Поднялась, пошла проверять. Идет по дому, прислушивается – вот есть! Есть какой-то звук! То стучит, то стонет.
Дети спят крепким младенческим сном в своих кроватях, и в их спаленках никакого стука-стона не слышно.
А вышла из комнаты Никиты – слышно.
Пошла на звук. Откуда-то от дверей входных, может, у соседей что случилось? На соседнем участке жил старинный друг деда и бабушки Григория Сергей Федорович, но зимой у того случился инфаркт, и дети забрали его в город, сами же приезжали на дачу не регулярно, иногда по выходным, только сейчас, в карантин стали наведываться почаще. А в будние дни вроде как Гриша с Зиной присматривали за их домом. Ну как присматривали – в сам дом не ходили, проверяли, чтобы кто чужой не шастал.
Может, на соседском участке что стряслось?
Пока шла к дверям, звук вроде как усиливался, подошла – раз и оборвался.
Да мать его ети! Постояла, прислушиваясь. Долгонько стояла, аж подмерзать начала – тишина.
Да ну его на хрен, разозлилась на себя и побежала назад в спальную под теплый мужнин бок, греться и спать.
На следующую ночь история повторилась.
Растревоженная не на шутку, Зиночка на сей раз открыла дверь и вышла на веранду, где звук был явно громче и определенней, и именно в этот момент странные звуки прекратились.
Потом Зинаида обнаружила пропажу старого детского одеяльца, которым она накрывала банки с закрутками в подвале.
– Вот куда оно могло деться? – громко негодовала она, жалуясь Грише.
– Ты же еще зимой грозилась выкинуть старое барахло, может, и его выкинула? – предположил он.
– Да не могла я его выкинуть! – все сильнее нервничала Зина. – Им очень удобно банки накрывать.
– Ну, не знаю, – недоуменно развел руками муж.
– Дети! – нервничала Зина, призывая детей. – Вы одеяло из подвала не брали?
– Мам, для чего? – спрашивал ее вместо ответа Никита.
– Ну, я не знаю, – терялась Зина. – Для игры какой-нибудь.
– Мам, – жалел ее сынок. – Нам оно вот точно не нужно.
– Нет, мам, – поддерживал старшего Олежек, отрицательно покачав головой. – Нам оно точно не нужно.
Через два часа спустилась за чем-то в подвал – глядь, а одеялко на месте.
Трындец, все, приплыли!
Зинаида пугалась за себя уже всерьез. Вспомнила про сестру родной своей бабули по папиной линии, которая провела большую часть жизни в сумасшедшем доме и там же умерла.
А ведь, говорят, что сумасшествие – это наследственное…
Полезла в интернет – изучать волнующий ее предмет и расстроилась окончательно, до слез, такого там поначитавшись, что только держись! Действительно сумасшествие и шизофрения как одна из его форм очень часто передаются по наследству, и, мало того, в ряде случаев наблюдается печальная тенденция, что у потомков проявления болезни бывают гораздо более тяжелыми.
Мама дорогая!
Зиночка позвонила бабуле. Привычно поинтересовалась их с дедом здоровьем, как им там сидится в изоляции, как старики себя чувствуют – они регулярно перезванивались раза два, иногда три в неделю.
– Ба, – как бы между прочим спросила Зиночка. – Я что-то тут вспомнила про твою сестру Лиду. Ну ту, что сумасшедшая была. Я тут подумала, а она одна у вас в роду была ненормальная или еще кто?
– Одна, – удивилась бабуля. – А что ты про нее вспомнила-то?
– Да так, тут разговор про болезни зашел, вот и вспомнилось, – приврала что-то не сильно внятное и убедительное Зинаида.
– М-да, – повело бабулю в воспоминания, – Лидуша была в юности тихенькая, милая, кроткая и улыбчивая девушка, а потом такие ужасы творить начала, страх и вспомнить. Что значит дурная кровь.
– Что значит дурная? – совершенно обмирая от страха за свою загубленную жизнь, пытаясь не заплакать, переспросила Зиночка.
– Так она же не нашенская была, – взялась с энтузиазмом пояснять бабуля. – Моего отчима, маминого второго мужа, дочь. А мать ее, то есть первая жена дядь Виктора, как раз таки была сумасшедшей, и ее мама тоже. Да-а-а, – протянула бабуля, с удовольствием предаваясь воспоминаниям. – Еще какая сумасшедшая, там вообще страшное дело творилось…
И Зина, съезжая по спинке дивана от внезапного облегчения, прослушала вполуха информацию о той несчастной безумной мамаше не менее безумной Лидушки.
Так. Значит, не наследственное. И что мы имеем в таком случае?
Для таких вопросов у нас есть интернет с его прекрасными поисковиками – только в путь!
Через пару часов, холодея внутри от ужаса и безысходного осознания грядущей неотвратимости беды, Зинаида поставила себе окончательный диагноз.
И пошла искать мужа для серьезного разговора.
– Гриш, – усадив его напротив себя, Зинаида взяла ладони мужа в руки, посмотрела ему в глаза и приступила к тяжелому, но неизбежному разговору и, как обычно, не прячась за пустыми фразами, рубанула с главного: – У нас беда.
– Так, – сразу же напрягся Григорий, внимательно вглядываясь в лицо жены. – Какая?
– Со мной последнее время происходят странные вещи, – осторожно начала Зинуля. – Я теряю вещи, продукты, я забываю, что и когда готовила, покупаю продукты по списку в магазине, а дома обнаруживаю, что часть забыла купить. Потеряла то одеяльце, ты помнишь?
– Одеяльце помню, – осторожно согласился Гриша.
– Ну вот! – обрадовалась Зина. – Я смотрю: его нет. Все облазила в подвале: нет. А через два часа спустилась за луком: есть, лежит на своем месте. Я же точно помню, что не было, и я искала, а оно лежит.
– У детей спрашивала? – все больше напрягался Гриша.
– Конечно, спрашивала, говорят, что не брали. И не врут, я же вижу, – продолжала она, все больше и больше заводясь. – Какие-то старые миски-тарелки пропадают, начинаю искать – а они на месте. И еще вот что, Гриш. – Она придвинулась к нему поближе. – Ночами я стала слышать странные звуки, словно стучит кто-то тихонько и стонет или пищит. Несколько ночей подряд так пищало-стучало, а потом перестало.
– Перестало, да? – переспросил Гриша.
– Да, – кивнула Зинаида. – И я, Гриша, загуглила все эти свои симптомы и получила однозначный ответ. – Она глубоко вздохнула, набираясь решимости и выдохнула: – Все, что со мной происходит, это первичные признаки начинающегося Альцгеймера.
– Чего начинающегося? – начал тихо похохатывать Григорий.
– Альцгеймера, – трагическим, убитым тоном окончательно призналась Зинаида.
– Не-не-немец, что ли? – не удержавшись, принялся хохотать Гриша.