Это печально, но мне не было стыдно. Теперь, когда я умерла, я знаю, что зло внутри меня действовала с моего молчаливого согласия. Любить сложнее, чем ненавидеть.

Куда везет меня это маньяк? Почему рядом столько жилых домов? Он что, не выбросит мое тело в лесу? Почему его глаза стали такими сочувственными? О, да! Это же тот самый Петр Узич, которого я встретила, которого заковала!

Конечно, он привез меня в участок. Сдался, признался. Я думала, почему не могу увидеть Дениса? Почему не могу отойти от своего трупа? В морге было много времени, чтобы осознать, Зверь сдался, потому что не обладал достаточной волей. Все было так, как просчитал Киров и Марина Разузнаева. С одним исключением, они не нашли преступника, он сам сдался. Быть вспышкой, редким явлением очень легко. Вечная борьба со второй чувственной, но сильной личностью. Это все подходило Зверю. Но вот одиночество, с которым он столкнулся, получив все время, это слишком. Неожиданно, правда? Но быть жестоким, не значит быть сильным. Я терпела пустоту 30 долгих лет своей убогой жизни прежде, чем меня убили. Было ли что терять? Орлов рано или поздно узнал бы мою природу и никогда бы не простил. Я уверена в этом, потому что он по-настоящему хороший человек. Самый лучший человек.

Месяц спустя Петра Узича осудили на пожизненный срок, в зале суда он расплакался от счастья, потому что Зверь ушел в тень, но не исчез. Киров получил повышение, хоть и считал его не заслуженным и долго отпирался. Слава Моряк получил должность следователя и Марину Разузнаеву в жены. Думаю, он будет обожать Ивана Васильевича до конца своих дней.

Денис не плакал обо мне. Когда ему сообщили новость о моей смерти, он напился. Но я не знала его мыслей. Мне кажется, он понял, кем я была. Оказывается, после смерти не становишься экстрасенсом или полтергейстом. Говорят, меня заберут на сороковой день. Осталось десять, и я верю, что судья будет милостив ко мне, к моим слабостям.

Эпилог

– Как бы вы охарактеризовали столь скорое окончание сюжета вашей книги? – Денис Юрьевич сидел, откинувшись в кресле. На его коленях покоился блокнот с ручкой, он всегда записывал мои слова, что и раздражало, и превозносило одновременно.

– Там итак слишком много смысла. Если вы не смогли увидеть его, прочитав от корки до корки, очень жаль. Комментарии излишне, – я лежала на кушетке также, как это делают псих больные в дорогих американских фильмах. Я тоже находилась в лечебнице, но проблемной себя не считала. – Понимаете, доктор, творение должно само говорить, само объяснять. Каждый по-своему трактует слова книги, в этом вся прелесть.

– То есть смысл вашего произведения не раскроете? – его черные глаза лукаво смотрели поверх темно серой оправы очков. Он был красив, молод и достаточно умен, чтобы угадать своего персонажа в моей работе. – А ваши герои? Не хотите поговорить о них?

– Считаю ли я свою работу автобиографичной? – его светлая голова слегка наклонилась, кивая. – Конечно. Любой труд – это рассказ о себе. Можно выдумать штрихи, но эмоции и переживания останутся прежними, только твоими.

Орлов довольно согласился и опять записал что-то в свой блокнот.

Я вышла от него в понедельник в 16:00, как делала это последние два года. Да, я была влюблена в своего психиатра, тоже мне новость. Он был единственным, кому я разрешала читать свои произведения до издателя. Вы хотите знать, почему я оказалась в психушке?

Я писатель и за свой дар я расплачиваюсь бесконечной, ноющей дырой внутри. Я чувствую, как стою на краю бездны и одна моя нога то и дело соскальзывает.